Последнее письмо

Чайник внизу давно уже просвистел, и только скрип половиц от шагов Андрея давал понять, что в доме есть кто-то живой. Я глубоко вдохнула и нажала на ручку двери.

Свет заливал кабинет профессора Гончаровой даже в тусклый осенний день. Наверняка поэтому она и выбрала эту комнату для работы. Огромный стол тянулся до самого подоконника. Шкаф со стеклянными дверцами плотно забили книги. На носочках я подошла посмотреть. Атласы по операциям на брюшной стенке и органах брюшной полости, по онкологическим операциям, по лапароскопическим операциям, по оперативной хирургии грыж, по операциям на органах грудной клетки, книги о болезнях кишечника, желудка, печени, по военно-полевой хирургии, по госпитальной хирургии, по акушерству и гинекологии – чего только нет!

– Грех не иметь дома медицинскую библиотеку, если у вас династия врачей.

Андрей подкрался так незаметно, что я вздрогнула.

– Напугал?

– Нет. Просто засмотрелась.

Он мимолётно улыбнулся и подошёл к столу.

– Бабушкины работы здесь. Человек старый, сама понимаешь, бумаге доверяла больше, чем ноутбуку. Папа теперь всё это перепечатывает, когда у него есть время.

Андрей наклонился, выдвинул верхний ящик, стал доставать на стол пухлые сшитые папки.

– Почерк в принципе разборчив, но, если что – зови. А лекции, кстати, у неё были распечатаны, – вспомнил он. – Да, точно! Я сам их печатал, когда учился. Отойди-ка, дай посмотрю в шкафу.

Андрей подошёл и распахнул стеклянные дверцы, в которых мелькнуло и исчезло отражение кабинета и его лица. Нашёл большую синюю папку, открыл, полистал.

– Вот, держи. А тут у нас что?

Он наклонил голову, чтобы прочесть название на корешках толстых, потяну из ровного ряда и вручил мне справочник по госпитальной хирургии. Потом достал с той же полки, но у самой стенки довольно толстый ежедневник.

– У бабушки было полно таких вот записных книжек, – сказал Андрей. – Она с ними не расставалась. Записывала самые необычные случаи из практики. Это что-то типа дневника, но не личного, а рабочего. Из них она черпала материал для своих статей. Многие растерялись еще при её жизни. Заберу с собой, а то тоже куда-нибудь пропадёт.

– Можно его посмотреть? – попросила я. – Пожалуйста.

Андрей пожал плечами.

– Держи, если хочешь. Изучай. Занимайся.

– А ты что будешь делать? – спросила я.

– Мне надо убраться в сарае. И подготовить сад к зиме.

Он по одной закрыл дверцы шкафа, оглядел комнату, словно не торопился уходить.

Я молча подошла к столу, положила лекции справочник и записную книжку Лидии Семёновны рядом с рукописными листами. Мне всегда было спокойно с Андреем, но это хмурое молчание, появившиеся после утреннего разговора, раздражало, как спутавшиеся в кармане наушники.

Так и хотелось хлопнуть по столу, грохнуть что-нибудь на пол, повернуться к нему и закричать: «Что ты от меня хочешь?!».

Я уже была готова открыть рот, но не произнесла ни звука.

Андрей смотрел прямо на меня. В его глазах синел северный океан. Мрачный и спокойный. Андрей привык быть спокойным. Для него естественно забивать бури и штормы в глубину себя, а внешне оставаться непоколебимым.

Но я знала, что Андрей может быть и другим. Вчера он был весёлым, шутил, смеялся, дурачился. Потом, когда мы целовались в волнующем полумраке его квартиры – ласковым, нежным. Счастливым?

Я повернулась к столу, машинально открыла записную книжку и прямо на первой странице наткнулась на пожелтевший мягкий от старости конверт, сложенный вдвое.

– Тут письмо.

– Письмо? – Андрей подошёл ко мне. – Уверен, это от деда, хоть адреса не разобрать. Странно только, что одно. Обычно бабушка хранила их стопкой. Как оно вообще сюда попало? Хотя какая разница. Давай я его прочту, – предложил он, забирая у меня конверт. – Тебе понравится.

– Я не привыкла читать чужие письма, – ответила я. – Это может быть что-то очень личное. Мне бы не понравилось, если бы кто-то читал нашу с тобой переписку. Даже если бы я уже того…

Я кивнула на потолок.

– Это тебе бы не понравилось, а бабушка любила читать нам письма вслух. У деда Фёдора был талант объясняться в любви. Я этому так и не научился.

Я пожала плечами. Андрей раскрыл конверт, вынул листок, исписанный рядами синих чернил.

Почему-то мне показалось, что он хотел прочитать письмо не мне, а себе. Вспомнить приятное ощущение из детства, когда бабушка читала ему с сестрой (Ксюшей, кажется?) признания их деда.

– Присядь, – сказал Андрей, подвигая мне стул. – «Дорогая Лида»! – прочёл он с робкой полуулыбкой. – «Если бы ты только знала, как я хочу назвать тебя “Моя Лида”»… Погоди.

Взгляд его стал серьёзным. Меж бровей и по лбу пролегли угрюмые морщинки. Он пробежался глазами по письму, перевернул лист, посмотрел на полустёртый адрес на конверте.

– Это письмо не от деда, – сказал Андрей. – И почерк не его.

– Тогда от кого? – спросила я.

Андрей не ответил. Его глаза быстро перебегали со строки на строку, цепляясь за округлые хвосты букв.

Я не знала, что делать, и открыла к книге по госпитальной хирургии. Но потом показалось мне бесчувственным заниматься своими делами (даже делать вид, что занимаюсь). Я закрыла учебник без хлопка и посмотрела в окно.

Ветер теребил засыхающие листья яблонь, тряс их не сильно, но настойчиво, пока, наконец, они не сорвались с веток.

Андрей кашлянул, собираясь с мыслями. Я повернулась к нему. Прочитанное письмо тряпкой повисло в его пальцах, он даже не пытался его расправить. Усмехнулся, но глаза его остались серьёзными, если не грозными.

– Держи, – сказал он и протянул мне письмо. – Прочти.

– Я? Разве меня это касается?

– Какая уже разница?

Андрей не смотрел на меня. Взгляд его блуждал в пространстве.

Иногда ты узнаешь что-то, что тяжело нести одному. Словно тебе дали слишком большую коробку. Тогда становится не важно, в чём твоя тайна. Тебе нужен тот, кто с кем ты разделишь её.

Я взяла мягкий затёртый листок из его рук, положила перед собой и прочла письмо до самого конца.

«Дорогая Лида!

Если бы ты только знала, как я хочу назвать тебя “Моя Лида”! Такое маленькое слово, и какой большой смысл. Моя Лида… я хочу написать это, хотя бы расписывая ручку.

Я не писал тебе ни разу с нашей последней встречи, но думал о тебе всегда. Это странно, думать о человеке всегда, а я ловлю себя на мыслях о тебе, даже если думаю о чём-то постороннем. Порой мне кажется, будто ты стоишь за моей спиной и смотришь на меня. Как прежде смотрела, когда я играл твою любимую «Лунную сонату». Я раз за разом оборачиваюсь в надежде увидеть тебя, твои глаза цвета льда, в котором искрятся солнечные лучи, но вижу лишь пустоту, квадрат воздушного пространства, в котором так не хватает тебя.