Планета Навь

Так, ведомые солидарностью лётчиков всего перепуганного мира, они выбрались в преддверия Дальнего Космоса.

Скитания в лабиринте Кольца… далёкий полёт… рискованная высадка на территориях дальних механизированных ферм на малых планетах, уже захваченных Спутником, который теперь заполучил прописную букву… На окраине, где запахло путешествием в один конец, они ощутили, что вырвались из окружения.

Вступая в незапланированные схватки с патрулём оккупантов, они почти счастливо выходили из переделок, благодаря чистоплотности комэска, никогда ничего за собой не оставлявшего. И если красные трассы, заканчивающиеся фейерверком огней где-то в пропасти, и осветили несколько раз их скорбный путь, героями они себя не почувствовали. Они просто радовались.

Истребителей осталось пять, и тех, кто внутри – тоже пять.

Старший лейтенант был ведомым у комэска, а это так трудно – не отвлекаться. Иногда, впрочем, комэск, загнав противника, по-дружески отступал, чтобы позволить выразить свои чувства ведомому и таким образом отдать ему дань уважения за самоотверженность и занудство.

Совершив гигантский круг по обитаемому квадрату, они пробрались к Нибиру сквозь архипелаг, который теперь был для них единственно понятным местом как насест в голубятне.

И высадились на родной планете в чужой стране в горах… возле океана.

Там они соединились с маленьким подразделением, созданным мятежным военачальником сданной правительством страны. Цель – для борьбы с внешним врагом – была названа издалека, не в эфир – а в рупор, с использованием нескольких международных слов и обильной жестикуляции, под прикрытием двух пистолетов – по одному с каждой стороны.

Подразделение, с которым они соединились, было вне закона в своей стране. Сами они испытывали смутные сомнения относительно своей судьбы на Родине. Ведь они оказались в окружении. Разве южанин может оказаться в окружении?

Отечество дружественного военачальника было оккупировано в первые дни налётов. Правительство, по выражению сепаратиста, как оказалось, имело своё призвание, связанное с оказанием гигиенических услуг захватчикам – а какое, сепаратист сказал, но пришлось позвать толмача, и после того, как лингвистический комок был благополучно распутан покрасневшим парнем-переводчиком, раздался оглушительный смех.

До этого случайно слетевшиеся союзники, как бы так сказать, тревожно обнюхивали друг друга, но после взрыва Чжу Ба Цзе и один из иностранных мятежников, похожий на него парень, обоюдно посмотрели в глаза чисто два любовника. Эта шутка тоже прозвучала.

Всем этим бедным убийцам, от которых отказались суверены, было хорошо вместе…

Иностранный военачальник сформировал теневое правительство и в эфире призвал добрых и честных граждан своей родины оказать всё возможное сопротивление захватчикам. Он велел желающим найти его, чтобы воевать в союзе с Южной Землёй.

Пусть Южная Земля – объявил он – всегда была для нас пугалом. Но только она сумела не сдаться в первый день войны. Объединим усилия – ибо враг из космоса страшнее тирании Южной Земли.

Собравшиеся для выпивки на чьём-то корабле, они обсудили план действий и тактику грядущих боёв, в одном из которых Чжу Ба Цзе был вынужден выполнять обязанности комэска. Теперь у них было четыре истребителя, и Чжу Ба Цзе летал без ведомого.

Конферансье организовал поднятие флага, и его подняли, для чего был приглашён Чжу Ба Цзе.

Среди замундиренных мальчиков и девочек Энки сразу увидел золотую гладкую голову брата.

Энлиль, суровый и надменный, как и все остальные члены отряда, отделённые от окружающих своим жертвенным состоянием, ничем не отличался от тех, что слева, и тех, что справа. Разве что своей красотой. Кукольные черты Антеи, соединившись с грубоватым наследством Ану, были что надо – в меру утонченные… ещё чуть – и слишком уж утончённые… но глаза были чуть приметно малы, губы тонковаты, а подбородок – ну, эта деталь декора у всей мужской половины династии Ану была одинаково вызывающей.

Ишь ты, волосок не шевельнётся, и мундир к лицу ему. Вообще, брат был добрый и справедливый, обладал и другими природными дарами, но был очень холоден и спокоен. Очень холоден. И чертовски спокоен.

Он вступил в отряд в тот же год, когда их перевели в общую школу. Энки осмеял его всеми доступными способами, но Энлиль ничуть не сердился. Он готовил себя к войне.

Прозвучал гимн. Там шла речь о свободной родине.

Волны музыки всегда оказывали влияние на пылкого Энки. Зима кончалась, а он раньше всех чувствовал поступь весны. Ноздри его короткого грубоватого носа трепетали, и в крови бродила тонкая отрава весны. Для него она была насильница, её маленькие слабые цветочки и мрачные штормы, скручивавшие поручни набережной, зеркально отражали то, что свершалось в нём самом. Точно это он цвёл, точно это он ломал железные прутья. Он был невысокий и сильный, рыжевато-бурые густые волосы стояли дыбом на дурной башке, стан был тонок, походка то развинченной, как песенка, то он делался деревянным человечком.

Годы созревания дались ему труднее, чем сверстникам. Он знал, что чувствует слишком глубоко, а это недостаток. Он был плаксив, и это скрывалось им со сверхъестественным напряжением. Он был страстен, как голубь, или, как весенний хищник, но до поры до времени придерживал себя. Прыщи никогда не оскверняли его невысокий широкий лоб, его плечи разворачивались и наливались силой, как крылья, его нрав делался всё сложнее.

Он не понимал своего младшего брата, на которого смотрел сейчас.

Энлиль, младше его почти тремя часами, был совсем иным. Ану устроил свою личную жизнь так, что две женщины одним утром преподнесли ему щедрый дар – двоих сыновей.

Энки родился очень ранним утром, на стыке ночи и рассвета. Просто ранним утром, когда люди присасываются к чашечке кофе и, скосив глаз, застёгивают часы на запястье, был рождён златоволосый Энлиль.

Но матерью Энки была леди Эри, знатная дама из боковой ветви царского рода. А матерью Энлиля – двоюродная сестра Ану – Антея мистрис Ану.

Поэтому первородный сын не унаследует Абсолютной Власти Командора. Ему дарован титул Энки – Хозяина.

Собственно эти прозвища и стали их именами, настоящие пышные имена оказались погребены в документах.

Всё было решено ещё в пору их младенчества при полном попустительстве посмеивающейся Эри.

Я – Энки. Я – сын мира. Война не для меня.

Это только честно, ибо Энлиль явно собирается воевать.

Вынесли знамя шестеро маленьких мальчиков в мундирах. Двое юношей постарше из параллельного класса мерным шагом прошествовали с оружием наперевес, сжимая руками в тонких белых перчатках свою – по умолчанию – участь. Он не знал их имён.

Встав туда, куда следует, возле шеста с висящим флагом, они замерли. Того, что слева, Энки про себя сразу прозвал пафосным. Тот, что справа, стоял спокойно и, похоже, думал о чём-то.

Речёвки всегда казались Энки очень любопытным жанром: будто дезертиры поэзии, те гнусные предатели, которые осмеивались и проклинались в этих самых речёвках.

Дети в мундирчиках называли тихими голосами знаменитые даты сражений, почерпнутые из летописи народов Южного Материка, каковое перечисление – понял Энки – должно было соединить историю военных подвигов и преступлений в разные эпохи в единую цепь. Гражданская война преобразовала политический строй Юга, народ разделился, армия тоже. Все знали, что армия преобразователей победила, потому что лучшие офицеры противников сочли необходимым изменить присяге и воевать за новую власть.

Таким образом – и Энки умилился ловкости составителя текста – выходило, что единая цепь событий объединяет прошлое и настоящее и даже будущее, ибо ведущий призвал всех присутствующих мальчиков помнить – что защита Отечества есть их природная обязанность.

Энки неприкрыто содрогнулся, его мощные плечи под тонкой курткой ссутулились степным холмом. Он оглядел детей – он называл их детьми, – которых дружелюбный военный наставник прочил в пушечное мясо.

Вообще, Энки дивился изумительно тонкой смеси лжи и правды в происходящем. Конечно, форма была топорной, но это только усиливало смысл.

Правда была – подвиги простых нибирийцев, красота простых нибирийцев, глупость простых нибирийцев. Ложь была – что этих нибирийцев непременно надо использовать как мясо. И нибирийцы должны это понимать и любить это своё предназначение превыше мамы и папы и Абу-Решита, Чья заповедь – положи душу за други своя – была с чудесной наглостью использована для того, чтобы отправить этих маленьких мальчиков защищать штаны Ану.

Конферансье сообщил, что уже триста без малого лет в предместье существует организация «Преданные». И сейчас новое поколение покажет свои практические навыки.

Энки подсмеиваясь, спросил себя, не захочет ли царский наследник засветиться в качестве бонуса Родине, но золотая голова Энлиля осталась неподвижна.

Было объявлено, что первым номером идёт Разборка Автомата.

Толпа детей замерла, все вытягивали из курток шейки, цветы в их лапках, предназначенные для жертвоприношения, поникли. Дети смотрели на таинственный стол, ещё раньше привлёкший внимание наблюдательного Энки.

Вышла девочка с пышными волосами, и внимание присутствующих было безраздельно отдано ей. Энки был растроган и заметил, что мрачный Чжу Ба Цзе тоже посмеивается про себя.

Девочка очень ловко справлялась с частями старинного, освящённого войнами оружия, но в одном случае работа застопорилась – девочка совершенно спокойно выковыривала какую-то чушь из другой чуши – пока конферансье с улыбкой не сказал: не надо… там заедает…

Царский первенец ухмыльнулся, не придавая происшедшему никакого символического значения, иначе придётся с утра до вечера ржать. Так и в коня можно превратиться.

Энки возблагодарил Бога за то, что родился вовремя – кровавая жатва кончилась до того, как он приблизился к тому возрасту, когда юношу полагалось вписать в список смертников. Он не сомневался, что Ану отправил бы обоих сыновей на бойню.

Конечно, Энлиль был бы счастлив. Энки представил себе брата на белом боевом жеребце, хвост дыбом, и себя – его бы, конечно, сплавили в пехоту, чтобы проучить.

Девочка справилась с автоматом, положила его со стуком и объявила тоненьким голосом, что задание её выполнено, автомат разобран.