Превратись. Вторая книга

Когда акула это сказала (с простодушным видом), Сари вздрогнула. Всеволод уже с полминуты видел то, чего не могла видеть Веда – синяя юбка была Сари прихвачена в одном месте, где касалась дерева. Сари сидела выпустив когти, и этим, в частности, объяснялось её равновесие.

– Да. – Легко согласилась Сари. (Хвост лежал спокойно.)

Она переменила позу.

– Не думайте, что я хочу сменить тему, но вам просто необходимо отдохнуть.

Она спрыгнула, не давая им утруждать себя новыми благодарностями, и, цокая коготками, вывела их на знойную улицу, быстро (продолжая болтать) провела по закоулочку, где они мимоходом увидели летнюю кухоньку и чудовищные сковороды, ещё шипящие, ибо их поливали и тёрли песком обруганные «шпаной» леопарды, которые, как они уже знали, приходились Сари троюродными братьями. Бывшие, очевидно, в полном подчинении у взрослых, котята с неприличным интересом проводили гостей взглядами. Веда видела, как младший показал на них лапкой и что-то говорил, двигая короткими усами.

Переулочек вывел на обычную поселковую улицу с мясной лавкой, где на задней террасе орудовал секачом мосластый леопард, похожий на первого из жителей встреченного ими привратника, и двумя рядами прохладных и чистых домов, щедро осеняемых родовыми деревьями (некоторые были плодовыми), а, затем, сузившись, улица сошлась в пустырёк с меловым утёсом посредине.

Возле утёса, подножие которого заросло ходящими ходуном от слабого восточного ветерка лиловыми цветами, видимо, не менее семи десятков Орсолет назад выстроили кирпичную пятистенку. Плоскую крышу, крытую спрессованной соломой (её обновили, вероятно, года два назад) увенчивала сбоку печная труба, а не дерево. На коньке поскрипывал жестяной флюгерок, в очертаниях которого угадывался профиль человеческого лица. Нос и подбородок торчали, веером стоящие жестяные клоки волос напоминали виньетку под текстом.

Веда не вспомнила, где она видела виньетку – зато хихикнула: профиль чуть пародийно воспроизводил лицевой угол идущего рядом дракона. Тот не понял, чему ухмыльнулась Веда, и вопросительно взглянул на неё. Окружённый слабым светом катившегося в положенном направлении Орса, Всеволод задрал подбородок и увидел флюгер, в ту минуту указавший точь-в-точь на Север.

– Ничего себе. – Буркнул дракон.

(Но он так и не понял, почему смеялась Веда.)

За утёсом слышалось милейшее журчание. Отойдя на пару шагов, Веда увидела: блестит ручей, скользя по белым валунам, отёсанным водой до самых ласкающих глаз очертаний. Изо всех сил гулил на дереве скрытый листвой самец горлинки – дерево росло ниже по течению и казалось привидением. Было грустно. Этот красивый пустырь вызывал странное настроение, словно его отделили до неба каменной стеной от посёлка.

Сари добрыми пожеланиями и шутливыми извинениями рассеяла набежавшую тень сомнения и страха, вводя их в что-то сказавший дверными петлями и крылечком (новеньким, из подогнанных без шовчика досок) низенький дом. На правах хозяйки, она громко подвергала критике воздух (он и, впрямь, отдавал чуточку затхлостью), паутину (ни одной не приметили Веда и опрятный, как белка, дракон) и качество воды (из ручья), которой предполагалось наполнить ванну – литую чашу из латуни с головою хищной птицы и на птичьей массивной лапе.

Всё это были забавные пустяки – дом был хорош и просто-таки извертелся, ожидая именно их.

Показав две спаленки (при этом Сари весело сверкнула янтарными добрыми глазами) и гостиную (без дерева, зато с отменной деревенской мебелью), хозяйка сама заботливо и, бормоча что-то про водопроводчиков, повертела чудесно работавшие латунные краны и, похлопав лапою без признаков когтей по стопочке пёстрого, наглаженного, как страницы в книге, постельного белья, ушла, сказав у порога:

– Да, и если, что нужно… Да я сама, впрочем, через часик зайду.

– Я прослежу, чтобы он к этому времени во что-нибудь завернулся.– Пообещала акула, и Сари, хохотнув, ушла, потрогав Ведину сумочку на крючке у двери.

Веда громко прошептала:

– Это ненатуральная. – И Сари в окно погрозила ей кошачьим кулачком.

Веда слышала, что та напевала – на родном языке.

Акула без колебаний присвоила себе первое право испытать диковинную ванну и окунуться в прохладную, хотя и горячий кран был исправен, воду ручья, наполнившую ложкообразное углубление на седле птицы. Выкупавшись, и, по возможности приведя в порядок одежду, она принялась рассматривать полку в гостиной.

Веду привлёк необыкновенно широкий корешок малюсенькой и толстенькой книги, жёлтый в чёрный горох. Акула подцепила чистым пальчиком каптал из оранжевого бархата и любопытно заглянула на обложку, не вытаскивая книги.

– Подарок. – Пояснил чей-то незнакомый голос в окошке, со шпингалетами коего смог справиться только дракон.

Веда подошла к низкому подоконнику с книжкой под локтем и высунулась в окно. Там стоял в чёрной сутане леопард. Лоб его был высок, из-за чего голова приняла яйцевидную форму.

– Подарил один критик… – Красуясь на фоне утёса, молвил гость.– Специально приезжал… Хотел книжку о нашем, забытом Орсом, месте писать, кажется, а, впрочем, чёрт его знает, что он хотел.

Веда встретилась с пришлецом взглядом – глаза у того зеленели, как мурава, и блестели от сдерживаемого смеха. Веда сразу поняла, что перед нею весёлый пройдоха и то, что называется «в семье не без урода».

– И что же, написал он? – Ещё высунувшись, спросила она.

Леопард оглянулся туда-сюда и, приблизясь, с томным видом потупил глазки.

– Написал… наверное.

Веда захихикала. Гость поправил белый высокий воротничок и, подняв глаза, нравоучительно заговорил:

– Рискуя быть неправильно понятым, я бы сказал, что мы его съели… но…

Они оба ещё потерпели, но внезапно расхохотались разом. Привлечённый звуком, дракон явился с крыльца (где он тайно и тщетно пытался отчистить скорлупу украденного яйца с подмётки) и замаячил за плечом Веды. Увидев его, пришлец мгновенно смех прекратил и с достоинством пригласил их – от имени всеобщей любимицы, «нашей общей знакомой» – повечерять в обществе, более широком, нежели то, в коем они сейчас имеют честь пребывать.

Они застали посёлок совершенно переменившимся – всюду кишели жители. Столько пёстрой шерсти Веде не доводилось видать ни разу, хотя Пусик, которого она (мельком) вспомнила, в младенчестве размотал не один клубок, купленный нарочно для него, что ничуть не шокировало продавцов, которых НН непременно оповещала, для какой цели приобретается дорогой товар.

Улицы мягко колебались, похожие на коробку для рукоделия с напрочь перепутанными нитками, в которые забралась мышь. Многие леопарды были в кожаных тиснёных портупеях с широкими поясами, ладно перехватывавшими их атлетические в большинстве фигуры. К поясам крепились многочисленные предметы: по-видимому, род кортиков в кожаных же ножнах, что-то вроде портняжных варварского вида ножниц с колпачками на страшных, крестообразно сходящихся остриях, и небольшие, с Ведину ладонь, треугольные лопаточки.

– Как вам гостеприимство нашей страннолюбивой тётушки? – Мимоходом спросил молодой пастор, всё время занимавший, в особенности, акулу презабавным разговором по поводу ксенофобии.

В манере его вести перестрелку неоконченными репликами и всегдашней готовности рассмеяться (хотя после обоюдного веселья по поводу Участи заезжего критика он ни разу этого не сделал), не чувствовалось специфического обаяния, которым отличалась Сари, но с ним в целом было занимательно.

– Всё хорошо.– Серьёзно и в тон ему отвечала переимчивая акула, кивком благодаря посторонившегося леопарда, подстригавшего ветровой заслон. Рядом стояла жена (в тоненьких и лёгких ремешках портупеи), очевидно, давно просившая его об этом.

– Особенно, – продолжала акула, – санузел. Краны, ручки, полотенцедержатель и прочие детали очень удобны.

– Ах. – Воскликнул пастор с закипевшими смехом глазами, – жаль, Сари не слышит. Вы уж повторите это при ней, будьте ласковы. Она так старалась, приводя всё упомянутое в порядок!

– Непременно. – Пообещала Веда. – Хотя и предпочла бы в этом отношении следовать местным обычаям.

При этих словах леопард (не тот, что подравнивал изгородь, а другой, моложе и крупнее, посреди улицы в толчее, с мышцами, ходившими под короткой шерстью, как яблоки), стягивая нарамники, поднял морду и посмотрел на Веду. Жители, в общем, не обращали особого внимания на пришлецов, исключая ручеёк вежливых отрывистых замечаний, когда, уступая дорогу, они неуловимо подавались в сторону на задних лапах с кожаными перевязками над коленом, или приветствий, когда с ними здоровался провожатый гостей.

– Да, наши лопатки, завещанные нам, согласно священным текстам, прародителями из Далёкого Неба, очень милы.– Подхватил смешливый пастор с обычной подавленной готовностью разулыбаться. – Надеюсь, – он склонил к Веде удлинённую морду, с мужественными подушечками, ощетиненными пучками усов, – в вашем замечании истой путешественницы нет ничего иронического?

– Ни в коем разе.– Категорически отмела Веда Львовна, глазами здороваясь с распортупеенным леопардом. Тот, уже успевший присесть на ближайшее крылечко, медленно привстал, поклонился, комкая в лапе связку ремней.– Напротив того, в ваших обыкновениях есть нечто… м-м, как бы сказать?

– Поучительное и в то же время трогательное? – Поискав слово и, оправляя белый воротничок свой, предположил попутчик.– Кстати, мы пришли.– Тотчас прибавил он, делая пригласительный жест лапой и не дав времени согласиться, либо отвергнуть предложенное.

«Пришли» означало, оказывается, что они остановились возле ветрового заслона из кипарисов, точь-в-точь такого, как всюду в посёлке, разве что чуть выше и с более широкими воротами, так и приглашавшего войти, тем паче, что Орс, представлявший дотоле мутный золотой шарик, оживился, катясь к Западу, и пригрел неожиданно крепко плечи Веды Львовны.

В основательном овальном дворике первое, что останавливало взгляд, было отсутствие дерева. Тёплая прохлада утоптанной хвои, коей присыпали землю под ногами, делала ненужными почётные табуретки. Здесь общались и неспешно переходили с места на место, изредка задирая мощные морды к ласковому вечернему небу и то ложась на передние лапы, то лениво осаживаясь на задние, двенадцать или около того жителей.

Никто не глазел на гостей, не перешёптывался и на пару минут, пока пастор вступил в краткие переговоры с одним, двумя из присутствующих, Всеволод и Веда оказались предоставленными самим себе.

Обсуждались организационные моменты, прозвучали слова вроде «…поспели к трапезе?» и успокоительное «в порядке», причём пастор говорил на суржике из сурийских и местных слов

Сбоку разговаривали два леопарда на родном языке с преобладанием лиричных согласных сочетаний, где преобладал звук «м», но, заметив, что гостья прислушивается, сейчас же из расхожих приличий перешли на сурийский, которым они владели очень чисто.

– …Последнее испытание.– Говорил один из собеседующих, с полуслова оставивший мурлыкающий говор, ради родного языка акулы.– Металл. Лабиринт со множеством механических ловушек. Представляете, Гоби?

Тот, к кому обращались и слушавший с обманчивой ленцой, а на деле напряжённо внимательно, что и вообще, заметила Веда и подтверждаю я, свойственно леопардам, подковкой выгнул подвижную верхнюю губу в знак того, что он представляет.