Солнце, – или как его величают по-тутошнему, – закрасилось шальным облачком. Редактор, пытаясь привыкнуть к внезапно павшей на глаза тени, краем мысли уловил, что пепельноволосый опускает какую-то штуку и прячет её за лацкан. Редактор отчаянно сощурился.
Легчайший туман овеял пространство, расходясь почти правильным кругом метров пятидесяти в радиусе.
Редактор, как в полусне, смотрел…
Аннунак из вагончика подвёл арестованного к пепельноволосому, и тот кивнул. Ужасно грубо взял скованного за браслеты за спиной и тряхнул, как куклу, так что длинные волосы арестованного закрыли лицо. Редактор благоговейно передёрнулся.
Пепельноволосый о чём-то переговорил с аннунаком, держа страшной рукой арестованного за наручники. Аннунак, выслушав, пошёл и, садясь в вагончик, высунулся снова. Редактору показалось, что аннунак в лёгком сомнении. Аннунак крикнул несколько слов.
До редактора донеслось что-то вроде:
– По инструкции обязан…
И что-то насчёт того, что он должен увидеть, как преступник взлетит.
– Да бросьте, – звучно ответил пепельноволосый. – Я-то лучше знаю. Поверьте, я знаю….
Тут слышимость ухудшилась, потому что сознание редактора как будто заволокло чем-то, хотя облачко уже смылось.
– … эти проволочки… не парьтесь, милый.
Аннунак успокоено кивнул, залез на водительское место, и вагончик уехал. Редактор проводил его сонными глазами. Дальше он видел такой сон:
Пепельноволосый вдруг упал, как подкошенный. Преступник в корсарке побежал к катерку, уже без браслетов. Пепельноволосый поднял оружие и выстрелил…
Интересно, улыбаясь, подумал редактор. Как интересно.
Р-раз!
Он попытался стряхнуть наваливающееся на него забытьё.
Агент ещё выстрелил. Два!
Уйдёт ведь, сказал в редакторе сознательный незасыпающий гражданин. Уйдёт преступник-то.
И верно. Как в песок глядел, угадал редактор, хоть и пребывал в состоянии престранном. Третий выстрел попал куда-то в нежное место мозга редактора. Стало хорошо.
Катерок заюлил на песке. И, закручиваясь на взлёте, винтом ушёл в воздух.
Покачался, полетел.
Если бы один раз… сказал себе редактор и заснул.
Один раз. И он проснулся. Его звал властный голос.
Пепельноволосый стоял над ним на одном колене и звал редактора, вытаскивая из мира, где не было власти.
Редактор неуверенно встряхнул головой – он спал стоя, оказывается.
Теперь он увидел, что пепельноволосый полулежит на песке чуть дальше и зовёт на помощь.
Редактор, тряся головой, будто в уши попал песок, приблизился.
Атлет, лёжа и опираясь на локоть, как на подножие памятника, совершенно спокойно сказал:
– Вы видели… он сбил меня с ног. У него были ключи от наручников. Преступник бежал. Вы свидетель.
– Я свидетель, – туповато повторил редактор.
Мысль его в противовес событиям работала туго. Пепельноволосый, вставая и сделав пару шагов к редактору, хромая, повторил:
– Тут вопрос госбезопасности. Вы свидетель и обязаны, как сознательный гражданин…
Мысль пробудилась. Редактор закивал.
– Обязаны повторить это в соответствующих инстанциях. Но – только там.
– Да…
– Повторите. Вы – важный свидетель.
– Я…
– Позовите на помощь. Кажется, я контужен. Вы сами не ранены? Он был вооружён.
– Я?
Редактор оглядел себя, ожидая увидеть, как покачивается пронзившая его навылет стрела. Пепельноволосый спокойно ждал. Потом сказал мягко:
– Идите. – (Он посмотрел на часы). – Позовите кого-нибудь. Он разбил мою рацию.
Редактор поплёлся в указанную вытянутой рукой пепельноволосого сторону.
Тот окликнул:
– Помните, никому ни слова, пока я вам не дам дальнейших указаний.
– Конечно. – Оглянувшись через плечо, серьёзно отвечал редактор и увидел последним такое, что могло быть объяснено, разумеется, одной лишь игрой света и тени.
Как свежий рот агента подергивается на углах. И свет проник под очки, и в глазах великолепного правительственного служащего редактор увидел торжество… и страх.
Повинуясь долгу и отбросив все сомнения, которые могли быть губительны, редактор зарысил к лагерю. И только завидев солнцезащитный купол и услышав шум голосов, только подняв тревогу, остановив первого встречного инженера, вспомнил и перестал отвечать на дальнейшие расспросы.
Инженер пожал плечами. Потёр бледное лицо и прикрыл глаза в чёрных кругах.
Сознательного гражданина мучал один малый вопрос. Почему он… ведь если бы он один раз… а так три раза. Почему он трижды стрелял в воздух?
Он почувствовал родное прикосновение. Блокнот, выглядевший так, будто побывал под копытом, ласково высунулся из пиджака.