Холодненький командир и золотистый леший обескураженно молчали, сделавшись похожими… как два кирпича. Иннан, подошедшая издали, с двумя пирожками в масленых бумажках, громко принялась спрашивать:
– А что? Что ты сказала? Что ты им сделала?
– Иннан, я их учила.
– Молодец. – Одобрила Иннан и выкусила острыми зубами изрядный шмат приятно запахшего пирожка, второй протягивая Шанни. И невнятно договорила:
– Их надо мучить. Надо.
Энкиду повёл круглым лицом и показал Биллу морду тигра в профиль. Он вкрадчиво и гулко промурлыкал:
– Садовница, дай пирога.
– И не подумаю. – Чавкая, молвила Иннан.
От жевательных движений остро красивое лицо девицы делалось уж вовсе нестерпимо прелестным. Оттопыренная щека подчёркивала временным уродством гармонию в соотношении линий и цветов.
– К тому же, он с мясом и кровью, а ты ведь петуниями питаешься.
Энкиду делано понурился и тут же развёл руками.
– Можно ведь сделать исключение. Ведь я такой бледненький и худенький. Да ведь и недаром, Иннан. Я тебе за это что скажу…
Иннан заинтересовалась и, отлипнув от сочной начинки, велела:
– Валяй. Сначала – секрет, потом я решу, платить за него или нет.
Она сковырнула коготком жирный кусочек и рассмотрела на кончике пальца. Шанни, менее харизматично, как подобает леди, поедавшая пирожок, прыснула, и куски разлетелись в стороны.
– Извини. – Проговорила она, подходя и вытирая пальцем у Аса под глазом.
– Так вот, – сказал Энкиду, дождавшись, когда Ас так сердечно поблагодарит Шанни, как будто считал её услуги бесценными. – Мы тут по поводу укладки кирпичей рассуждали. Твоя блистательная подружка нас просветила, как им должно лежать друг на друге, чтобы прилипнуть навек, и я припомнил…
Билл отступил и повёл плечом, выставил руку, защищаясь. Иннан весело кричала:
– А! Попался, рыжий! Дикарь прознал что-то о тебе! Сейчас мы совлечём с тебя покровы и рассмотрим, что ты прячешь.
Билл испуганно пробормотал:
– Да ничегошеньки. Иннан, вот честно… ей-Абу-Решит, не знаю, о чём гундосит этот, в грязных джинсах. К тому же, – добавил он, успокаиваясь, – я всё могу объяснить.
Стало тихо. Иннан засунула в рот последний кусочек. Облизала пальцы.
– Что объяснить?
Билл нагло отвечал:
– Да всё.
Он повёл глазами на Энкиду:
– Похоже, тут кто-то считает себя безгрешным…
Ас во всё время невнятицы помалкивал. Но стратег в нём не дремал.
– Очень интересно, но мне пора.
Войне стало тесно на материках, вонючие дымки разлетались из двух дымящих очагов и с двух сторон к полуострову, роясь, как сбежавшие из пробирки вирусы, приближались два облака.
Пока эти волшебные штуки состояли исключительно из мыслей и прочих нежных невещественных деталей, как-то: разговоры в пивной, лозунги на детском утреннике и пара ссор на ярмарке по средам.
В разговорах была впервые упомянута национальная принадлежность собутыльников, чего допрежь не водилось в этом сонном наимирнейшем месте, где властвовала пена, и свежая горечь отменного продукта вкупе с прыгающими картинками Мегамира полностью удовлетворяли потребность души в небольшом негативе.
Лозунг, толстыми и милыми, как щенята, буквами разбрёдшийся по листу, сообщал, что страна, в которой мы живём – самая лучшая на свете.
Что касается ссор, то они, быстро вспыхнув, к счастью, также быстро утихли.
По этим слабо выраженным симптомам не всякий мог бы распознать приближение модной болезни – всё же дело происходило в провинции, на краю мира, если можно так выразиться. Полуостров даже не на всех картах был обозначен, эта территория богов, издавна облюбованная колонистами и обустроенная космолётчиками и прочим персоналом великого поколения испытаний, нелепым образом как будто не была открыта эридианцами.
Прознав всё о своей планете, любопытные, как леану, из которых они сделаны, скептичные, как боги, которые вдохнули дыханье жизни в их грудные клетки, жители Эриду почему-то ни разу не наткнулись на довольно большой кусок земли между двумя материками.
То есть, всё обстояло несколько сложнее: они всегда знали о его существовании, но никто бы его не нашёл ни на одной разноцветной, как анатомическая схема, политической карте.
Это была игра по правилам, но кто и когда составил их – известно только в доме с прачечной.
Большой старый Мегамир в Гостиной изредка показывал какие-то «ограниченные контингенты» и «передислоцированные части». Пару раз мелькнуло и полуофициальное название полуострова. (Его, при том, что он не существовал, так часто передавали из рук в руки, что никогда не было точно известно, как же он называется.)
В вязком вареве Мегамира целые территории окрашивались в пёстрый оттенок военной формы. И однажды Билл спросил у дяди:
– Как же ж это… вроде как мы на линии фронта?
Мардук сказал:
– Да-а? Вот ужасы-то. А ты уверен?
Билл набрался духу – того самого, вероятно, который некогда его предки вдвинули в лёгкие леану, и заметил:
– Как бы нам узнать поточнее? У вас ведь связи есть, дядя?
Мардук почесал в затылке, совсем как Билл.
– Не знаю… подумать надо.
Когда вышли во двор, Ас поглядел в окно, в котором дядин силуэт почти сливался с диковинной фигурой соглядатая.
– Подумать ему надо. Всё ясно.
– Ты думаешь? – Растерянно переспросил Билл, но Ас уже пошёл со двора.