– Покурить найдется? – спросил я как бы в воздух, обращаясь одновременно ко всем и ни к кому определенно.
– Нет! – отрезал молодой парень с подоконника. – Пришел поссать, ссы и проваливай.
– Да, ладно, Колян, – включился в разговор крепкий мужчина неопределенного возраста, лет от сорока до пятидесяти пяти.
Он походил то ли на отставного советского мясника с Кузнечного рынка, то ли на бывшего бодибилдера, который злоупотребляет горячительным.
– Малой, я тебе оставлю, – сказал Мясник, на долю секунды мне даже показалось, что на его лице промелькнула тень улыбки.
Оставив примерно треть сигареты, мясник передал ее мне. Сладкий дым обжег легкие. Немного повело голову.
– Чифирь будешь? – спросил Мясник.
– Давай.
– Почему здесь? Наркота? Что ж вы ее все жрете-то, как не в себя? Бросай ты это дело, парень, ты молодой еще.
– Да у меня так, просто… личное там… – замялся я.
– Шерше ля фам? – заржал Колян. – Тебя надо с Игорьком свести и с Ромкой. Игорек из-за несчастной любви нажрался феназепама, то ли 40, то ли 60 таблеток употребил и водярой полирнул. Еле откачали. Долбоящер! На военного медика учился, все теперь – какой военный, какой медик? Как так можно из-за бабы? Называется, «За пизду полжизни!» – гнусаво затянул Колян, пародируя популярную тогда «За звезду полжизни».
– Тут уже не полжизни, а сама жизнь, – вернул себе инициативу в разговоре Мясник. Да-а-а, ребята, ну вы даете… Баба же это как троллейбус, трамвай, автобус. Ушла, другая через пять минут придет. Причем, что показательно, если подождать пятнадцать минут, придет троллейбус с тем же номером.
Колян заржал.
– Ну, Игорек-то понятно, а что Ромка? – встрял в разговор парень, сидевший на кортанах. Он был с дредами, глаза его блестели каким-то нездоровым блеском.
«Торчок», – предположил я.
– Что Ромка? – еще раз спросил парень с дредами.
– Ромку бросила девушка, он отъехал, крыша потекла, на корпоративе на теплоходе разделся и давай бегать голым по палубе, кричал «Марина, любимая, вернись». Там его, на теплоходе, и забрали санитары. А ты голым не бегал?
– Нет, ответил я, – я просто почти месяц не спал. Практически не спал. И не ел.
– Это китайская пытка, пытка бессонницей, – сказал Мясник. После такого любой здоровый с ума сойдет, причем, возможно, навсегда – безвозвратно… Ох-х-х… ну вы все и мудаки, – вздохнул Мясник.
– Что, Серега, как домашний отпуск твой? – обратился Мясник к парню с дредами.
– Нормально, дядя Саша! Братве позвонил, сразу же притащили, только в дом вошел, у меня уже все было. Достало полтора месяца на сухую переламываться! Звери просто!
– Не на сухую, что пиздишь-то! – сказал Колян. – Тебе галоперидол дают, не надо ля-ля.
– Хули толку от него, – возмутился Серега. – Ни поссать нормально, да и не стоит от него, вот и весь эффект. Врачи – собаки! Родакам никогда не прощу, насильно мне скорую вызвали. Лучше бы в рехаб, чем сюда. Еще и в острое, с натуральными психами, людоедами и извращенцами. Серега обернулся и метко плюнул в унитаз, как раз в то место, где еще недавно сидел мужичонка.
– Ладно, спать пора, через час подъем, – сказал дядя Саша. Расходись!
– Тебя как зовут? – обратился ко мне дядя Саша.
– Александр.
– Ага, тезка, значит.
– А шерше ля фам как зовут?
– Елена.
– Она больше не придет, запомни это. Теперь тем более.
Я отвернулся, пошел к унитазу, справил нужду, пошел на свою койку. Заснул сразу же. Мне приснилась Елена. Обнаженная она лежала на большой кровати и чистила мандарин. Сок брызнул на ее миниатюрную аккуратную грудь, прямо на сосок. Сосок привстал. Я проснулся. Санитарка кричала всех на завтрак.
* * *
Был чертовски холодный июнь. Чертовски холодный для того, кто спит на мостовой на Дворцовой. Только что съел доширак, заел его горбушей из банки. Ну, и чай из пакетика, «Принцесса Нури». Неплохо. Только холодно. Всю ночь ворочался, но не из-за того, что начальство рядом: начальник охраны был мужик мировой, сам спал (правда в машине) на другой стороне Дворцовой; ворочался я из-за ролевого конфликта – «тварь я дрожащая или аспирант и м. н. с. Академии Наук?» Вопрос отпал сам собой, когда ливанул дождь – тварь, определенно тварь дрожащая. Все так. Однако тень сомнения внесла, как всегда, моя научная. Звонок в 9 утра. Я только прикурил, допивал «Нури», как из трубки понеслось: «Саша, до какого посинения я должна тебе звонить? Ты где вообще? В Петергофе Международная научная летняя школа! Будут финны и немцы. Заполняй заявку и дуй туда! Саша, ты же понимаешь, чтобы этих дебилов убедить в чем-то, нужно шкуркой наружу вывернуться! Дуй короче!» В трубке раздались гудки. Как обычно.
Заявку на Летнюю школу приняли, как ни странно. Научная сказала бы: «У них не было выбора, у дебилов!» Ну, выбор-то, возможно, был. Но пал выбор на меня, на смуглянку с раскосыми глазами из Казани, на толстушку из Астрахани, на гомикоподобного юношу из Калининграда и еще на десяток аспирантов с просторов нашей необъятной Родины. Готовился я к своему выступлению серьезно, сидя в электричке все еще доделывал презентацию.
Подойдя к отелю, я впервые увидел «цвет нации» собственными глазами: юноши и девушки весело балагурили у крыльца, пили пиво и курили, не забывая при этом флиртовать. Многостаночники. Проходя вестибюлем, мельком глянул на ларек: пиво «Балтика», сигареты нескольких марок, презервативы «Контекс»; сельпо чистейшее, и ни одного научного труда или программы/раздатки, как это принято на конференциях. «Значит, нетворкинг», – предположил я.
Нетворкинг стартовал в тот же вечер, когда за столом, уставленным горячительными и прохладительными напитками, торжественно открылась Летняя школа. Сначала слово взяли русские профессора, затем зарубежные. Вскоре началось общение неформальное. Напротив меня сидел крупный юноша, похожий на молодого Довлатова. К нему подсела ширококостная аспирантка, короткая стрижка и ноль косметики. Все по классике, сейчас начнет выдавать феминистскую базу, решил я.
– Саша, привет! – обратилась ко мне девушка. – Я Ира из Воронежа, помнишь, мы на Соловьевских чтениях год назад встречались?
Я судорожно вспоминал.
– Ну, Ира, Ира – миграционная политика, – настаивала на том, чтобы быть узнанной девушка.
– Ах, да, Ира! – спохватился я.
– А тебя как зовут? – обратилась Ира к молодому Довлатову. Девушка развивала бурную деятельность.
– Я – Дима, из Большого, – пробасил Довлатов.
– А давайте выпьем! – все не успокаивалась Ира. – Саша, что будешь?
– Вино.
– Дима?
– Я пью только водку.
Выпили.
У меня зазвонил телефон. Звонила Татьяна. Я вышел поговорить и заодно покурить.
– Что делаешь?
– Да банкет тут.