Невспоротые жилы. Книга I. Бегство Елены

– Ну… Не откажусь…

Ольга Эдуардовна наполнила большую тарелку.

– Давай, ешь. Потом будем чай с имбирем пить. Беру имбирь на Кузнечном рынке, стоит копейки, но полезный… жуть! От всех болезней, тем более если с медом.

Я поел, борщ оказался вкуснейшим. Приступили к чаю с имбирем.

– Саша, вот для чего я тебя пригласила. Есть у меня одна идея, хотела с тобой обсудить. Я хочу организовать некоммерческую организацию – НКО, что-то вроде независимого социологического центра.

– Как у Знаменкова?

– Да, что-то вроде. Только лучше. Здесь три причины: во-первых, я устала от идиотов в РАН, мне нужна хоть какая-то независимость; во-вторых, под юридические лица дают очень жирные гранты; в-третьих, хочется заниматься новыми интересными проектами самостоятельно, со своей командой, а не черте с кем! Что скажешь?

– Я, Ольга Эдуардовна, как принято говорить у студентов, за любой кипиш, кроме голодовки.

– Вот и хорошо! Начнем с регистрации юридического лица. В команде, соответственно, я, ты и моя лучшая на данный момент студентка – Лена. Я тебя с ней познакомлю. Или точнее, сам с ней познакомишься, встретьтесь завтра или послезавтра, поезжайте в «Центр» к Знаменкову, он в курсе, расскажет все тонкости. Все, давай, дуй, я тебе позвоню, а мне статью дописывать надо. А, да! Запиши телефон Лены, позвони лучше сам и договорись с ней.

Я записал телефон, оделся и вышел.

Мы договорились с Еленой о встрече.

Завтра в полдень.

* * *

Я сошел с эскалатора метро Лиговский проспект. Стоял, оглядывался в поисках лучшей студентки Ольги Эдуардовны. Но тут откуда-то, извне поля моего зрения, появилась девушка. Миниатюрная. Брюнетка. С карими глазами. Карие глаза были просто огромными.

– Привет, Саша, я – Лена.

– Привет, Лена.

– А ты что, меня не помнишь?

– Ну… так…

– Ты читал нам лекцию весной.

– Да, кажется, вспоминаю… Это ты сидела слева от блондинки?

– Да, Наташи. Да, я.

Я был обескуражен и даже зол на себя: как я мог тогда повестись на заигрывания этой Наташи, упустив из вида такой бриллиант. Лена была действительно красива. Россия богата на хорошеньких девушек: много смазливых, много симпатичных, немало и действительно красивых. Но Лена обладала красотой редкой – красотой непорочной, наивной и трогательной. Почему-то все это пронеслось у меня в голове за долю секунды. Еще не зная ее вовсе, я почувствовал, едва перебросившись парой фраз, что она очень умна. Я был действительно поражен, заинтригован и, пожалуй, впервые с тринадцати лет почувствовал себя рядом с девушкой по-настоящему не в своей тарелке. Меня охватила робость, помноженная на трепет.

– Ну… Что же мы стоим? Пойдем, – выдавил я.

– Пойдем, Саша.

Мы вышли из метро и двинулись в сторону «Центра Знаменкова». Конец июня в Питере был восхитителен: мягкое тепло лилось сверху, тепло от асфальта поднималось снизу. На Елене были синие джинсы в обтяжку и синяя же футболка со стразами. Июньское тепло клубилось, обещая мнимую перспективу жаркого лета. Но рядом с Еленой и без того было жарко. Не знаю, что творилось у нее в голове, но я чувствовал, как между нами пробегает ток. Пожалуй, за мои двадцать семь лет такое было впервые. Эти покачивающиеся бедра, эти широко распахнутые карие глаза, эта мимолетная улыбка, – все это сводило меня с ума. По дороге мы вели непринужденный разговор, как будто, ни о чем, но было впечатление, что именно в этом «ни о чем» и таилось что-то важное, сокровенное. Мы перебрасывались словами, как заядлые теннисисты мячом на корте. Бывает соберутся давние друзья и играют в теннис, не ради победы, а ради самой игры, в самой игре находя гармонию. Безусловно, кто-то в итоге проигрывает, но это лишь логический конец встречи друзей-теннисистов. Они знают друг друга как облупленных, в конце поединка жмут друг другу руки и идут делиться новостями за чашкой чая. Так было и с нами: мне казалось, что я знаю Елену уже много лет, что я чувствую ее и предугадываю каждую ее следующую фразу.

Наконец мы добрались до «Центра», миновали пост охраны, оформили пропуска и ринулись на третий этаж. Независимый центр исследований занимал все левое крыло здания. Знаменков был из породы предприимчивых. Долгие годы работал в РАН, но как только началась Перестройка и в страну заглянули зарубежные научные фонды с приятными предложениями жирных грантов, он подсуетился и открыл свой исследовательский центр. И – о чудо! – спустя буквально пару лет выторговал у немцев большой грант на приобретение помещения. Так бывший РАНовский ученый стал собственником левого крыла здания в самом центре города. Бывают чудеса, конечно, но в целом, это было в духе того времени. Это было время жаворонков – надо было либо вставать в четыре утра, либо вообще не ложиться, желательно, не спать неделями, чтобы тапки оказались твоими. Да, 1990-е не благоволили совам. Знаменков встретил нас лично. Это явно был знак уважения. Разумеется, не к нам как таковым, но к Ольге Эдуардовне. Пригласил выпить кофе. Кухня занимала отдельное большое помещение с барной стойкой, что по тем временам было весьма экзотично. Мы с Леной расположились на барных стульях за стойкой, слушая Знаменкова.

– Друзья мои, известен ли вам примечательный факт? Все студенты, которых приводила сюда Ольга Эдуардовна, становились в будущем крупными исследователями. Так что… Вам не отвертеться, понимаете? Это судьба, с судьбой шутки плохи! – улыбнулся Знаменков.

У него зазвонил телефон, и он вышел переговорить.

Мы закончили с кофе. Елена грациозно спрыгнула с высокого стула. Обнаружила развязавшийся шнурок на своем кроссовке. Наклонилась завязать. Моему взгляду представилась идеальная женская попа в обтягивающих джинсах. Кровь ударила в голову.

Знаменков вернулся. Еще минут сорок обсуждали юридические тонкости организации некоммерческого научного центра. Потом распрощались.

Мы с Еленой вышли на улицу и двинулись к метро. Остановились на светофоре.

– Мне налево.

– Ты не на метро?

– Я на машине. Тебя подвезти?

– Смотря куда ты едешь, Лена.

– Мне на Московскую.

– Мне в другую сторону, ты просто потеряешь время в пробках. Кстати, сейчас хожу в автошколу, осенью буду сдавать на права.

– Отлично, прокатишь меня потом на своей машине?

– Обязательно!

– Пока!

– Пока…

На автопилоте я вошел в метро, сбежал по эскалатору и впрыгнул в вагон. Только через две остановки осознал, что еду в другую сторону. Пересел. Добрался до своей станции. Прошло всего полчаса с тех пор как мы расстались, а меня уже сверлила нехватка Елены. Как будто я вознамерился проплыть под водой два бассейна, показать свою молодецкую удаль, но не рассчитал количество кислорода. Было физически плохо – из-за того, что ЕЕ не было рядом. Я написал СМС: «Елена, я так был поражен нашей встречей, что уехал на метро не в ту сторону». Тут же пришел ответ: «Рано у тебя появились привычки заядлого автомобилиста, Алекс». Я улыбнулся. Очень хотелось позвонить, чтобы услышать ее голос, но в этот момент позвонила Татьяна.

– Где ты шляешься?

– Скоро буду.

* * *

Разбудили меня завывания. Кто-то выл протяжно, как раненый зверь. В просоночном состоянии мне даже показалось, что я и правда в лесу и рядом со мной воют волки. Открыл глаза и попытался встать. Картинка поехала перед глазами. Головокружение не отступало. По всей видимости, так действовали лекарства. «Так, немного передохнуть, и все будет в порядке», – сказал я сам себе. Действительно, спустя несколько минут голова перестала кружиться. Завывания усилились, они раздавались из дальнего левого угла палаты. Я встал с кровати и решился увидеть источник этих страшных звуков. Подошел к крайней койке. На голом матрасе лежал совсем молоденький паренек, лет пятнадцати-шестнадцати. Подушки не было, одеяла тоже. Матрас был искромсан. Будто в него методично метали ножи ВДВшники, используя в качестве мишени. Паренек лежал, свернувшись калачиком, в позе эмбриона, он обхватил согнутые ноги руками и плотно прижимал к коленям голову. При этом дрожал как осиновый лист и выл, выл, выл. Подошел худощавый дедок с армейской выправкой.

– Это – Маугли, – представил дедок паренька. – Бедная мать не смогла с ним жить и сдала сюда, здесь он хотя бы под постоянным присмотром. Но навещает его во все дни посещений, – пояснил мне дедок.

– Кирилл! – позвал дедок. – Скажи Марии, Маугли опять плохо, пусть укол сделают, а то переполошил всех. Первоходов особенно, – буркнул он, мельком взглянув на меня.

Пришла медсестра и сделала Маугли укол. Маугли стал завывать менее протяжно, потом тихонько запостанывал и наконец замолчал. «Спи, спи мальчик», – сказала медсестра и удалилась.

Я пошел совершать утренние процедуры. Больничный туалет впервые предстал передо мной в дневном свете. Зрелище малоприятное: отколотый кафель грязно-голубого цвета, потолок весь в протечках, облупившаяся краска. Из всех удобств – грязная раковина со старым латунным краном, который обеспечивал постояльцев только холодной водой, грязная, вся в ржавчине, ванна и три унитаза. Унитазы возвышались на постаментах и не были закрыты. Так что приходилось справлять нужду на глазах у всех. Для первохода, согласно терминологии дедка, это было крайне неприятно.