Государство, или Дневник проигравшего

На полу лежал с десяток мышей, которых пришлось даже утрамбовать, чтобы вместить в сумку. Он быстро прошел вперед в надежде, что пещера не закончится и выведет за пределы ловушки, но через метров девять взгляд уперся в красный с белым зерном гранит, на котором бликовал огонь факела. Тысячи светящихся кристаллов невероятной красоты. Такой же невероятной была и толщина стен. Человек с тлеющим факелом отправился в обратный путь.

Некоторое время в темноте светилась бордово-красная чадящая едким дымком головешка, которая вскоре затерялась среди колонн.

Мясо было жестким и непонятным на вкус и его было мало. Человек у костра обдирал тушки и кидал лоскуты кожи с жестким ворсом волос и крыльями в костер. В огне останки пузырились, вскипали кровью, съеживались до очень маленьких размеров и превращались в уголек, который тут же рассыпался в прах.

Эстетика приема пищи питания тоже делась неизвестно куда. Освежевав очередную партию «птичек» повар, не разбирая, проткнул их прутом, который нашел в окрестностях. Самодельный шампур разместился над огнем, и скоро мясо зашипело, пробудило аппетит и заставило сглотнуть слюну. Съев первую порцию, он не наелся и ждал продолжения банкета так же сильно, как и первую.

В уцелевших окнах поездов горели такие же как у него костры. Казалось что у поезда плановая стоянка, окна были живые и светились домашним, хоть и временным теплом. Казалось там, в купе или плацкарте едут пассажиры, которые поглощают курей, пью воду или алкоголь.

Еще немного лязгнут сцепки, состав вздрогнет, и кто-нибудь проявит дежурный интерес к маленькой станции и на миг выглянет в окошко, чтобы увидеть разбитый перрон и старое здание вокзального помещения, обшитое деревом.

Увиденное, естественно не вызовет никакого интереса и обезличенное лицо вновь скроется в уюте вагона и продолжит нарочито вежливый разговор с некрасивой соседкой в годах.

Нос вдохнул запах подгоревшего мяса. Человек очнулся. Несколько раз открыл и закрыл глаза и стащил прут с костра. Ничего, никуда не ехало. И тем более из окон никто не выглядывал. Поужинав, свалился спать. Долгий путь и акробатические упражнения не прошли даром.

11

Такого легкого пробуждения не чувствовал давно. Впервые за долгое время Павел ощутил в теле силу и упругость.

Так отчетливо, что захотелось вытянуться как сильно натянутая струна, что он незамедлительно и сделал. Откинул руки далеко за голову, выгнул грудь колесом вверх. При этом ноги самопроизвольно напряглись, вытянулись в единую линию и где-то даже хрустнул сустав. Взгляд уперся в промасленные железные ребра вагона, а он глубоко до самых окраин легких вдохнул настоянный на машинном масле родной запах метродепо. Тут специфический аромат казался менее резким, но очень похожим.

Это иногда помогало успокоиться и отвлечься от серых мыслей. Среди них как-то проскользнуло неизвестно кем подкинутое предложение покончить жизнь самоубийством. Такие думы он тут же гнал прочь, хотя мозг продолжал предоставлять сопротивлявшемуся хозяину варианты как это можно сделать.

Способов вокруг – масса. Пожар из всего это хлама получился бы отменный. Его бы точно заметили. Павел основательно вдохнул, и очередной прилив спокойствия накрыл каждую клеточку тела. Запах машинного масла помогал почувствовать себя если не дома, то хотя бы на работе, которую он возможно даже любил. Дремота спала. Человек приподнялся.

– Надо доесть вчерашнюю добычу, – выдал мозг, – которая начала портиться из-за постоянного тепла. Температура по его наблюдениям все время держалась на одном и том же уровне. Без колебаний. Так как будто ее кто-то поддерживал.

Для хранилища мусора, где кругом только камень и железо это воспринималось по меньшей мере странновато. Впрочем, времени размышлять об этом не хватало.

С температурой везло. Человек чувствовал себя комфортно. В остальном предстоит разобраться, когда придет время. Пока же жизненноважно исследовать местность. Несмотря на то, что он совершил пару выходов на значительное расстояние от стоянки, большая часть всего этого непонятного места оставалась тайной, даже не за семью, а за гораздо бОльшим числом печатей, которую предстояло разгадать.

Он мысленно пытался набросать план, по которому будет действовать, но объем информации был так велик, что вскоре он взял уголек и, выбрав, относительной ровный бок вагона стал набрасывать что – то вроде карты. По памяти это получалось плохо, но все же ему удалось изобразить и представить не большой, подконтрольный ему участок. Тот, что был пройден и помечен, как безопасный.

Рука отметила место падения. Потом первый переход до свалки. Точки он так и подписывал – «катастрофа», «путь №1», «стойбище». На стоянке рука самопроизвольно задержалась и поставила большую жирную точку как у столиц государств, которые таким образом выделяют на политических картах мира в масштабе один к двухсотдвадцати тысячам. От нее проложил пунктиром маршрут до охотничьих угодий. Туда кстати можно наведаться еще не один раз. Скорее всего, стая мышей вернется на обжитое место.

Что касается остального пространства, то стоит держать ухо востро. Представители фауны – крысы и их летучие собратья как выяснилось, здесь присутствуют, и в не малом количестве.

– Что ты еще прячешь молчаливое подземелье? – Павел оглянулся. Выяснить это можно было только опытным путем. Предстояло много ходить, наблюдать и запоминать. Возможно, это будет серия вылазок, а может и один большой многочасовой, а может быть и многодневный поход. Человек продолжал размышлять как лучше поступить.

В горле пересохло. Сухо, ободрав горло, кашлянул. О себе вновь с большей силой напомнила жажда. В мышах, их он обглодал до белых миниатюрных, пустотелых костей жидкость была, но не в том количестве, что нужна человеку.

План тут же обрел конечную или промежуточную цель – найти источник воды. Любой, но лучше, конечно же, пригодной для питья без кипячения. Павел уже шел, когда решил, как ему следует поступить. Вода там, где низина и ориентироваться надо на направление, которое идет под уклон. В этих условиях это представлялось невозможным, так как почти все, что он видел до этого сплошь забито отходами.

На этих мыслях он обошел последний поезд и покинул границу «кладбища». Взглянув налево, отметил, что чем дальше, тем барханы мусора становятся все меньше и они не такие крутые. Возможно, он ошибался, и истинные размеры куч скрадывало расстояние. Туда и двинулся. Сначала приходилось много петлять. Он несколько раз поучительно сказал под нос, – Умный в гору не пойдет – умный гору обойдет, – и приободренный народною мудростью, примерно запоминая направления, откуда пришел, шагал все дальше и дальше.

В последние дни средства для поднятия духа и настроения приходилось искать в любых мелочах. Сейчас нутро согрела поговорка. Чутье и расчет не подвели. С каждой сотней метров кучи пресного, высохшего до состояния трухи мусора становились все меньше и меньше. Иногда ему казалось, что он видит следы грубых протекторов между холмов. Но, действительно, ли это были следы тракторов или мощных машин определить было не возможно. Рваные отрезки никак не хотели складываться в прямые линии колеи.

Озадаченный остановился у холма очень правильной формы. Подошел ближе и увидел, что это практически правильная пирамида с относительно ровными краями, состоящая из сотен или даже тысяч красно-бело-синих треугольников. Он взял треугольник в руки и близко поднес к глазам. На боку очень легкой, сделанной из толстой бумаги геометрической фигуры было написано синими буквами не замысловатого шрифта – «Мо-Ло-Ко», – Павел читал по слогам.

Когда – то лет двадцатьпять, а может и больше назад, он слышал, что молоко в гастрономах продавалось именно в такой упаковке. На одном из боков была указана цена – 12 копеек.

Павел пнул кучу, и пакеты разлетелись. Все они были абсолютно пусты. Ни капли. На высоте груди из груды тары торчал конец бумажной, похожей на плотную туалетную бумагу ленты. Выдернул ее и прочитал, – «Брак».

Похоже, что какой-то мастер конвейера зазевался или оборудование дало сбой, и огромная партия упаковки отправилась на свалку, а ошибку списали за счет средств госбюджета. Он сильно сжал пакет рукой и он, продержавшись секунду, сложился в кусок плотной бумаги, который тот час же был отброшен в сторону.

Следовало идти дальше. Еще несколько завалов и чистое, ходок удержался, от того чтобы сказать, – Чистое поле. Поля не было. Только пустое пространство и сумерки. Перепад высот сильно заметен не был, но по неизвестной причине этот сектор не был захламлен. Еще один марш-бросок и его ноги почувствовали знакомую твердь бетонного, местами поблескивавшего ровного пола.

Не далеко от него в основание наполовину были вмонтированы железные трубы разного диаметра. Они находились в отличном состоянии, переплетались и разбегались в разные стороны. Прятались под мусором, а несколько ниток упирались в стену, аккуратно загибались, шли вдоль нее и неожиданно уходили в гранит.

Если бы на все это можно было посмотреть с высоты, то точно бы получилось нечто похожее на плату электронного устройства зеленого цвета.

В кристальной тишине, ухо едва различило тонкий шум, источник которого было не определить. Пока есть силы он решил распутать клубок. Определив на глаз площадь начал осмотр от стены. Проходил вдоль каждой трубы пока она была видна в надежде найти кран или механизм для спуска воздуха. Но все было тщетно – монолит.

Постучал по трубе, и она глухо ответила металлическим звуком пустоты. Первый трубопровод, второй, третий… Приходилось чуть ли не в обнимку ползти по сотне метров рядом с каждой ниткой, но время шло, клубок становился все меньше, а он все ближе к свалке.

Оставалось изучить всего несколько труб, чтобы покончить с осмотром, когда он на миг уже вполне отчетливо услышал журчание воды. Будто жидкость переливали из стакана в стакан.

– Шум, действительно, есть, но что толку? – думал Павел, ощупывал трубы, – Все трубы абсолютно целые.

Он приложил ухо к трубе, из которой доносились сладкие звуки и точно знал, где течет вода или что – то другое, но средств добраться до нее не было. Он подошел к месту, где над трубой начинался нарост спрессованного, как питательный силос в единую массу – мусора.

Здесь шум был сильнее и сомнений, что это водопровод не осталось. Ни на что не надеясь он схватил кусок, лежавший над трубой, и с треском вывернул его из пласта. Потом перевернул следующий и еще один. За ним уже был виден приличный отрезок магистрали. Плиты мусора становились все увесистее и тяжелее, шум то пропадал, то снова появлялся, а временами даже нарастал.

Скоро он дойдет до того куска, который будет не в силах поднять. Еще один пласт и в углу пещеры раздался громкий возглас и истерически высокий смех, переходящий в шмыганье человека, который вот-вот заплачет от нахлынувших чувств.

– Тяжелая техника здесь работала точно, – убедился Павел, глядя под ноги. Под очередной плитой в трубе чернела пробоина и блестящие царапины от широкораставленных зубьев гусениц трактора. – Поэтому здесь и не было хлама, – еще один вывод.

Работы в районе коммунальной инфраструктуры подземелья были запрещены или шли менее активно. Особо сюда никто не совался. Но все же кто-то умудрился въехать на запретный участок и продавить трубу. Шум воды шел отсюда.

Выдернул из разлома мусорную пробку. Поднял несколько крупных с острыми краями кусков раскрошившегося чугуна и ладонью достал до воды. По дну трубы еле – еле живой струился едва заметный ручеек, глубиной не больше чем ноготь мизинца.

Павел сунул палец в рот и убедился – жидкость оказалась простой водопроводной водой. Достал пластмассовый бутыль, который нашел по пути сюда и, положив ее набок в трубе, наполнил на половину водой. После чего напился. Вдоволь, до ломоты в зубах. Вода была очень вкусная и очень холодная. Наполнить емкость полностью не получалось, но выход нашелся.

Взяв колпачок, он по капле заполнил тару, еще раз напился, и широко расставляя ноги, уверенно пошел в сторону стоянки.

– Мне определенно везет, – бодрился по дороге Павел. Теперь у него появился свой колодец, который давал воды столько же, сколько родник в пустыне, но и этого в его положении было предостаточно.

Поиски воды заняли целый день. Он не мог сказать, среда это была или уже воскресенье. Ориентировался на организм, и если он хотел спать значит наверху наступала ночь. Пробуждение было – началом утра. Хотя, скорее всего, его режим уже давно вывалился за рамки общепринятого с восьми до пяти. Это была другая отдельная жизнь.

По возвращении в лагерь догрыз последний подгоревший кусок мяса и завалился на боковую. Не смотря на ситуацию и довольно не привычные для изнеженного горожанина и местами суровые условия места, где приходилось обитать – спал крепко. Как и все последние ночи. Серьезные мысли о жизни и смерти больше не одолевали измученный мозг и отошли на второй план. Чаще беспокоили насущные вопросы обустройства быта, еды, питья. Это с новой силой гнало его прочь от лагеря в поисках более подходящего места для невольного заточения, в поисках того, что поможет выжить и выбраться отсюда.

12

Снова пробуждение. Дорисовал на карте участок подземелья, который открыл вчера и обозначил его как – «Источник», после чего снова выдвинулся в неизвестность.

Определенной цели не стояло. В последние дни он не вкусно, но довольно сносно питался и мог позволить немного поголодать. На завалы вокруг внимания уже не обращал. Интерес возникал, и человек оживал только тогда, когда доходил до границы неизведанного, которой чаще всего выступал очередной бесславно сгинувший в неизвестности паровоз. Их он облазил множество. В глазах рябило от однообразия, тусклого блеска на ручках и поручнях. На эту относительно целую в хорошей сохранности электричку он положил глаз накануне. Поезд стоял практически идеально и только где – то в середине несколько вагонов выпирали стрелкой, заметно накренялись в бок, и вдавливалась в платформы стоящего рядом грузового тягача.

Со стороны было видно, как из-за угла разбитого вагона, каких здесь было великое множество вынырнули фигурка юркого человечка. Силуэт быстро двигался. Порой останавливался, чтобы обдумать что – то и ловко уворачиваясь от нависающих над ним конструкций, самых невероятных форм – шел дальше. Вот он скрылся за очередным навалом металлолома. Потом появился вновь и, петляя между остовами железнодорожных монстров, подошел к бледно-синему метровагону, с которого начинался стандартный – в восемь вагонов – состав метропоезда. Постоял, поднырнул под него и пропал из зоны видимости.