На прилавке возлежала рыбина, судя по величине, одна из двух, которыми Иисус накормил пять тысяч паствы.
Кошка вертикального вспрыга.
«Кто мог подумать! С утра он себя неплохо чувствовал, купил даже два презерватива на вечер…»
Надо же, что как раз 8 марта я оказался в одном троллейбусе с Кларой Цеткин. Противная старуха на соседнем сиденье все шуршала пластиковыми пакетами и ругала демократов.
Красный кавалерист Отведибеда.
За всеобщими жалобами и не заметили, как жизнь переменилась. Уборщицкого вида коренастая бабка в овощной лавке выговаривает продавщице:
– Чтой-то у вас нынче ананасы какие мелкие!
Если уж ты кот, то давай себя потискать.
Несгораемые сейфы «Настасья Филипповна».
Дачные подмосковные дворцы: деревянные дореволюционные и краснокирпичные новейшей постройки.
В саду овечьим стадом паслась сирень.
Этой мыслью я уже был посещен.
Высоко-высоко пролетел один из тех двухмоторных самолетов, что заполняют все небо металлическим визгом, несоразмерным маленькому серебряному тельцу.
– А правда, что в Австралии живут питеки?
В кафе на Бронной сидела с чашечками у окна, казалось, все та же, что и утром, парочка, брюнет с блондинкой. Только теперь они поменялись местами.
У компьютера долго бурчало в животе.
В моей памяти парка все еще вяжет и вяжет свой бесконечный чулок у решетчатой двери лифта.
– У него душа растолстела…
В аквариуме толпились рыбки с какими-то губастыми славянскими лицами.
… Еще раз крутанулся и встал как вкопанный, и гордо глянул на публику, держа балерину за фюзеляж.
Значительная часть старой Самары состоит из поленовских московских двориков.
Какая-то прошла, вертя тугой маленькой жопкой.
«Когда цвела прыщами юность» (романс).
Из здания Биржи вышел не то маклер, не то брокер с киргиз-кайсацкими усами.
Дуревестник.
Уехал так далеко от дома, что уже и километры сменились милями.
По цейлонским законам, хозяин обязан содержать слона так, «чтобы тот был счастлив».
На предложение подвезти отказался:
– В метро я буду читать или думать, а так что?
Мерзкий запах хризантем.
Граф фон Гамбургер и лорд Чизбургер за лаун-теннисом.
В городское окно неведомо откуда залетело дачное цоканье пинг-понга.
Лишь одна выбившаяся из кроны ветка лепетала на ветерке…
Всю ночь во дворе орут, как лягушки в весеннем пруду, поставленные на сигнализацию автомобили.
На ногах у него были башмаки той внешности, какая могла бы заинтересовать Ван Гога.
К полудню ветерок прогнал по небу маленькое стадо овец, и снова там никого.
Ковылявший вдоль забора старик перегнулся пополам погладить кошку, будто отдал земной поклон.
Как всегда чуть боком, пролетела ласточка.
… Так и просидели на берегу до утра, пока Медведица не вычерпала своим ковшом все небо вместе со звездами.
Троллейбусная блондинка уехала в своем окне, а я в ее зрительной памяти так и остался с зонтом на остановке.
Человек с лицом телесного цвета.
Высказывался он веско, по-хозяйски формулируя всякую фразу – точно раскладывал по полкам штуки добротного сукна.
«Выплывать надо, выплывать!» – и сделал руками движение вроде брасса.
С ним было трудно говорить: он мыслил в масштабах области, а мне интереснее мироздание.
Перед входом в ресторан у большого, как катафалк, черного джипа маленькой толпой стояли, тихо переговариваясь, мужчины в темных костюмах. Было похоже на похороны.
У дверей торчал бравовидный охранник.
Это что же – на том свете я повстречаю всех соседей по коммуналке? И тех райкомовских старперов, что цеплялись ко мне в выездной комиссии?
В то слабоумное время…
«А я ей в кактус-то кипяточку, кипяточку!..»
Между столиками в кафе прогуливался кот преуспевающего вида.