Последний из Первых Миров. Эпоха Тишины. Том 2

– Звучит не слишком уверенно. Ты не разделяешь боевой дух остальных Демонов? – заметила Кайла.

– Я всегда сражаюсь один. Наш Властитель назначил меня их командиром, а я…как я буду командовать теми, кто меня боится? – весело, и как будто с иронией, качал головой Демон.

– Властитель назначил? – даже все уже поняв, не прекращал улыбаться Мицерн.

– Точно, точно. Обычно я представляюсь только врагам, чтобы они понимали, что так неприятно вдруг запахло в их штанах. Даже у имтердов с обменов веществ. Невежей нужно быть, чтобы прийти в расположение войска, не спросив, кто им командует. – качая головой вздохнул старик.

– Я невежа. Так жить веселее. – позвякивая кольчугой под стеганым дублетом перекатился всем телом на спину Мицерн, смотря теперь уже в красивый мраморный потолок.

– Разве имтерды могут валить в штаны? – не понял шутки Тиадрам.

– Ууууу. Ты просто не видел, что происходит на поле боя, когда туда приходит Бог Страха Гоклон. – будто запугивая юношу даже не словами, а собственным жутким лицом, чуть наклонился в его сторону, проводя дряхлой рукой по воздуху, старик.

– Бог-хвастун, похожий на что-то среднее между вашими Чеистумом и Гедыром? – чуть распрямилась Кайла, пытаясь так отдалиться от слишком приблизившегося к ней, особенно жуткого вблизи, Гоклона.

– Гедыр, Гедыр. Когда я выходил из Синокина, он пришел нас встретить. И сказал «валить куда подальше». – все время меняя тон на более шутливый, качал головой тот. – Жаль, что в их семье манеры не передавали по наследству, и, в отличии от его сестры, Кенна Альберт в ученики не взял, и ничему его не научил.

– Так вы будете командовать штурмом вместе с Чеистумом? – спросил Тиадрам.

– Рыцарь Корим тоже будет участвовать? – перебивая друга желанием наконец увидеть дядю, или, хотя бы, узнать, где он, спросила Кайла.

– Ах, точно-точно. – вдруг правой рукой забрался под свою вуаль Гоклон, быстро что-то там с шорохом разыскивая, буквально через пять секунд доставая оттуда два небольших письма, протягивая их девушке. – Его задержали, и он не пришел. Но просил передать тебе эти письма.

Кайла неуверенно, но с немалым трепетом в сердце, протянула руки к письмам в руке Бога Страха. Пусть она не понимала почему, ей каждую секунду казалось, что этот человек может сделать что-то, что ее напугает, и то будет не обычной доброй шуткой, как у шутливого Тиадрама, часто пытавшегося ее пугать даже в Ренбире в куче людей внезапными касаниями. Чаще всего – легкими тычками в бока. Она взяла письма, даже протянула их к себе, но неприятное чувство от присутствия Гоклона рядом все не проходило, пускай и не было похоже, что он собирается делать что-то страшное, тем более что у нее совсем не было для этого повода. Это было похоже на дурное влияние «ярлыка», что часто вешали на октолимов из-за их способностей, и которые часто, со временем, начинали менять их самих. Бог Страха всегда был страшен, Бог Смерти всегда источал холод смерти, а Кайла, так никогда не понимавшая, в чем заключалось ее окто, которым она наверняка владела и помимо Зеленого Пламени, будто привлекала к себе хороших людей, и отталкивала плохих. Она уже говорила об этом с Сокконом пару дней назад, и тот предположил, что ее окто пассивно, и именно так работает, будто механизм самозащиты. Забавно, что за всю ее жизнь это заметил лишь он один, сам полной переживаний душой скрытый глубоко внутри, за красивой и элегантной маской дружелюбия и невероятного ума будучи весьма задумчивым и даже слегка одержимым. Мастер иллюзий, не без причины получивший в распоряжение именно те способности, которые даже сам не считал лучшими в мире, как другие октолимы, но подстраивался под них, как под суть своей натуры.

– Прочитай красное письмо. – продолжая подозрительно смотреть на девушку, уточнил Гоклон.

– А второе? – подняв голову на мужчину, не поняла Кайла.

– Корим просил передать тебе, чтобы ты открыла второе письмо после встречи с Думой в Эмонсене. Сказал…что это очень важно.

Немного грустно подумав про себя, Кайла легко вздохнула, переведя взгляд обратно на письмо. Она стала немного печальнее от осознания мысли, что не встретит дядю в городе, с шелестом бумаги аккуратно открывая конверт письма, доставая из него листок бумаги с текстом.

– Почему в вашем войске так мало девочек? И почему они все такие страшные? – продолжал игнорировать атмосферу переживаний своих товарищей Мицерн, так же смотря в потолок.

– Женщин-воительниц и сейчас меньше, чем отважных и глупых мужчин, не правда ли? Тем более, красота мало способствует победе над имтердами. А запугать их и того сложнее. Я-то знаю. – жутко улыбаясь, качал головой Гоклон.

– Уж что, а наши деревенские бабы своими небритыми ногами даже…

Этот диалог никак не касался Кайлы и Тиадрама, совсем на минуту пропавших в своих размышлениях и переживаниях, так или иначе связанных с Рыцарем Коримом. Тиадраму тоже было интересно, какие слова передавал девушке его друг, и почему он не пришел в город сам. На самом деле, он мог понять причину, если бы читал то письмо сам. Кайла читала очень вдумчиво, иногда меняя на лице радость и печаль, чего-то даже боясь, а что-то стараясь вовсе игнорировать.

«Кайла, девочка моя. Надеюсь, что Бог Страха передал тебе мое письмо вовремя, и ты не станешь открывать второе письмо прежде, чем встретишься с Думой. Прости, что не пришел попрощаться с тобой лично – долг зовет меня на северный фронт, где скоро я буду должен столкнуться с началом своего пути, и, коли мне не повезет в бою, встретить его конец. Не волнуйся за меня, ибо нас поведет в бой моя Богиня, и я наверняка буду в безопасности рядом со столь фееричным командиром. Прискорбно то, что стало с ее наставником, но даже пускай груз скорби поставил на колено сего великого человека, я выдержу любую боль, и не прогнусь под ней. Таков мой путь, и я с него не соступлю.»

Девушка улыбалась, чувствуя в тех словах великую силу воли, которой всегда восторгалась, и в которую однозначно верила. Она перевернула листок.

«Но если я паду…»

Улыбка с ее лица пропала.

«Если первый Бог Света уничтожит нас, следуй за лучиком света, что мы с Богиней оставим вам с Тиадрамом. Я знаю, он следует за тобой, как за своим собственным светом. Не удивляйся этому. Возможно, ты найдешь спасение от ненависти и мести так же внезапно, как это сделал я. Уверен, ты понимаешь, что это значит. И я верю в вас, как в нашу последнюю надежду. Пройди путь, что ведет тебя в Эмонсен, и сделай то, что должно. Тогда мы сможем увидеться снова. Я буду держать за тебя кулачки. Люблю тебя, но не прощаюсь. Твой дядя Корим.»

Она довольно шумно оторвалась от этого письма, прервав своим жестом обсуждения не весть чего Мицерна и Гоклона, с прикрытыми влажными глазами и дрожащей улыбкой уже совсем не шевелясь.

–Похоже, что мои полномочия здесь иссякают. Что ж, нам с Чеистумом еще есть, что обсудить наверху. – сразу после того поднялся на ноги, упираясь руками в посох, Гоклон. – Я свою работу выполнил, могу возвращаться наверх сразу, как доделаю еще одно дело. – теперь учтиво поклонился он.

–Пойду в баню, пожалуй. – смеясь, резко вскочил со своего места Мицерн, тут же рванув со сцены вниз, поднятым ветром колыхнув всех, кто его окружал, но движениями едва не причинив вред тем, на которого едва не наступил впереди.

– Ага. Много не пей там. – думая уже о чувствах подруги, вскользь кинул в сторону наемника Тиадрам.

– И выпью, и девочек позову. – уже издали смеялся он.

– Какая жалость. – разочарованно и подозрительно сверкая глазами, смотрел наемнику вслед Гоклон. – Тогда последнее дело отменяется. Пора идти наверх.

Гоклон медленно и аккуратно, спустившись со сцены уже по лесенке слева как все культурные люди, отправился в ту же сторону, но чуть левее, на лестницу шестого этажа. Воины вокруг него расходились сами, скорее всего, из уважения. Или просто оценив по достоинству вид его лица.

– Все хорошо, я надеюсь? – наблюдал за лицом подруги Тиадрам.

Кайла еще несколько секунд сидела в подобном состоянии, как окаменевшая, и лишь когда кто-то позади нее пробежал в сторону, колыхнув ее волосы переносимым собой ветром, чуть опустила голову, открыла глаза, и начала тихо, но с улыбкой, упаковывать письмо обратно в конверт.

– Да. Все хорошо. – кивала она.

– Ты же расскажешь мне, что он тебе написал? – неуверенно улыбаясь, почесал затылок Тиадрам.

– Знаю, что ты хочешь услышать. – убирая оба письма во внутренний карман формы, в улыбке хитро прикрыла глазки она. – Он говорит, что ты должен за мной приглядывать.

– А я говорил, что он мудрый человек. Хотя, я бы все равно так и сделал. – сам с некоторой дрожью в голосе посмеялся юноша.

Кайла еще несколько секунд смотрела на него, пока он сам не осмелился посмотреть на нее. Раньше он не чувствовал такой робости даже в бою, и только взгляд Кайлы сотрясал всю его душу чувством доселе ему неведомым, тем более с его амнезией. Что-то похожее он хотел чувствовать в присутствие и людей, которых все равно любил сам, но которых совсем не помнил. Которых мог назвать своими родителями. Но в глазах Кайлы отражение его выглядело иначе, и вызывало не только трепет в сердце влюбленного юноши. Он чувствовал своеобразное желание, с которым был просто не в силах бороться, не мог ему сопротивляться, и сам таких чувств немного боялся. Кайла сама, не смыкая глаз глядя в его глаза, медленно приблизилась к нему, остановившись справа, медленно и уверенно положив на его плечи руки, зажигая только больший огонь в глазах взволнованного юноши, все же лишь прижимаясь к его груди, будто для нее он значит нечто другое, чем то, что в ней видел он. Он не понимал этого, как и не знал еще, что должно было произойти дальше, тем более будучи окруженным со всех сторон столь шумными людьми. Но она не отпускала его, только крепче сжимая всю его спину и грудь своими объятиями, думая о вещах куда более возвышенных и необходимых каждому человеку, которые подсознательно понимал и он, но никак не мог отделить от любви. Или же, возможно, то и была любовь? Абстрактное чувство, испытываемое всеми живыми существами. Не отношения между людьми, поцелуи и слова, а нечто куда более глубокое и чистое, особенно много значащее для нее, пережившей ужасные трагедии, всю жизнь блуждающей во тьме скорби, так тянущейся к свету в глазах человека, что сможет спасти ее от ненависти. Она чувствовала себя куда спокойнее, и даже его дрожь уже проходила, исцеляемая ее теплом. Шум вокруг совсем для них пропал, и даже те люди, кто видели их в таком положении теперь, только улыбались, радуясь, что даже спустя столетия чувства, что объединяли людей всего мира между собой тогда, оставались живы. И именно за эти чувства они были готовы сражаться до последней капли крови теперь.

– Ты же обещаешь, что защитишь меня? – сама еще чуть дрожа, шептала она.

– Обещаю. – ласково гладя ее мягкие волосы кивал он.

В ее голове промелькнули слова песни, что она когда-то сочинила для себя, и которую всегда пела в своей голове, когда боялась. Этому ее научил дядя Корим, пусть и не являвшийся ее настоящим дядей, лишь лучшим другом отца, Амира. Петь песню своего сердца, что сожжет все страхи. Совсем скоро она должна была столкнуться с тем, чего боялась больше всего в жизни, и при встрече с чем страх наверняка мог ее убить, сопровождаясь шепотом Черного Пламени и ледяным взглядом горящих Синим Пламенем безжалостных глаз. Она думала, что пройдет этот путь одна, и никто не сможет ее защитить перед этим страхом. Даже ее отец не смог его победить. Но теперь она была сильнее, и больше не была одна. Ей уже не было так страшно.

– Проснись, открой глаза, взрывайся. Пусть эту тьму развеет Пламя. – засыпая, тихо напевала она. – Вспомнить бы, как оно пелось дальше.

Солнце уже заходило над городом, и с тем все меньше шума в казармах создавали тихо засыпающие даже во время бурных бесед воины. Работники, таскавшие ящики, уже отдыхали, сидя на них перед самым зданием ратуши вместе с курящим трубку писарем, наблюдая за еще шумными сборами воинов впереди, за забором. В домах некоторые Демоны уже свисали с перил балконов, наблюдая за остальным городом, в процессе своего активного отдыха опустошив все запасы алкоголя, оставленные в их новых жилищах бывшими жителями, что, чаще всего, покидали город заранее сами в поисках убежища на время войны где-нибудь на западе. Город медленно затихал, хоть и оставался куда более шумным и активным, нежели своей версии под началом бывшего градоначальника.

На последнем этаже ратуши продолжали пить вино три героя людей, включая Гоклона и Чеистума. За одним столом с ними сидел рыцарь в сияющих доспехах, черноволосый с сединой и крупный, с благородным грубым, но красивым, лицом. Он был в городе все последнее время, заранее придя туда по душу своего старого врага, градоначальника Дота, затем оставшись на его месте для наблюдения за мобилизацией войск особенно уважаемых им Демонов. На мгновение, стоившее старому Доту жизни, он поддался мести, но не желал такого для своей племянницы Кайлы, и потому не стал встречаться с ней лично, для себя самого расценив это наказанием, оставив той лишь два письма. Одно письмо он написал сам, а второе его просил передать девушке старый друг. Он не зря не сообщил ей об этом, но надеялся, что девушка послушает его, и не станет открывать второго письма до того момента, пока не сразится с Думой. Тем более, у него в городе были и другие дела, и именно для их обсуждения он назначил встречу Богам Страха и Смерти, что своими идеалами особенно были далеки от Богини, которой он присягнул на вечную службу, но которых даже она весьма уважала. Все последнее время их «винопития» он пропускал мимо ушей их черный юмор, основанный на понятии человеческой смерти, и лишь последней новостью сумел серьезно пошатнуть их желание шутить, наконец вернув их старым страшным лицам былую серьезность. Атмосфера в комнате, которую они занимали, стала еще более мрачной и темной в тот момент, а Бог Смерти и вовсе на мгновение замер, будто окаменев, едва успев донести до губ бокал с вином и немного его оттуда отпить.

– Мог бы я поперхнуться… – с усилием проглотив вино, чуть отодвинувшись в бержере, вздохнул, и с тихим звоном поставил на стол почти пустой бокал, Чеистум.

– Думаешь, что это сорвет наш штурм? – наблюдая за изменением дряхлого и мертвого лица товарища, долил вина из бутылки в тот бокал сидящий рядом за столом на роскошном кресле Гоклон.

– Черное Пламя – очень опасная сила. В ночной тьме его будет почти невозможно разглядеть, и нас вполне могут застать врасплох. – задумался Чеистум.

– Моя Богиня и я выступаем в город вместе с вами. – тяжелым баритоном перебил мысли Бога Смерти сидящий на другом кресле рядом с тем столом Корим, даже в той слабоосвещенной комнате отражая от своих доспехов больший свет, нежели окружающий, добавляя к нему свет будто внутренний, и куда более яркий.