Ничей

– Можно вопрос, Петр Аркадьевич? – как школьник за партой, поднял руку Бакаев.

– Аркадий Петрович, – поправил его реформатор.

– Извините. Я про нас, про издательский дом.

– Да, пожалуйста, – генеральный приосанился.

– Население в ходе реформ не пострадает?

Перспективный менеджер оценивающе посмотрел на Бакаева.

– Не должно, – после паузы сухо ответил он, плеснул себе кипятка в стакан и вышел.

Участники дебатов тоже помолчали.

– Такой реформирует, – сказала затем Настасья Кирилловна.

– Буду за Проклова агитировать, – подвела черту Алиса.

Обед давно миновал, а ужин еще не думал начинаться. Было абсолютно ясно, что у Вячеслава Вячеславовича снова что-то пошло наперекосяк. Утром, в начале десятого, он без напоминаний прислал мне лаконичное «Жди». С тех пор от него не было ни слуху, ни духу. Я тешил себя надеждой на то, что очень важные персоны трудятся не по стандартному графику, как простые смертные, и вызова на беседу с повелителем оборонного заказа можно ожидать в любой момент. Однако надежда представлялась какой-то дохленькой.

Стрелки настенных часов в редакции показывали без двадцати пять, когда знатный пиарщик всё-таки позвонил.

– Накрылся проект, – не стал вилять он.

Я тяжело оперся о подоконник на кухне, где едва успел укрыться от любопытных ушей.

– Почему?

– Доигрался мой клиент, он теперь под следствием. Через час-полтора смотри сайты информагентств.

– Как же так? Он же свой в доску, социально близкий. Или будет козлом отпущения перед выборами?

– По моим данным, сгубили его дамы сердца, – вздохнул Вячеслав Вячеславович. – Семейные разборки положили конец карьере. Шьют ему сразу несколько статей.

– А вы?

– Наш с ним контракт прекращен. Финдиректор пыжилась и тужилась, но выдала-таки мне расчет по долговой расписке. Я подстраховался, как мог, да и люди солидные меня рекомендовали. Служебный телефон сдал, сейчас еду в аэропорт.

Я только рассмеялся, но так, что мой земляк обеспокоенно спросил:

– Ты в порядке?

– Чего и следовало ожидать, – ответил я невпопад.

– Не надо, нос не вешай, – мягко посоветовал Вячеслав Вячеславович. – Жизнь на этом не заканчивается.

– Но делается паршивой, – добавил я.

– Перестань. Я буду иметь тебя в виду. Может, подвернется жирный заказ, – утешил он.

– Вы сами куда потом?

– Еще не думал. Отдохну, наверное, недельку где-нибудь на Мальдивах. Подлечу нервы, – поделился планами мобильный консультант.

В течение следующих сорока пяти минут я сидел за компьютером и тупо пялился перед собой. Никакую работу не делал и даже не пытался имитировать. «Накрылся, накрылся», – периодически повторял я про себя. Первые сообщения о скандальном деле оборонной компании появились даже раньше, чем прогнозировал Вячеслав Вячеславович. Оперативники вели обыск дома и в кабинете генерального, а комментаторы упражнялись в предположениях. Один из них со ссылкой на осведомленный источник сообщал, что в отрасли грядут большие перемены, и курировать ее в чине вице-премьера будет тот самый Дмитрий Альбертович, на которого так страстно уповали буфетные патриоты из Госдумы. Якобы именно поэтому их покровитель был вчера отозван из своей дипломатической миссии…

«Андрей Шубин умер». Володя Паньшин написал мне это в социальную сеть без всяких «Привет» или «Как сам?» (его коронный вопрос). До меня не сразу дошел смысл фразы, и он после минутной паузы пояснил: «Рак легких». Володя иногда пописывал мне в Москву, то давая оценку событиям дальнейшей политической жизни города К., то повествуя об общих знакомых. Отойдя, как и я, от предвыборной чехарды, он осел в редакции газеты одного из пригородных районов (не того, которым когда-то правил экс-депутат Макеев). Зарплата у него была смехотворной даже по меркам глухой провинции, но для Паньшина имела основное значение близость к дому, где лежала старенькая и больная мама. В свободные минуты Володя выдавал едкие комментарии к восторженным постам разнообразных пресс-служб.

«Когда?» – онемевшими пальцами набрал я.

«Вчера».

С Андреем после тех выборов мы больше не виделись и не слышались. Я хотел позвонить ему, но всё откладывал на потом. По-хорошему мне следовало сразу связаться с ним, только что-то мешало. Проблема была в какой-то моральной неловкости. Мой бывший однокурсник бросил штаб Георгия Александровича, не захотев приспосабливаться и унижаться, я же остался решать свои задачи. Если можно так выразиться, в оценке ситуации мы с ним сошлись, а выводы сделали противоположные.

«Завтра похороны», – добавил строчку Володя.

Зеленый огонек сигнализировал, что он по-прежнему в сети. «Боюсь, моя зарплата как раз на лекарства уйдет», – вспомнил я слова Андрея.

– Ты белый совсем, – сказала вдруг Инна, чей стол находился напротив.

Нонна тоже с тревогой глядела на меня.

– Может, давление померять? – спросила она.

Я отрицательно помотал головой.

– Иди-ка домой. Сможешь?

– Смогу, – процедил я, через силу вставая с кресла.

Вместо эпилога

Направляясь в сторону метро, я выбрал самый длинный путь и очутился на площади Трех вокзалов. Как всегда в этом месте, вокруг царила настоящая какофония звуков.

– Пять пар носков за сто рублей. Подходим, берем…

– Предлагается обзорная экскурсия по Москве. Мечеть на Поклонной горе, Новый Арбат, Белый дом. Вернемся сюда, на это же место…

– Поезд «Полярная стрела» отходит со второго пути через пять минут…

– Чебуреки, беляши, сухарики-кошмарики, рыбка, пиво, чипсы…

– Подайте, Христа ради, кто сколько может! С праздником вас…

– Молодой человек, девушка не нужна?..

Я резко развернулся и нырнул к турникетам. На автопилоте, добравшись до Чистых прудов и отчего-то вспомнив Абая, перешел на оранжевую ветку. Свою станцию я пропустил и вышел дальше, на «ВДНХ». Остановился только у Останкинского пруда, где позапрошлой весной твердо и навсегда распрощался с телевидением.