Ничей

Я натурально опешил.

– Что значит «не договорились»? Оно же готово было. Отказался смягчить пассаж про энергетиков?

– Не просто отказался, а потребовал усилить. Орал, ногами топотал и ругался, что твой извозчик. Хорошо, хоть не в редакции дело было.

– В «Листке» вас просто послали?

– Точно. Там юристов уговаривать бесполезно. Есть четкие рамки, за них никто не выйдет.

– Вы ему…

– Я ему всё предельно доходчиво объяснил, – перебил меня Вячеслав Вячеславович. – Прямо сказал, что это глупо: вот так портить отношения с «Листком». Их главный – человек матерый и влиятельный в журналистских кругах. Если обидится, может немало гадостей наделать. Нам потом надо это заглаживать?

– Блин, ну и начальник.

– Я тебя предупреждал. По-прежнему хочешь с ним поработать?

– Мне выбирать не из кого, – поставил я точку в теме.

– Ладно. На сегодня, как сам понимаешь, опять отбой, – констатировал пиарщик. – Понимаю, что ты весь на нервах. Потерпи! Завтра он успокоится, сможет нормально общаться. Тогда и пойдем представляться.

– Он курит? – зачем-то спросил я.

– А какое это имеет значение? – удивился Вячеслав Вячеславович.

– Да никакого, собственно.

На круглосуточном телеканале и в Интернете шла прямая трансляция из Гостиного двора. Партийный съезд катился по знакомым рельсам. Выступила какая-то думская мелкота, потом по слову молвили ткачиха с поварихой, после них на трибуну вылез боксер-тяжеловес. Он явно не знал, куда спрятать огромные ручищи, да и всё остальное хозяйство тоже. Чуть-чуть понаблюдав за его ораторскими страданиями, я стал приводить в порядок свои бумаги. После весеннего субботника в редакции их накопилось немало.

Одни я просматривал и рвал, другие рвал сразу, не просматривая. Старые пресс-релизы, приглашения на форумы, конгрессы и конференции, повестки и программы, буклеты и брошюры летели в корзину для мусора. Тем временем градус федерального мероприятия нарастал. Ведущий объявил выступление главы профсоюзной ячейки с Урала, и тот быстро взял быка за рога.

– Раздаются голоса, что не тем путем идем, не тот курс избрали, – заинтриговал партиец. – Дошло уже до того, что в открытую обвиняют власть в коррупции.

Ничего подобного в речах ткачихи с поварихой я не уловил, но списал это на собственную невнимательность. А профсоюзный вожак продолжал.

– Мы знаем, кто пишет подобные сценарии, и кто дергает за ниточки!

«Госдеп, конечно. Или американский посол, прибывший на утренний рассол», – подумал я.

Стало скучно.

– Пускай хорошенько задумаются эти господа писатели и зарубят себе на носу: никому не дано права раскачивать лодку! – в голосе вожака появились истерические нотки. – От имени всех людей труда хочу сказать следующее…

С профсоюзами я почти не имел дела в своей жизни. В студенческие годы состоял, правда, в одном из них и даже платил взносы, пока старая система не начала рушиться. Никаких благ от этой шайки-лейки не видал. Разве что при наступлении тотального дефицита нам, помнится, подкинули по блоку сигарет. Я, чтобы не тащить домой, подарил их однокурснику, который живо пустил товар в оборот.

– Хочу заверить нашего национального лидера, – уже почти колотился в конвульсиях приехавший с Урала, – если вдруг какой-нибудь креативный класс поднимет руку на завоеванную нами стабильность, вы только скажите! Только позовите! Приедем сюда с мужиками и разберемся!

Концовка его выступления утонула в овациях. Я поморщился и прикрутил звук до минимального значения.

Как обычно, в конце дня заглянул Бакаев.

– Знаешь последнюю инициативу партии и правительства? – не дал я ему раскрыть рот.

– Какую?

– Начинающим избирателям, кому только стукнет восемнадцать, будут вживлять микрочипы. Само собой, с их письменного согласия, – абсолютно серьезным тоном продолжил я. – Цель понятная: чтобы не было никаких «каруселей» на выборах, никаких голосований за себя и того парня. Уже ассигнования на это выделены.

– Иди ты, – неуверенно сказал Бакаев.

– Святая, истинная правда! Про электронное правительство слышал? Сейчас вообще тренд такой. Мы же с тобой на форуме как-то были, там про него целый день эксперты трещали. Помнишь, потом во дворце с лебедями и чучелами обедали?

– Как обедали, помню, – кивнул оператор, – а экспертов уже не очень.

– То-то. Целевая программа уже принята, называется «Чипированная Россия».

– Они и без нее все чипированные, молодежь наша, – заметил он. – Как спустишься в метро, сидят с айпадами и айфонами, каждый в наушниках. По-человечески поговорить не с кем.

– На следующем этапе ее реализации чипы вживят всем поголовно, – вдохновенно подхватил я. – Кто откажется, тому вставят микрофон, а товарищ лейтенант будет сидеть за пультом и записывать.

Здесь до Бакаева дошло, что я стебусь над ним.

– С тобой ни о чем невозможно разговаривать, – совсем огорчился он.

Когда офис почти опустел, меня пригласила зайти Ольга Эдуардовна, наш многоопытный главбух. Была она человеком весьма и весьма влиятельным, вела все денежные дела издательского домика с его первого дня, и Вэ-Гэ, как я слышал от коллег, советовался с ней даже по кадровым вопросам.

– Алексей, тут бумага одна пришла. Из суда, – осторожно начала она.

– Кто с кем судится?

– Пока никто. Интересуются вашими доходами. Как я понимаю, бывшая супруга имеет к вам претензии.

Не сказал бы, что меня это обрадовало. Хотя чего-то подобного ожидать стоило. Марине, которой я через свои старые связи помог устроиться на службу в мэрию, хотелось большего. Откуда сей ветер дует, я тоже догадывался. Моя прежняя теща, женщина недалекая и горластая, страстно желала определить внука в наилучший вуз города. Вуз издревле слыл заповедником той самой коррупции, которую яростно отрицал профсоюзник с Урала. Учиться там, да и просто поступить туда людям нашего уровня и достатка было не очень-то по карману. Но, разумеется, поскольку я теперь жил и трудился в славном городе-герое Москве, доводы рассудка в расчет не принимались. Все, кажется, были убеждены, что я – подпольный миллионер.

– Пишите правду, – посоветовал я Ольге Эдуардовне.

Ровно в шесть со мной связались из пресс-службы человека с Шаболовки. Я грешным делом думал, что там уже давно отдыхают.

– Интервью хорошее, согласовано без правок, фото для обложки тоже утверждено, – сказал мне пресс-секретарь. – Извините, если долго тянули.

Я лживым голосом ответил, что, мол, ничего страшного, и сразу набрал шефа. Всеволод Георгиевич не отозвался. Я повременил, скинул ему смс. Ответ состоял из двух букв: «Ок». На эмоционального нашего главного редактора это было не очень похоже.

Но сплошные секреты и недомолвки меня уже чрезвычайно утомили. Послав сообщение о факте согласования удалившейся домой Нонне, я врубил на служебном компьютере вторую часть «Крестного отца» с Аль Пачино и Робертом Де Ниро, которую держал тут специально, чтобы можно было отвлечься.

Ника ждала меня на лавочке у подъезда моего дома.

– Давно здесь сидишь? – спросил я.

Она звонила, когда я собирался к себе в резиденцию, но не анонсировала будущий визит. Телефонный разговор получился скомканным, слышно ее было неважно.