Дыхание

– Конечно, Джерри, времена такие, надо знать ситуацию и настроения, верно? – Саша тоже начал улыбаться. Только улыбка эта показалась Вадиму неестественной.

Сели в машину. Молчали. Вадим вдруг опять ощутил прилив усталости, подумал: «Чего это я? Надо энергичнее, бодрее смотреть на всё, что вокруг. Ну да, Павлик умер. Все умрём, как говорится. Конечно, всё это так неожиданно… потому и страшно. Но надо дальше идти, дальше…Что у меня там в конторе? Просил сегодня до десяти вечера не беспокоить, послушные какие все… не беспокоят».

Вадим начал думать о конторе. «Конторой» он называл офис, который они арендовали в центре Архангельска. Старый, дореволюционной постройки дом по Троицкому проспекту, где, как рассказывал ему местный краевед, до 1909 года была контора купца, поставщика пушнины. Потом, как утверждал тот же краевед, в этом доме в Гражданскую войну был штаб американского экспедиционного корпуса. Дом с большой историей оказался. Вадиму всегда нравились такие дома. Дома и вещи. Ему нравилось, что за каким-то обыденным, вроде бы предметом, может стоять большая история. Связь времён.

Ехали уже по центру города. Свернули с Невского, за окном показалась громада Мариинского дворца. Музыкальный центр в машине Саши был настроен на бизнес-радиостанцию. Ведущий уверенно говорил о развитии отечественного бизнеса, особенно агро-предприятий, его собеседник, известный экономист, неторопливо поддакивал. Программа закончилась и после традиционной ритмичной отбивки начались новости дня. Саша прибавил громкость. Вначале протараторили новости про Трампа и его борьбу с демократами в Белом доме, затем ведущий новостных минут заговорил о вирусе в Китае.

– Знаешь, некоторые политологи говорят о том, что вся эта ситуация очень интересна для властей, – Саша повернулся к Вадиму, – нет никакой войны или природной катастрофы, но можно, пользуясь эпидемией, отработать технологии по управлению огромными территориями в режиме особого положения. Примерно так.

– Ну, если вспомнить теории конспирологов, то вполне возможно, – Вадим смотрел на знакомые фасады.

– Есть мнение, что китайцы раздувают ситуацию. Таким образом они отрабатывают действия по быстрой изоляции больших локаций. Ну, как больших, для них города с тремя-пятью миллионами человек – это так, небольшие города. Тренируются, так сказать, пока почти на кошках. Не, ну а что? Восточная цивилизация, всегда отличались хитростью и многослойностью. Китайцам, как говорил американский президент, Никсон вроде, нельзя доверять.

Запиликал мобильник. Саша ответил по громкой связи автомобиля.

– Алло, Александр Николаевич, как дела? Не отвлекаю? – голос был спокойный и уверенный. «Баритон начальника», – машинально подумал Вадим.

– Добрый вечер, Анатолий Дмитриевич! Нет, нормально, могу говорить!

– Я по поводу записки, ну, предварительного плана проекта. Мы тут с товарищами обсудили, посмотрели… давайте плотно это всё проговорим. Например, послезавтра. Устроит?

– Да, принято. Послезавтра утром, часов в девять, я вас наберу, уточним время. Думаю, в час дня нормально будет.

– Всё, договорились. Жду звонка.

Лицо у Саши стало серьёзным.

– Что, дела круглосуточно? Ни минуты покоя? – Вадим посмотрел на брата.

– Да, верно… ни минуты, – задумчиво произнёс Саша, – всё как-то так да вот эдак.

Хочу одно дело сделать. Сделаю – буду считать, что жизнь прожил не зря. И это не банальщина. Посадить дерево и вырастить сына это немного другое…А вот сделать так, чтобы начать жить всем разумно, без всяких дырок для «левых» дел, это совсем… совсем иначе, вот, – Саша по-прежнему о чём- то думал.

– Вижу, ты не меняешься, это хорошо. Справедливости ищешь во всём. Не обломали тебя ещё в твоей партии? – Вадим повернулся к брату.

– Да нет, Вадик, принципы мои при мне. Конечно, когда ты молодой, не знаешь ситуацию, скажем так, взрослой жизни, кажется, что всё просто, надо только драйв иметь. А на деле… Не мне тебе объяснять, ты же вон сколько лет сам на себя работаешь, преодолеваешь, так сказать, тернии… Как говорят функционеры, а имя им легион, главное манёвры. Главное лавировать. Как там – тридцать три корабля лавировали, лавировали и вылавировали…тьфу, еле сказал…

«Ауди» Саши остановилась около арки. Саша посмотрел в окно:

– Да, братиш, родные места. Раньше как-то все казалось большим и ярким, а сейчас как в сером одеяле, даже душновато как-то, – Саша открыл дверь и вышел на улицу. Вадим, немного помедлив, тоже вышел из машины на тротуар. Над каналом Грибоедова висела какая-то серая взвесь. Это дни, когда непонятно, как начинается утро и как оно переходит в день, только опускающаяся ранняя мгла проводит границу между днем и ночью. Братья подошли к парапету.

– Гляди-ка, все плиты на месте, и перила тоже, – Саша провел рукой в рыжей кожаной перчатке по перилам ограждения, – Еще триста лет простоят. Фасады все отремонтировали, хорошо… Помнишь, какое все облупленное было, когда мы тут каждое утро в школу чапали?

– Ничего себе, ну ты словечко вспомнил, из школьного лексикона, – Вадим улыбнулся.

– У меня вообще хорошая память. Математическая, ну, и профессия обязывает иметь богатый словарный запас.

– Да, молодой лев, – с иронией проговорил Вадим, глядя на брата, – это верно. Политик должен находить общий язык с любой аудиторией, даже со школьниками. Как, есть у вас своя молодежная организация, комсомол свой есть? Смену надо уже сейчас подготавливать, свои принципы передавать, верно?

– Конечно, – Саша улыбнулся, – ты вот у себя в Архангельске все делами занимаешься, бабло рубишь. Нет, извини, зарабатываешь тяжким непосильным трудом. А кто-то должен на перспективу работать, страну кому оставим? Да-да, знаю, сейчас подколешь меня за высокопарный слог! Типа, по-старперски начал вещать, как старцы из Политбюро, помнишь, еще тридцать лет назад такой клуб «по интересам» в Кремле заседал?

– Ну, на старца ты не похож. Хотя, если завязнешь в своих докладных и аналитических записках, то да, будешь скучный и унылый годам так к пятидесяти пяти, – Вадим смотрел на серые куски льда на поверхности канала.

– Нет, не буду. Прежде всего не хочу, никто меня не сделает таким. Знаю, что сейчас скажешь, слышал это много раз. Типа, коммунистов бортанули, решили демократию строить. А по факту пришли к нормальному чиновничьему государству, где бюрократ на бюрократе сидит и бюрократа подгоняет. Но мне много времени не надо, да и нет его… – Саша говорил спокойно, но, как почувствовал Вадим, какая-то раздражительность начала накапливаться внутри брата.

– Саша, ты же знаешь все эти темы. Будь у меня продуктовый магазин с ларьком, я бы чувствовал себя, наверное, спокойнее, комфортнее…– Вадим говорил, словно подбирая нужные слова, – но ты же видишь, что происходит. Несколько лет назад начали зачищать малый бизнес. Ввели единый налог для маленьких. И что? Сотни, нет, тысячи людей позакрывали свои лавочки и всё… работают или в чёрную, или вообще пошли в найм опять. А сколько трагедий было… Ладно, маленьким показали, где их место. Хотя неправильно это всё, неверно. Любое нормальное и процветающее общество держится на лавочниках, на маленьких. Да, говорят, что выживает сильнейший. Типа, остался на плаву, не закрыл свой микро-бизнес – молодец, будешь предпринимателем!

Братья стояли на узком тротуаре у перил канала. Вадим подумал, что зря он сейчас затеял этот разговор, слишком длинный был день. Надо закругляться.

– Ты-то, Саша, доволен, как у тебя сейчас идёт?

– В общем и целом да, скорее да. Нельзя уже сворачивать с пути. Звали пару раз друзья бросить дела общественные, так сказать, начать схемы строить… Конечно, пользуясь наработанными каналами. Но не по мне это. Пойми, система и вся работы системы зависит от людей. От конкретных личностей. Это же понятно: роль личности в истории и всё такое. Поэтому я здесь, точнее, внутри! Да, это не классическая европейская партия, но это объяснимо. Сколько лет страна жила в режиме просто одной партии, которая была и правительством одновременно во всем, да чем угодно. И сколько лет сейчас строится нормальная система партий и общественных движений? Время, нужно просто время. И включенность населения. Столыпин же ещё говорил: «Дайте нам двадцать спокойных лет, и мы изменим Россию».

– Столыпин плохо кончил, Саша. Да и двадцать лет прошло уже. Ладно, давай не будем сейчас здесь, на улице, устраивать диспут «Как нам жить правильно, и кто виноват во всём этом». В России всегда кто-то виноват.

Опять запиликал смартфон у Саши. Тот, мельком глянув на экран, ответил: – Да, Жора, привет. Да, всё в силе. Пусть решают на уровне района, надо помочь жильцам. Не, а что такого? Адресно, адресно! Нет, думаю это лишнее… нет, не убудет от него!

Не успел Саша убрать трубку в карман, как опять раздалась трель.

– Да, Аркадий, конечно, узнал! Да, да, именно так! Пусть завтра директор школы на почту сбросит файл. Да, конечно… Это не скауты, не путай. Это нормальная детская организация, патриотизм и любовь к Родине надо воспитывать. Да, воспитывать. Что в этом смешного? Всё, давай, на связи!

Опять запиликал телефон.

– Да, привет! Да, Оленька, всё, скоро буду… ну как… так. Да, прошло всё. Потом, дома. Всё, целую.

Саша сунул опять телефон в карман и посмотрел на Вадима.

– Извини, видишь, как вечером все завибрировали. Давай завтра на Ломоносова, ок? Поеду я, надо дома ещё с документами поработать.

– Конечно, Саш, давай, утром позвоню.

Саша направился к машине. Немного постояв на набережной, Вадим двинулся к арке большого доходного дома.

«Да, брат стал таким нормальным винтиком большой машины. Наверное, так оно и должно было произойти. Нельзя же быть просто хорошим человеком с шилом в одном месте. Надо войти, встроиться, играть по правилам… стать просто винтиком или шаровой опорой – это лучше», – думал Вадим о брате. Двор дома, в который он вошёл, был типичным «колодцем» Питера, как с придыханием пишут в соцсетях многочисленные блогеры и блогерши. Пишут, с энтузиазмом выкладывая фотографии облупленных стен и старых деревянных рам в окнах, за которыми видны пыльные занавески. Хотя изменения есть. Вадим посмотрел вверх: всё то же, всё на месте. Единственно, что появились новые металлопластиковые рамы, за которыми уже были видны новые подвесные потолки и модные встроенные светильники.

Проходя под аркой, Вадим ощутил знакомый запах, который, наверное, присутствует в большинстве питерских дворов именно этой части города, так называемой «достоевской части». Пахло, как от застоявшейся воды в болоте: немного затхло и горьковато. Вадим подумал, что года идут, а дух места остаётся, никакие перемены и потрясения не могут на него повлиять.

Знакомая лестница, стёртые ступени. Это была родительская квартира, которую отец получил после периода скитаний по общежитиям и коммуналкам. Как рассказывали соседи, их квартира была частью огромной хозяйской квартиры, которую потом, в период массового «уплотнения» после революции, поделили на три отдельных. От былого размаха остались лепнина на потолке, которая благополучно пережила все десятилетия новой жизни, и крепкий дубовый паркет.

Вадим вошёл в квартиру. После смерти родителей они с братом не стали особо что-то менять, избавились от откровенного барахла, но, как говорил Саша, «знаковые» предметы оставили. Два кожаных кресла, «ждановский» шкаф, несколько венских стульев.

Вадим утром заезжал с вещами, оставил две сумки, быстро принял душ и поехал на Шафировский. Сейчас, вечером, он не спешил. Сел в кресло и, как он любил делать в детстве, стал смотреть через балконную дверь на сумерки, опускающиеся на канал. Есть не хотелось: сказывалась усталость. К его приезду соседка по лестничной площадке, добродушная Серафима Степановна, знавшая братьев со школьных лет, убралась в квартире, приготовила ужин, купила продукты. Пенсионерка присматривала за квартирой в отсутствие братьев и хорошо знала их вкусы.

Стемнело окончательно. Вадим, достав из сумки ноутбук, решил вернуться в обыденность. Включил WhatsApp (он уже давно привык вести дела в современных условиях), увидел, что в сети его архангельские замы.

«Так, с кого начать… А, вот, здесь Игорь Астахов, с него», – подумал Вадим, увидев знакомые аватарки, и начал переписку:

– Игорь, привет. Как дела, как день? Что с отгрузкой на Киров?