Не в своём уме. Сборник рассказов

Он встал, включил меню ретранслятора, и он показал набор безнадёжно испорченных образов. Виктор отшвырнул от себя стол и застыл посреди комнаты. Перед глазами мигал значок вызова от Президента.

Немного справедливости

Я знал, что это рано или поздно случится, но не думал, что всё произойдёт так незаметно. Она припёрла это животное и несколько дней прятала его в каких-то неизведанных мною частях квартиры, а я жил спокойно и даже не догадывался, что конец света уже наступил. И тут вдруг эта скотина гавкнула.

– Это что такое? – спрашиваю я.

– Да ничего страшного, у меня кашель небольшой! – говорит вроде бы мне, а глаза куда-то в другую сторону смотрят.

Ну я же не идиот, я за три года выучил все её оттенки кашля. Все пятьдесят штук! Это точно не кашель, это чёртова псина!

– Где она? – спрашиваю и встаю, типа сейчас с балкона выкину, со второго этажа. Я же сколько раз предупреждал – никаких собак! Так что прав буду по любому.

– Кто она? – хлопает на меня глазами. Огромными такими, из японских мультиков.

– Собака где? – говорю и начинаю оглядываться.

– Нету никакой собаки!

Ну конечно! Нету! Ладно, сам найду.

Перерыл всю комнату, никого нет. В каждую тумбочку залез, в кошелёк заглянул зачем-то. Нету! Ну ничего! Вторую комнату перекопал, книжки старые с полок отодвинул. Кто тут столько пыли насыпал и ни разу не убрался? Только пауки неодобрительно смотрят на меня, а собаки нету. Значит, надо искать в ванной.

Иду туда, и тут она как повиснет на моей руке! До этого просто шаталась за мной, смотрела как на дурака. Ага, правильно иду.

– Егор, не надо! – дёргает меня за футболку и плачет.

– Чего не надо? – я тоже дурака могу включить, этот рубильник во мне легко поворачивается.

– Не трогай её! – отпускает меня и трёт мокрый нос рукой. Как ребёнок малый, ей-богу! Смотреть невозможно, сразу хочется обнять и по голове погладить. Знает ведь, что на меня действует. Тоже за три года мои оттенки изучила.

Отворачиваюсь, чтобы злость не прошла, и шагаю дальше. В ванной полочки с обычными пузырьками из неведомой вселенной, чистота и полотенца. Никакой собаки нету.

– А ну выходи! – кричу со всей дури и лезу за стиралку на звук испуганного визга.

Там стоит переноска, крошечная, как будто для гномика. И Белоснежка на пороге трясётся, тоже испугалась моего крика. В переноске сидит нечто. Я не знаю, как это ещё назвать. Какая-то тварь из глубин космоса. Летела поработить Землю, но дорога вышла долгой, жрать было нечего, и тварь усохла. Смотрит на меня и трясётся, все четыре ноги ходуном ходят, и глаза на полморды выкаченные.

– Это кто? – спрашиваю.

– Это Буся, – говорит она мне и слёзы растирает по щекам, – собачка моя.

Да ну вашу ж мать! Ну не может собака зваться Бусей! Уже даже хрен с ним, что у меня дома это животное торчит, так оно ещё и Буся! Собака должна быть Мухтаром, Джульбарсом, пусть будет Найдой или Динкой, да пусть хоть Бобиком будет! Но это же стыд какой – звать на улице Бусю. Все будут думать, что ты хомячка выгуливаешь. Хотя это недоразумение и размером с хомячка.

– Ты зачем её притащила? – тяну ей переноску, которая трясётся вместе с собакой.

– Егор, ну пожалуйста, давай её оставим! – вот и всё объяснение. Только слёзы ручьём, да обниматься лезет. Схватила меня, плачет в футболку и дрожит с переноской в унисон. Как в такой ситуации быть грозным и стучать кулаками по столу?

Вытащил я их обеих на кухню, посидели, все успокоились, даже это чудище из переноски.

– Доставай, – говорю, – смотреть будем.

– Только ты его не выкидывай, – опять нос дрожит, сейчас разревётся.

Такое впечатление, что я до этого был тиран и деспот, делал по утрам отбивные из котят. Я ни одного воробья в жизни не обидел, у меня в шкафу пауки живут, потому что мне жалко их на улицу выкидывать. Про собаку с балкона я безбожно врал, и она прекрасно меня знает. Просто, ну как ещё запретить ей тащить в дом всё подряд?

Она же у меня именно такая. Что увидела бесхозного и беспомощного, то и тянет домой. Ой, собачка голодная, ой, голубь грустный, ой, котик хромает, давай возьмём! Я всё жду, когда будет про «ой, смотри, какой несчастный бомжик», но она пока держится.

Я сначала даже внимания не обращал, ну таскает и таскает. А потом этой живности накопилось, как на птичьем рынке, хоть иди торгуй. Одних воробьёв три штуки! Я не выдержал тогда, собрал это стадо и раздал знакомым. Ещё и объявление дал, отдаю мол, в добрые руки, забирайте. Два месяца работал менеджером по впариванию котят с голубями. Воробьёв особенно долго никто не забирал, пока наконец не явилась какая-то мадам.

– А они у вас привитые? – спрашивает и оценивающе так смотрит на эту троицу. Дура, блин!

Ну я уже так от них избавиться хотел, что рассказал ей, что и от птичьего гриппа привитые, и от бешенства, и от столбняка. Я иногда плохой человек, но, благодаря этому, живу без воробьёв.

– Оксана, – говорю ей после всех этих своих переживаний, – если ты хоть кого-нибудь ещё в дом притянешь, я этого несчастного с балкона выкину!

Она обиделась. А она умеет обижаться! Никто в этом мире не обижается лучше Оксаны! Когда год назад она на моей машине бампер оторвала, то так сильно на меня обиделась, что на следующий день я очнулся в ювелирном магазине со словами:

– Да бог с ней, с машиной этой! Железяка! Выбери себе что-нибудь красивое и не переживай больше. Всё починим!

И тут я понимаю, что несу какой-то бред. Ну какой бог с ней? Бог её чинить не будет, бог вообще никому и ни разу не помог с ремонтом машины. Всё самому придётся делать. А я, между прочим, вообще ничего не сломал! И мне бы сейчас не серёжки новые покупать, а ругаться плохими словами и слушать, как друг Серёга подводит итог моих криков своим извечным «Ну это же бабы!».

Но с другой стороны – она будет дуться и переживать ещё недели две. У неё при этом такое лицо по-детски испуганное, что хочется взять её на руки и успокоить. Всё равно ведь не выдержу. Нету в моей жизни никакого средства от этой женщины! Пусть будут серёжки, любит она всякие железяки блестящие. Как сорока. Целые шкатулки насобирала, сидит иногда над ними, как Голлум, только у неё коллекция побольше.

Её вообще родили исключительно для любви. Потому что совсем она к жизни не приспособлена. Если ей дать тысячу рублей и попросить купить в магазине что-нибудь пожрать, то она может вернуться с искусственной ёлкой.

– Там старушка на улице продавала, ей на хлеб не хватает. Жалко её было.

А я сижу злой и голодный, на столе ёлка пластмассовая, очень нужная в середине апреля. И бабку я эту знаю, она, кажется, ограбила китайский магазин бракованных игрушек и уже два года сидит около супермаркета с искусственными ёлками и петрушкой. Поэтому беру следующую тысячу, иду в магазин сам, покупаю, возвращаюсь и готовлю. Потому что Оксана может спалить даже салат из огурцов, её к кухне можно подпускать только если очень нужно, чтобы кто-нибудь срочно сел на упаковку с яйцами.

Нет, я не жалуюсь. Мне не трудно приготовить ужин или сварить на двоих кофе. Или разбудить её с утра после тысячного звонка будильника, отправить в ванную и потом сорок минут слушать, как она фальшиво поёт под душем дурацкие песни, пропуская половину слов. А днём она будет звонить и рассказывать, что начальник ругался на неё, хотя она опоздала всего на полтора часа. Всё это ерунда! С ней всегда так интересно, а у меня слабость к интересным людям. У неё в голове такой взрыв идей, что рядом с ней я иногда кажусь себе туповатым. А потом вспоминаю, что знаю таблицу умножения лучше, чем она, и меня отпускает.

– Ну-ка успокойся! – говорю ей и сам открываю переноску. – Не буду никого выкидывать.

Вытряхиваю на пол животное, которое тут же пытается скрыться за холодильником. Ловлю это недоразумение семейства собачьих, и оно тут же впивается мне в палец зубами.

– Это он от страха, от страха! – кричит Оксана и отцепляет это от моего пальца. – Ты его напугал, он просто защищался, – прижимает его к груди и начинает гладить, – не бойся, не бойся. Хороший мальчик!

– Это мальчик? – я даже забываю, что с моего пальца кровь капает прямо на пол.

– Да.

– По имени Буся?

– Ну да, а что?

Нет, ничего. Нахожу бинт и криво заматываю им палец. Мальчик по имени Буся. Хорошее название для книги. Карлсон, который живёт на крыше, и его друг – мальчик Буся. Плохо, что у меня только названия для книг получаются, а не сюжеты. Пытаюсь одной рукой завязать бинт на пальце, но ничего не выходит.

– Завяжи, – тяну ей руку, и этот хороший мальчик кусает меня за второй палец!