А вот у меня всё иначе. Я выше всего этого, поэтому всегда любил праздники, не обращая внимания ни на какие препятствия. Нету Деда Мороза? Кого это волнует?! Пока есть подарки, я буду прикидываться, что верю в сказки. Я буду читать стишки с табуреток, буду водить хороводы, петь песни про ёлочку и орать: «Снегурочка! Снегурочка!».
Подарили свитер? Да пусть будет свитер. Я потом на бабушкины пятьсот рублей наемся мороженого и буду лежать месяц в больнице! Я умею отмечать праздники! И тетрадки мне всё равно купят.
Я постарел на год? Тоже мне, проблема! Я набрался мудрости и опыта. А переживать начну, когда мне исполнится лет сто, не вижу смысла беспокоиться раньше.
С остальными праздниками у меня такие же взаимоотношения. Я люблю их все! Но, видимо, это меня и сгубило.
– Егор, мы решили немного отметить Новый год, – пришли ко мне коллеги пару лет назад, – скидываться будешь?
– Пожалуй, буду, – сказал я и выдал им пятьсот рублей. Всё равно сидеть на работе 31 декабря было скучно, да и не работалось совсем.
Коллеги сбегали в магазин, притащили еды и выдали мне какую-то варёную курицу, утверждая, что никто лучше меня не сможет её разделать. А когда меня хвалят, я непобедим. Мы выпили за это животное, и я приступил.
Пока я мучил курицу, мы выпили ещё раз, а потом ещё. Через пять минут я просто стал откусывать от курицы, прекратив терзать её ножом. Иногда я передавал её по кругу, если были другие желающие закусить, и с каждым разом она возвращалась ко мне всё более потрёпанной.
Было очень весело до тех пор, пока я не проснулся. Башка болела, словно кто-то настучал по ней самосвалом, во рту было сухо, и очень хотелось сдохнуть. Я внимательно осмотрел потолок и по люстре понял, что я лежу у себя в кровати. Какие-то силы донесли меня вчера до дому, хотя, кажется, я пропустил бой курантов и выступление президента.
Я попытался повернуть голову и увидел сидящую рядом со столом жену.
– Проснулся? – вскочила она и подбежала к кровати.
– Ага, – сказал я и медленно сел, – извини, что я вчера в таком виде припёрся. Сам не помню, как напился. У нас нет минералки?
– Вчера? – почему-то спросила жена и посмотрела на меня каким-то странным взглядом. – Не вчера. Сегодня второе января, а тебя принесли ещё в декабре.
– Я что, спал два дня? – удивился я, ощупывая щетину на подбородке.
– Да, я скорую вызывала вчера, когда разбудить тебя не смогла. Они тебя потолкали пять минут, сказали, что проспишься, и уехали.
– Во дела. Я больше вообще никогда пить не буду! – пообещал я и тихонько пошагал в ванную, хватаясь за двери и тумбочки.
Я держал своё обещание до 22-го февраля, когда коллеги пришли вытрясать из меня очередные пятьсот рублей на праздник. Я выдал им деньги и предупредил, что пить буду только сок и компот, а к вечеру у меня будет чай с тортиком. Они покивали головами, ушли в магазин и вернулись без тортика.
Конечно, к середине застолья какой-то идиот стал упрекать меня, что я не пью в мужской праздник и отбиваюсь от коллектива. Не понимаю, почему мне стало стыдно, но я немного выпил под одобрительные крики. Уже через двадцать минут коллеги казались мне замечательными людьми, особенно хорош был тот, кто упрекал меня в трезвости.
С утра я снова проснулся дома с больной башкой. Жена опять сидела надо мной, только в этот раз в её голосе злости было больше, чем сочувствия.
– Опять? – спросила она.
– Что опять?
– Ты опять проспал два дня! Егор, тебе вообще пить нельзя! Тебя домой приносят!
Я ничего подобного не помнил, но пообещал, что этот раз – точно последний! В этот день я опоздал на работу на полдня, но начальник только потрепал меня по плечу и отправил в столовую за кефиром.
Естественно, на седьмое марта кто-то опять принёс меня домой без моего ведома, а я по новой привычке проспал два дня. Жена ругалась, а я снова раздавал обещания. Но на работе меня простили.
Потом были майские праздники, день России, а вскоре началась пора дней рождения у коллег. Всё это время я упорно держал намеченный курс, руководствуясь правилом, что год нужно проводить так, как ты его встретил. До праздника я обещал себе, что в этот раз не прикоснусь к алкоголю, но опять просыпался через два дня, пропустив все народные гуляния и салют.
За год из моей жизни исчезли все значительные события, я умудрился пропустить даже собственный день рождения. Что говорить, если на курортах меня находили какие-то весёлые соотечественники, и с ними я несколько раз пропустил даже иностранные праздники. Но самым интересным фактом была моя способность спать по два дня подряд. Я уже вот-вот собирался разобраться с этой проблемой, но тут в одну из пятниц коллеги предложили отметить окончание рабочей недели, и я проснулся в воскресенье.
Чёрт возьми, после этого из моей жизни стали исчезать субботы! А, проснувшись в воскресенье, я приходил в себя, отмокая в ванной с пачкой кефира в обнимку, пока за дверью на меня ругалась жена. Эта женщина знает так много плохих слов и так умело их использует, что я невольно задумываюсь – она знала их до свадьбы и скрывала это от меня, или выучила совсем недавно?
В общем, я решил завязать с алкоголем. Я же люблю праздники и хочу их помнить, да и неделя из шести дней не слишком мне нравится. И жена, чует сердце, скоро совсем перестанет с утра целовать меня в лысеющую макушку. А я ведь только для этого и лысею.
В этом году я разработал коварный план, так как все остальные совсем не работают. Сколько я не отпирался от рюмок, стаканов и бокалов, всё равно просыпался дома через два дня. И вот 22-го февраля, когда мы опять сели отмечать, я поступил иначе. Я с ходу бросился в бой, опустошая все наливаемые рюмки, переливая их содержимое изо рта в стакан с соком. В этот день основную алкогольную нагрузку взял на себя безымянный цветок с подоконника.
Через полчаса я стал изображать из себя немного пьяного, нести чушь и обсуждать политическую ситуацию на Ближнем Востоке. Потом стал пошатываться и пытался петь, а ближе к вечеру сделал вид, что заснул в углу на табуретке. Кто-то протопотал рядом, меня подняли и понесли со словами «Ну, с богом!». Признаюсь, было приятно попасть домой на руках сослуживцев, хотя они могли бы проявить ко мне чуть больше уважения и не бить меня головой о дверь в трамвае.
На лестничной площадке они позвонили в дверь и передали меня в руки вышедшей жены. Она почему-то не стала заносить меня в квартиру, а просто прислонила к стенке и заплакала прямо перед лифтом.
– Оксан, не плачь, я трезвый, – сказал я, вставая, – я прикидывался.
– Дурак ты, Егор, – ответила она, размазала ладонью глаза и ушла домой. Вот чего ей надо? Всё же в порядке.
Я вошёл в квартиру, сварил себе кофе и до ночи сидел на кухне, слушая по радио концерт в честь наступающего праздника. Жена сразу ушла спать, даже не стала разговаривать со мной.
– Ну и ладно, завтра поговорим, – подумал я после концерта, завалился на диван и уснул, замотавшись в плед.
Среди ночи я проснулся от того, что рядом кто-то разговаривал. Слышались два мужских голоса – один помоложе, а второй, судя по всему, принадлежал какому-то старому деду. Я не мог разобрать, что они говорят, но факт присутствия посторонних людей в квартире мне не сильно нравился. Я попытался открыть глаза, но не получилось. Руки и ноги тоже не хотели двигаться, голова не поворачивалась. Стоило начинать паниковать, но и с этим ничего не вышло. Зато голоса приблизились, и мне стало слышно, о чём они разговаривают.
– А с этим что? – спросил молодой. – Я просто смотрю, ты с ним постоянно возишься. Что-то сломалось?
– Да тут целая история, – в голосе деда слышалось раздражение, – один раз в жизни ошибся, теперь мучаюсь.
– Ну так расскажи, очень интересно, что ты тут каждую неделю правишь.
– Эх! Была моя первая смена на раздаче. Они же, мелкие эти, все одинаковые, все орут, ничего не понятно. Так я случайно сунул руку в чужой мешок и выдал этому. Вечером хватился – а уже поздно, не ту судьбу отдал! Начальник ругался лет десять, потом успокоился, расхождения-то с планом кое-как поправили. А три года назад глянули – боженьки мои, что там творится! Начальник опять орёт, уволить грозится. А мне куда увольняться? Меня бабка выгонит, до пенсии-то ещё лет триста!
– А что ты ему такого выдал?
– Сейчас покажу, – старик покряхтел, видимо, поднимая что-то тяжёлое, послышался шелест перелистываемых страниц, – смотри. Это настоящая судьба. Учился, женился, работал учителем географии в деревне, за всю жизнь не выехал дальше райцентра, много пил, помер в шестьдесят три года от тоски. Всё! Не, ты глянь, глянь! Две строки, и всё!
– А получил он что?
– Во, сейчас, – снова послышался шелест, – учился, женился, семь раз поменял работу, много путешествовал, написал книгу, подрался с премьер-министром в прямом эфире, открыл свой ресторан, занимался благотворительностью, убил акулу, украл вагон с помидорами, два года работал священником, уронил церковный колокол с колокольни, снялся в кино, два раза терялся в тайге, получил ранение пушечным ядром! И смотри, тут дальше три страницы вот этого всего. Как такое поправишь? Я сначала ему праздники отключил – помогло немного. Теперь вот выходные отключаю, но с такими темпами скоро придётся его вообще в кому положить.
– А ты на последних конференциях по коррекции судьбы не был что ли? – спросил молодой голос.
– Какие конференции? Работы вагон, вздохнуть некогда! В три смены работаем.
– Ну и напрасно. Случай твой простой, давай покажу, что делать надо, – сказал молодой и я почувствовал, как что-то металлическое коснулось моего лба.
– И что? Он после этого поедет в деревню учителем?
– Нет. Мы просто график подкорректируем, серьёзных расхождений больше и не будет. Смотри, выставляем здесь единичку…
Утром я почему-то проснулся в кровати, завёрнутый во вчерашний плед. Жена ещё спала, я тихонько сполз на пол и пошёл умываться, вспоминая дурацкий ночной сон. Вечно мне чепуха всякая снится!