Не в своём уме. Сборник рассказов

Сидоров попытался вспомнить, но в голове не было никаких упоминаний о том, что он уже воровал в этом месяце.

– Ты ничего не путаешь? – спросил он у жены.

– Не путаю, – вздохнула она, подтянула ближайший пакет к себе, присела на него и заплакала, – ты же на следующий день уже не помнишь про деньги. Как ни напоминай, так только и слышу от тебя: "Не знаю, не брал, это бабушка в наследство оставила". Словно я прокурор, а не жена тебе!

После этих слов Сидоров начал припоминать, что действительно никогда ничего не воровал, а все деньги ему достались от покойной бабушки Зинаиды Никифоровны. Она была очень предусмотрительной старушкой, периодически обновляла своё завещание, хотя и померла лет десять назад. Тут Сидоров заметил, что жена продолжает всхлипывать, поэтому подплыл к ней на спине, расталкивая пузом пачки денег, потрепал её за колено.

– Слышь, Кать, ты не расстраивайся так, – сказал он жене, – мы с тобой новый дом купим, трёхэтажный, да ещё с подвалом. Туда всё и сложим. Не переживай, мы справимся. Давай вон пока для успокоения посчитаем, сколько тут.

Они сели и посчитали. Три раза сбивались со счёта в районе ста миллионов, но каждый раз находили в себе силы продолжить. А потом среди завалов откопали машинку для счёта купюр и дело пошло веселее. Наконец всё было посчитано, получался миллиард.

– Столько ты ещё никогда не воровал! – уважительно сказала жена, но увидев в ответ укоризненный взгляд, поправилась, – Зинаида Никифоровна, пусть земля ей будет пухом, никогда ещё не была столь щедра!

Сидоров тоже был немного шокирован масштабами своей удачи. Но теперь пришло осознание, что деньги будут искать, и, что гораздо хуже, могут найти. Хотя пока ещё ни разу не находили. Он включил телевизор, чтобы проверить, не обнаружена ли пропажа. На экране грустный ведущий новостей пристально смотрел в камеру.

– Братья и сёстры, – говорил он дрожащим голосом, – происки Запада становятся наглее и наглее! Сегодня опять было украдено три миллиарда из кармана наших пенсионеров и бюджетников, этих святых людей! Сердце моё скорбит вместе с вами!

После этих слов ведущий разрыдался, и его сменили кадры возмущающихся происками Запада бюджетников.

– Как три миллиарда? – возмутилась в этом месте жена, – Ты же только один привёз!

– Ну так я же там не один хожу мимо тумбочки, – ответил Сидоров, – второй миллиард тоже кто-то взял. А третьего там и не было, его в качестве аванса взяли, чтобы позже про него уже не вспоминать. Ну и ладно. Что там по другим каналам?

Он нажал на пульт. На экране стоял премьер-министр в окружении толпы.

– Денег нет – говорил он и загадочно улыбался.

– Коля, ты такого человека обидел! – опять разревелась жена Сидорова, тыча пальцем в экран, – Ты же посмотри, он там стоит, худенький, маленький и денег нету! Коля, верни ему всё!

– Дура, – заорал Сидоров, – это он не про себя, это он про пенсионный фонд!

Жена всхлипнула ещё пару раза и затихла. Сидоров выключил телевизор.

– Пойдём спать, – сказал он, – завтра с утра пораньше в церковь поедем, поставим свечку за Зинаиду Никифоровну.

– Коля, давай им на храм ещё пожертвуем! – попросила жена.

– Да ну их, попов этих! – махнул рукой Сидоров, – Всё рано украдут они твои деньги и храм строить не станут!

– Ну может хоть нищим что-нибудь подадим? – с надеждой спросила жена.

Сидоров достал свой старый кошелёк, открыл его, с удовлетворением увидел, что внутри осталось несколько мятых сторублёвок, в которые он плакал днём, и сказал:

– Ну это, пожалуй, можно.

Я как воплощение мирового зла

Сосед сказал мне, что я продал страну. Он был сильно возмущён, махал на меня руками и кричал, что таких, как я, нужно гнать, чтобы другим было неповадно. Я стоял и удивлялся, так как весь конфликт был построен на моей просьбе не валяться пьяным в подъезде. Впрочем, сосед быстро успокоился, попросил закурить и тут же захрапел прямо под почтовыми ящиками.

Вот так я узнал о возможности продать целую страну. И не только о возможности, а об уже свершившемся факте. Мне было немного обидно, что я продешевил. Целая страна, как мне кажется, дороже, чем съёмная квартира со спящим на лестничной площадке соседом. Да и ещё представьте, какой я гадкий человек – продал страну со всеми бабушками, которые пекут такие вкусные пирожки! А я ведь никого не пощадил! Отдал без зазрения совести все берёзоньки в русском поле! Сергей Безруков мог бы на меня обидеться, но я предусмотрительно продал и его вместе с берёзоньками, и поле в придачу!

Я продал учителей с учениками, всю науку, киоск с пивом, женщин лёгкого поведения, женщин любого другого поведения, карусели, дороги с ямами, магазин "Всё по 150". И это я перечислил только дорогие моему сердцу вещи! А сколько продано из более обыденного?! И при этом ни малейших воспоминаний о сделке. Это был не я! Я не мог! Слышите, покупатели, верните всё обратно!

Или даже не надо всё, верните хотя бы часть. Ну хотя бы бабушек! Они нужны нам для добрых дел, нам некого будет переводить через дорогу. Оставьте себе наших профессиональных журналистов, футболистов, политиков, можете заодно и большую часть полиции не возвращать! Я пойду на такие жертвы, как бы трудно не было.

Вот только мне особо нечего будет вам вернуть. Потому что, несмотря на заверения соседа, страну продал всё-таки не я. Я специально взглянул в свой банковский баланс и понял, что такую сумму можно было выручить лишь за самый болотистый участок на Плутоне. Без инфраструктуры и плутоновских бабушек. Спрашивайте с настоящих продавцов! Вы же храните чеки?

Я успокоил себя, растолкал соседа, на что получил новую порцию упрёков. Только теперь я оказался виноват не в продаже родины, а в её разворовывании. Я не поддался на эту уловку, поэтому схватил соседа за шиворот и дотащил до дверей в квартиру. Пока я жал на кнопку звонка, сосед ругался, брыкался и требовал снижения цен на алкогольную продукцию.

Дверь открыла его жена, вопросительно посмотрела на меня и сказала:

– Ну и чего тебе?

– Вот, ваше добро принёс, – сказал я и подтянул поближе пытающегося уползти соседа, – чуть было не украли!

– Ну и на хрена он мне? – с вызовом спросила она.

Я не знал ответа на этот вопрос. Я никогда не обещал быть с соседом в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас. Я хотел, чтобы нас разлучила дверь в его квартиру. А придумывать, зачем он нужен жене, я не хотел.

– Он в подъезде валялся, – пояснил я, – забирать будете? Или хотите всех посмотреть?

– Да пусть валяется! – махнула рукой жена, – А ты не лезь не в своё дело. Спаситель хренов!

После этих слов она захлопнула дверь, оставив нас на площадке. Сосед разлегся на полу, порылся в кармане, вытащил поломанную сигарету и помятый коробок спичек, закурил.

– Дура! – сказал он, показывая рукой на дверь, потом посмотрел на меня мутным взглядом и добавил – Все б-б-б-беды от б-б-баб.

Я подозревал, что он лукавит. Все беды сегодня были, как я помнил, не только от баб, но и от меня, как представителя беспринципного бизнеса по продаже крупных геополитических объектов. Но мне это уже стало надоедать, так что я вытащил из его рук горящую сигарету, потушил её и выкинул в окно. Сосед снова начал выступать, обвиняя меня в нарушении экологического равновесия и увеличении энтропии. Он рассказал это своими словами, так что понял я с трудом. Я перешагнул через него и пошёл домой.

Через два дня, в приятный субботний вечер, раздался звонок в дверь. На пороге стоял участковый, а за его спиной роились сосед с женой. Они без умолку трещали, так что невозможно было разобрать, что они хотят. К тому же они постоянно тыкали в мою сторону пальцами, и хватали участкового за рукав. Ситуация попахивала, честно говоря, каким-то крупным нарушением, вплоть до продажи страны. А я не люблю быть виноватым. Причём даже тогда, когда действительно виноват.

Но всё оказалось гораздо проще. Я просто слишком громко слушал музыку, поэтому соседи были вынуждены вызвать участкового, чтобы поспать хотя бы пару часов. Не знаю, почему они хотели лечь спать в девять вечера в субботу, но я не стал спорить, а просто пригласил участкового внутрь. Соседи тоже попробовали проследовать ко мне, но я успел закрыть дверь до этого нашествия. У меня неприятный осадок от нежданных гостей ещё со времён монголо-татар.

Участковый в это время уже прошёл к моей аудиосистеме, состоящей из двух маленьких колонок суммарной мощностью в пять комариных писков. Он недоверчиво осматривал эту конструкцию, подозревая видимо, что я куда-то спрятал электрогитару и хор барабанщиков.

– Не стесняйтесь, – предложил я, – включайте на полную громкость. Только компьютер включите сначала, без него будет слишком тихо.

Участковый почему-то не последовал совету, развернулся и спросил:

– Ну они же откуда-то музыку слышат. Я был у них в квартире.

– Ну так мы с вами и сейчас её слышим, – сказал я, – она сверху играет.

Участковый прислушался, постоял и пошёл к выходу. На пороге соседи, переминавшиеся до этого с ноги на ногу, сразу же вернулись к тактике неразборчивых криков и тыкания в меня пальцем.

– А ну-ка замолчите! – рявкнул участковый, – Эта музыка сверху играет. Пойдёмте наверх.

Соседи умолкли, прислушиваясь.