Марина вздохнула.
– Наш отец.
Диана опять уставилась на рюкзак и усмехнулась.
– Вояка?
– Вроде того. Я не разобралась толком. Все как-то быстро случилось…
– Понятно, – перебила ее Диана, – Взял любимую дочурку с собой, а тебя тут бросил, – ее это почему развеселило, – Не дрейфь, найдем твою сеструху.
– Ты знаешь где озеро?
– Ну знаю. Только их там нет. Дэн никого из глючных не пропустит.
– Кого? – не поняла Марина.
– Уродов с модификациями, кого еще, – брезгливо отозвалась Диана и поправила упавший на лицо локон, – Типа моего папани. И твоего тоже, ага?
Марина немного растерялась и кивнула.
– Я когда дурой была, тоже хотела себе поставить, – решила выговориться Диана, – Папаня зажидился, как обычно. Себе-то поставил, моим путевым братьям тоже, а мне непутевой ни к чему. Зато когда началось, ох как они начали друг друга крошить. Ты себе представить не можешь что за цирк был.
Она рассказывала с азартом, увлеченно, жестами показывая, как все происходило. Марина ушам своим не верила. “Если заткнуть уши, можно представить, как она рассказывает о футбольном матче. Так… просто?”
Чтобы сменить тему, Марина указала пальцем на мышей.
– Твои питомцы?
Диана поморщилась.
– Ненавижу крыс. Это для дела. Смотри, что ребята Дэна придумали.
Она достала из-под толстовки туго завернутый пакет, осторожно размотала и вытащила нечто похожее на брелок от машины.
– Оп, – Диана щелкнула выключателем. Мыши стали активно светиться красным и замерли. Марина почувствовала тревогу, в голове еле слышно заиграли барабаны, – Это как дроны, только в крысах. Дронов глюки уже привыкли побаиваться, а крыс они не сразу замечают. Выпускаешь, даешь подойти поближе, потом рраз, – она взмахнула брелоком и Марина вздрогнула, – и начинается махач. Вон там придурок на дороге валяется, заметила? – Диана явно вспомнила что-то смешное, – Крыса когда выскочила, он к ней наклонился, говорит “Чего вынюхиваешь? Жрать хочешь?”. “Ага”, подумала я, да как врубила на полную, – она перевела дух и мечтательно подытожила, – Хорошо, когда группа разноцветная, Дэну патроны тратить не приходится.
Марина судорожно сглотнула. “Кажется, лучше уходить”. Диана, похоже, прочла ее мысли.
– Дождь вроде стихает, можно двигать. Тут, может, еще кто пойдет по дороге – лучше рядом не стоять. Пойдем, покажу.
Она как-то неуклюже поднялась, потянулась, сморщившись, и пошла в ту сторону, где торчала над деревьями верхушка ЛЭПовской опоры. Шла она, прихрамывая на правую ногу. Марине, идущей следом, было несколько не по себе, но она не смогла не спросить.
– Ты не ранена?
– А? Не, это старое. Об папаню неудачно споткнулась. До свадьбы заживет.
Они вышли на просеку, где в обе стороны бежали молчаливые пустые провода, держась за металлические елки, как гирлянды.
– Вот так иди, – Диана махнула рукой вдоль просеки, – Только не сворачивай. А то Дэновы ребята могут не то подумать. А мне назад. Задание у меня, понимаешь ли. Что папаня гонял туда-сюда, что Дэн – подай-принеси. Оба уроды, если по чесноку.
С этими словами она похромала назад. Марина выждала, пока та скроется из виду, чуть прошла по просеке, а потом резко нырнула обратно в лес.
Слишком рано нырнула, чтобы остаться незамеченной.
* * *
Дождь сменился моросью, а из-за туч даже показалось солнце, давая ложную надежду на тепло. Марина шла, но не по просеке, а рядом, по лесу, стараясь не терять стальные столбы из виду.
Спустя некоторое время тучи ушли совсем. Стих ветер. “Если на минутку забыть о ядерной ракете под землей, то идти станет чуточку веселее. Ох, какая я оптимистка сегодня!”. Она утешала себя мыслью о том, что отец все-таки не даст Лизу в обиду. Другое дело, что способ недавания в обиду у отца мог принять самые неожиданные формы.
Она довольно бодро отшагала час или полтора, пока желудок предательски не свело от голода. Марине пришло в голову, что отойти чуть подальше в лес и попытаться развести костер – это хорошая идея. “Надо спокойно посидеть, собраться с мыслями. Зачем бежать сломя голову, если их там нет”, – думала она, и сама себе возражала: “А что, Диана соврать не могла?”.
Наткнувшись на упавшую сухую ель, Марина принялась обламывать ветки посуше и потоньше. Сложив их аккуратной кучей, она вдруг остановилась. Несколько недоуменно взглянула на правую ладонь, словно обдумывая внезапно пришедшую мысль. Вернулась к ели, взялась за нижнюю ветку – с руку толщиной. Придерживая левой рукой, взялась правой у основания, уперлась ногой в ствол и – переломила. Хруст ветки отдался в ногах и спине, от неожиданности она едва не потеряла равновесие.
– Ух, – выдохнула она, держа ветку как дубину.
– Здорово, – согласился кто-то издалека. Марина закрутила головой в поисках говорившего, и тот решил помочь, – Я на холме. Извини, не могу подойти к тебе сам.
Она, наконец, разглядела. Мужчина, может даже юноша, только сильно заросший и грязный, сидел, прислонившись к старому дубу. Кора у самого основания треснула и расползлась, и сидящего будто вдавило в древесину. Руками он обнимал колени, смотрел на нее с улыбкой. Приятной, доброй улыбкой.
– Я немножко привязан, – извинился он, – Я подумал, вдруг ты сможешь сломать цепь.
Приблизившись, Марина действительно увидела цепь. Она трижды опоясывала парня, оставив заметные потертости на видавшей виды куртке. Ей показалось, что за плечами его тоже блестит что-то металлическое.
– У тебя не найдется еды? – спросил он. Подойдя, Марина стащила рюкзак и достала последние пять батончиков.
– Держи.
Он осторожно взял один из них, очень неспешно развернул и, благодарно кивнув, принялся за еду.
– Давно ты тут?
Парень откусил батончик, с наслаждением прожевал, проглотил и только потом ответил.
– Честно, не знаю. Меня привязали еще когда все началось.
– Боже… За что?
– За это.
Он обронил обертку, сцепил руки в замке, запрокинул голову – и начал меняться.
Превращение было долгим, медленным. Сначала руки потеряли цвет, будто сбросили кожу. Затем они слились в колышущуюся металлическую массу, в которой начали формироваться пулеметный ствол и сошка. Зыбкие, нечеткие, как оплавленный воск. А дальше дело не шло. Что-то заело в отлаженном механизме, по едва оформившемуся оружию прошла дрожь. Ствол изогнулся причудливо и нацелился парню в рот. Марина с ужасом подумала, что машины убьют его, и протянула руку – с мольбой в глазах протянула.
Но случилось иное. Приклад вдруг надулся, как мыльный пузырь, и лопнул. Золоченым цветком раскрылся раструб. Юноша поймал губами мундштук и саксофон окончательно оформился, заблестел, запел. Звонко, певуче, неожиданно радостно.
Марина озадаченно посмотрела на него, потом перевела взгляд на свою руку. Та на всякий случай сложилась в винтовку.