Худой Мир

“Прячется. От кого? От нее? От моего отца? Ото всех на свете?”

Она отвернулась и промолчала. Не выдала его ни кивком, ни поворотом головы, ни движением губ. Повернулась назад, украдкой взглянула на своих спутников – вроде не заметили.

“Пусть прячется. Мне самой бы ох как хотелось спрятаться…”

* * *

На закате они пришли к низкой избушке, крепкой, сосновой. Восточная стена была выкрашена белым, тут же  валялось опрокинутое ведро с засохшей краской, а прочие стены синели облезло-обшарпанно. Окна то ли закрыты изнутри ставнями, то ли вовсе заколочены. Над треугольной ржаво-рыжей крышей – кирпичная труба. Невысокая плетеная оградка отделяла заваленный листьями двор от заваленного листьями леса

– Тут раньше жил лесник, Иван Сергеевич, – пояснил Ян, прислоняя тачку к стене, – Хороший был мужик. Вот не знаю, куда делся.

Жена его уже поднялась на крыльцо и поманила Марину рукой.

– Пойдем, милая, в доме никого, – ласково позвала она, – Ян, сходи воды принеси пока.

Тот открыл было рот, чтобы что-то возмущенно возразить, но, вовремя сообразив что к чему, промолчал и очень уж медленно пошел к колодцу. Марина улыбнулась про себя и направилась в дом. Скрип-скрип по ступенькам, жалобно запела несмазанная дверь.

В домике было темно, свет шел только от дверного проема. Небольшой коридор, закрытая дверь направо. Прямо – комната, массивный шкаф, печь и грубо сколоченные нары – восемь спальных мест по два яруса. На них матрасы и удивительно чистое белье. Пахло деревом, свечками и мхом.

– Бывает, не продохнуться, а сегодня повезло – никого, – радовалась старушка, копошась в шкафу, – Тебе надо переодеться, а то простудишься. Вот, вроде что-то подходящее.

Она вытаскивала вещи и складывала их на ближайшую лежанку. Сначала там оказались джинсы – почти новые – затем монотонно-зеленый свитер, неуместно веселый, и вязаные носки, длинные, как гольфы.

– Это я сама вязала, – похвасталась хозяйка, – Держи.

– Спасибо, – Марина приняла от нее одежду, – А как вас зовут?

– Ольга Петровна, – ответила хозяйка, чиркая спичками около печки, – Сейчас много народу приходит. Я таскаю сюда одежду из дома на всякий случай. Кому переодеться, кому подлатать. Конечно, все больше мужское. Куртку возьмешь зимнюю яновскую. А ты чего стоишь? Давай переодевайся.

Марина, немного смутившись, пошла к нарам в дальний угол. Ей не хотелось переодеваться прямо сейчас – при чужом человеке, в чужие вещи. Но платье ее, летнее любимое платье, действительно уже не грело, а как держалось до сих пор – вообще непонятно. Поколебавшись, она сбросила куртку и рюкзак и, отвернувшись, расстегнула молнию.

В печке весело зашуршал огонь. Старушка открыла заслонку, в трубе заиграл ветер.

– Тебе если что-то по женской части надо, ты говори.

Пока Марина соображала как ответить, та повернулась к ней и всплеснула руками:

– Ой, как все подошло! Не жмет нигде, не колет? Ну и слава богу. Отдыхай, скоро будем ужинать.

Все и правда подошло, разве что браслет с компасом пришлось снять – больно узкими были рукава у свитера. “Обувь бы еще новую”, – печально подумала Марина, – “Или хотя бы чуть менее старую”.

Вскоре пришел Ян с двумя ведрами воды, зажег керосиновую лампу и несколько свечей. За ужином Ян вспоминал людей, которых он встречал в Петербурге двадцать лет назад, места, где он бывал. Радовался, когда Марина могла что-то ему ответить, огорчался, если не могла. “Я ведь рассказываю ему то, чего больше нет”, – думала она, – “Месяц назад было, а теперь уже нет. Дворцовая, Конюшенная, Марсово поле. Мне каждое воспоминание как горечь, а ему от них светло. Будет ли мне так же светло вспоминать через двадцать лет?”.

– Мы сегодня уже не пойдем, – подытожил Ян, – Ты извини стариков, я думал быстрее управимся. Заночуем тут, а завтра пойдем в Новожилово. Авось, ничего не случится.

– А ракета? – поинтересовалась Марина, – Ее, разве, не могут запустить?

– Ааа, слышала? Не бойся, Денис мухи не подпустит к ней. Да никто пока и не рискует приблизиться. Опасаются. Разве что пойдут на штурм, но мы об этом точно узнаем. Спи спокойно.

Забравшись на вторую полку, под самый потолок, Марина завернулась в одеяло и только тогда почувствовала, как устала за все эти дни. Ноги ныли, ссадины и мозоли терлись о шерсть носков. В голове бродили мысли, путались, мешая друг другу. Одна из них, стыдливо прятавшаяся где-то в закоулках разума, робко выглянула, потревоженная невинными расспросами Ольги Петровны.

Задержка составляла уже три недели.

* * *

Поспать спокойно не удалось. Было темно и по-раннему прохладно и сыро, когда за дверью раздались голоса. Дверь отворилась резко, в проеме замелькали огни фонариков.

– Кто есть? – раздался басовитый шепот. Марина раздумывала, стоит ли отвечать, но голос подал Ян.

– Я, – ответил он отчетливо, – Денис, ты разве не в Новожилове должен быть?

– Пришлось побегать, – дверь закрылась, зажглась керосиновая лампа и первым делом выхватила из темноты огненно-рыжую бороду. Невидимая рука подняла лампу выше, осветив такую же рыжую шевелюру и темно-зеленую бандану на шее, – Мало мне Вепря, так еще Наташка – балбесина – упустила патруль. Хорошо поспел вовремя, разобрали на запчасти.

– Косоглазый тот ушел, – напомнил спутник. Голос у него был негромкий, вкрадчивый.

– Да и пес с ним.

– Тише, – шикнула на него Ольга Петровна, – Девочку разбудишь.

Рыжий умолк, посветив лампой вокруг. Видеть лицо Марины он не мог, но силуэт под одеялом заметил. Спутник рыжего, тем временем, сел на скамью у входа. Был он то ли лыс, то ли выбрит, одет в черное и своей молчаливостью казался куда опаснее. Микромашины подсказали Марине, что за поясом под курткой спрятан пистолет.

– Ага, вижу, – уже шепотом ответил Денис, – Кто такая, откуда?

– Из города. Идет с нами в Новожилово.

– Ну да, у нас же там народу мало, – съязвил рыжий, присаживаясь поближе к Яну. Второй усмехнулся и, перекинув ногу на ногу, начал расшнуровывать высокие ботинки, – Ян Николаевич, может, ее сразу к работе приставить? Осталось всего ничего, вы нам так руки развяжете.

– Денис, давай ты свое дело будешь делать, а я свое, – сердито ответил Ян, – Сначала со знакомым пусть увидится. Имей совесть, человек месяц из города шел.

– Да я что, – пожал плечами рыжий Денис, – Я просто предложил. Надо прикорнуть хоть ненадолго, а то свалюсь в канаву. Олег, ты давай тут, а я наверху улягусь. Ну, Наташка…

Он так старался говорить шепотом и вести себя тихо, что натыкался и наступал на все подряд, красноречиво комментируя. Наконец, он забрался на верхнюю полку ближе к выходу и захрапел. Бритоголовый уже давно прилег, толком не раздевшись, и спал на спине, положив ладони под голову.

Марина уснула обратно, хоть богатырский храп и выдергивал ее из грез время от времени. Позже, когда уже рассвело, храп смешался с несмелым птичьим пением и превратился в тревожный сон. Марине снилось, что с пол по нарам ползет огромный противно-хитиновый таракан, деловито перебирая лапками и шевеля усами. Он раскрывал крылья, то ли готовясь полететь, то ли прыгнуть. Таракан достиг второй полки и оказался рядом с ней. Сквозь толстое одеяло и зеленый свитер она брезгливо ощущала, как мерзко елозят его лапки.

Ей хотелось убить его. Прихлопнуть ладонью, подушкой, да хоть бы даже и пристрелить. Размазать по одеялу, превратить в блевотную кляксу. Она вытянула правую руку, взглянула на насекомое с отвращением – и вдруг все исчезло. Она оказалась посреди цветочного луга, и таракан сидел на ее ладони. Он распахнул крылья – и обратился бабочкой.

Вдалеке протяжно загудел поезд, набирая ход, и Марина проснулась.

Ян Николаевич и Денис сидели за столом и беседовали. Ни Ольги Петровны, ни Олега в избушке не видно.

– С Вепрем непонятно, – объяснял Денис, – Он вчера снялся с лагерем и исчез. Мои ребята так и не поняли куда. Я уж думал, он собрался на штурм, но сутки прошли, а он не проявился.

– Может, плюнул на все? – предположил Ян, – Или солдаты взбунтовались?

– Что-то не верится, – покачал головой Денис.

– Ну, было же уже. У этого, как его, генерала все дезертировали.