Худой Мир

– Ну… Теперь жди час минимум. Вот, присядь.

Она пододвинула табурет поближе и пояснила:

– Это магнитный замок. Если прилетят дроны, можно себя приковать на время. Как Одиссей перед сиренами.

– Ух ты, – Марина уважительно посмотрела на ручку, – а отключить нельзя?

– Нет, иначе какой смысл? Заряда хватает на час, потом отключится само.

– Ну да, разумно, – согласилась Марина, – Это вы классную штуку придумали.

– Ну, – Настя вернулась к книгам, – Это не мы придумали. Их в тюрьмах используют. Дэн притащил штук сорок откуда—то, а Кирилл установил по всему Новожилову.

– И как, выручали?

– Пока тьфу—тьфу—тьфу – повода не было.

Она вдруг замолчала и с какой—то тревогой посмотрела в темнеющее окно.

– Нам с Андрюшей повезло. Мы одного… цвета, или как там правильно. Но я помню то чувство, когда хотелось рвать на куски любого, кто не такой как ты. Страшно вспомнить, – она вздрогнула и посмотрела на Марину, – А ты? Встречала дрона?

– Ох, если б только один раз, – грустно усмехнулась Марина.

Настя кивнула и снова уставилась в окно.

– Я слышала историю про мать, которая перерезала себе горло, чтобы не тронуть малыша. Не знаю, что бы я стала делать. Говорят, этому можно сопротивляться. Только глядя по сторонам…

Она не закончила мысль. В коридоре раздался быстрый топот, и в кабинет влетел мальчуган лет восьми.

– Мама!

Обнявшись с Настей, он подозрительно взглянул на Марину и спросил:

– Это кто?

* * *

После короткого знакомства последовал поздний ужин. Марине пришлось есть левой рукой, неудобно выгнувшись к столу. К счастью, заряд закончился раньше срока. Настя выдернула его из стены и отправилась в подвал, где тарахтел генератор.

– Надо воткнуть на зарядку. Заряжаться будет долго, правда. Ну да ничего. Завтра дождь, дроны в дождь не летают.

Андрей – сын Насти – облизал тарелку и ложку дочиста и шмыгнул в соседний кабинет. Марина, размяв затекшую руку, заглянула туда украдкой. Малыш уютно устроился в зубоврачебном кресле, накрывшись пледом, включил галогеновую лампу и читал книгу.

– Что читаешь?

– “Торт в небе”! – отозвался Андрей, восторженно глотая строчку за строчкой.

Марина показала большой палец. “Хорошая книжка”, – подумала она, –  “Вот бы с нашей ракетой было бы так же просто.”

Вернулась Настя и проводила ее в директорский кабинет. Света в нем не было, пришлось стелиться на ощупь. Диван и правда был новым, мягким и просторным. Марину укрыли одеялом, пожелали ласково “Спокойной ночи”, и она действительно уснула, убаюканная песней ветра за окном. Уснула, и проспала всю ночь без сновидений. Тревожных ли, радостных ли – никаких не было.

* * *

Утро выдалось суматошным. Школьная столовая превратилась в общественную, и уходящие “на работы” люди приходили с утра пораньше за завтраком. Что за работы, Марина узнать не успела. Но, вспомнив разговор Дениса и Яна Николаевича, начала потихоньку догадываться. “Если все так, как мне кажется”, – думала она с тайной надеждой, – “то останется родитель мой с носом”. Были среди пришедших и люди в камуфляже, как у Дэна. Эти сидели особняком, особо не торопились, работы их, похоже, не касались.

Они с Настей сходили несколько раз за водой к колодцу, долго воевали с газовой горелкой – баллоны, к счастью, остались в достатке – и с грехом пополам наварили две огромные кастрюли пшенной каши. В нагрузку надо было сделать бутерброды из хлебцев и сильно полежалого сыра, желтого и резко пахнущего. Марине на глаза попалась нетронутая пачка зубочисток, и ей пришла в голову одна мысль.

Люди, мужчины и женщины, молодые и уже пожилые – те, кого не испугала портящаяся погода – пришли сюда к семи утра. Загодя усталые, не предвкушающие ничего особо хорошего, они получали тарелку горячей каши, маринину улыбку и – кораблик с сырными парусами. Кто—то хмурился, будто на неуместную шутку. Но больше улыбались. А дети так и вовсе были в восторге. Андрюша сидел со своими одноклассниками, восьми—девяти лет, и важно рассказывал про “ту смешную тетю”.

Утро закончилось. Ушел последний человек, дети побежали шуметь в класс, отведенный для занятий. Настя горячо поблагодарила Марину за помощь и умчалась вести урок природоведения. Марина осталась отдыхать на директорском диване. Лежа в полудреме, она смотрела на табун черных облаков, неистово скачущий по прериям неба.

Надвигалась гроза.

“Где ты там, сестренка? Здесь бы тебе понравилось. Почему мы не дошли сюда вдвоем?”

Долго отдыхать не пришлось. Через час с небольшим, когда морось за окном сменилась настоящим ливнем, пришла уставшая Настя.

– Марин, – умоляюще произнесла она, – ты как с детьми?

– Вроде ничего, – осторожно ответила Марина.

– Ольги Петровны нет, вести уроки некому. Но не погоню же я их домой в такую погоду, – она кивнула на помрачневшее окно, – ты могла бы их чем—нибудь занять? Мне хотя бы часик подремать. Конечно, можно погнать их в спортзал…

Марина грустно посмотрела на свою правую руку. Попыталась придать ей ту форму, ради которой вообще пустила в свое тело эти микромашины, но увидела лишь знакомые очертания оружейного ствола. Вздохнула и, поднявшись с дивана, поинтересовалась:

– Карандаши, кисти, краски есть?

* * *

Кабинет, где шли занятия, был кабинетом русского языка и литературы. Книжные шкафы с потрепанными экземплярами из школьной программы, нарядные правила русского языка, развешенные над доской. На дальней стене портреты классиков. Пушкин смотрел куда—то вбок, думая о чем—то своем, Гоголь глядел с хитрецой, словно зная какую—то общую с Мариной тайну. Между ними уродливо сквозила трещина в стене.

Восемь детишек сидели за партами и усиленно скрипели карандашами. Четверо мальчишек и четверо девчонок. Трое красных, трое зеленых, двое без модификаций. Племянник Олега угадывался безошибочно – был он в черной куртке, коротко стрижен и старался вести себя так же невозмутимо. Когда не забывал, конечно. Сейчас он вырисовывал контуры огромного фрегата, невесть откуда осевшего в его голове, и то и дело звал Марину за подсказкой.

Они все рисовали корабли. Марина не знала детей, которые не любили бы рисовать корабли.

Чтобы не скучать самой, она взяла себе пачку чистых листов, простой карандаш и понурый цветок с подоконника в качестве модели. Нарисовала раз – просто чтоб вспомнить навыки. “Неплохо”, – подумала она, – “Для такого большого перерыва. Ну ка, еще разик, с тенями”. Марина закончила силуэт и уже собралась штриховать, но что—то ее смутило. Она переводила взгляд с одного рисунка на другой, а потом совместила их и посмотрела на свет.

У нее похолодело внутри.

Рисунки были одинаковые.

Марина взяла еще лист и снова заводила карандашом. Она рисовала медленно, глядя только на цвето к, нарочно внося искажения, искривляя линии, меняя пропорции.

Одинаковые.

Она взялась за новый лист, твердо решив добиться отличий, как вдруг бушующий снаружи ветер ворвался в кабинет. Он распахнул форточку, с размаху ударил ею о стенку шкафа. Бах! – осколки зазвенели по полу, взвизгнули перепуганные девчонки. Восемь голов повернулись к окну, и буря расхохоталась им в лицо, срывая с парт незаконченные рисунки.

– Так, народ, – Марина решительно поднялась с места, – Идем в другой кабинет.