– Нет, он на старой ферме живет. Он вообще—то техцитолог. Специалист по машинкам, – Ян Николаевич посмотрел на свою руку. Указательный палец в считанные мгновения сменил с десяток форм, от шила до открывашки, и вернулся к прежнему облику, – Больше нас с тобой про них знает. Но вообще умный мужик, знающий.
– Настя говорила, магнитные замки – его идея, – припомнила Марина.
– Ага. И “мышки” – тоже его идея, – дополнил Ян Николаевич. Хлопнул себя ладонями по коленам и встал, – Засиделся я с тобой. Не переживай. Что смогли, то сделали, а там как бог даст. Доброй ночи.
– И вам доброй, – понуро ответила Марина.
* * *
Сон не шел.
“Отоспалась за три дня”, – поворчала на себя Марина. Дело, правда, было совсем в другом. В чем именно, Марина сама толком не могла сказать, только сердце колотилось бешено.
Андрюша мирно сопел в кроватке. Настя поначалу ворочалась, тихонько вскрикивая во сне, но вскоре дурные сны ее оставили. И, похоже, перекинулись Марине. Она встала с раскладушки и поежилась – холодно. Взгляд ее скользнул по старой аптечной вывеске через дорогу.
“Ему там тоже холодно, бедолаге”, – подумалось ей.
Через пару минут она уже была на улице, сжимая в руках одеяло. Она, конечно, сомневалась – разумно ли идти к человеку, который пытался ее убить.
“Да не пытался он”, – пристыдила она себя, – “Будто ты, когда стреляла, хотела кого—то убить”
Она завернула за угол. Так и есть, сидит, скрючившись, в телефонной будке, прикованный магнитным замком и еще наручниками для верности. Темноволосый, невысокий, щуплый даже. И ни тени злобы на лице, только усталость и тоска.
– Эй, – тихонько позвала Марина. Парень повернулся к ней. На глазах его блестели слезы.
– Я не хотел, – прошептал он с едва заметным акцентом.
– Я верю, – тихонько ответила Марина, – Как тебя зовут?
– Тимур.
Марина подошла, и он попытался подняться, оглушительно скрежеча наручниками по металлу будки. Марина протянула бы ему одеяло, да только чем же ему его взять?
– Я вообще не хотел этого всего, – продолжал он, – Я в Герцена учусь, на учителя…И у нас полевой выезд был на военной кафедре в часть под Лемболово. А тут как началось…
“Надо его завернуть”, – подумала она. Она приблизилась, развернув одеяло, и попыталась как—то просунуть его через окошко с выбитым стеклом. Но тут, внезапно, в спину ей воткнулось что—то тупое и холодное, а потом по телу пробежала судорога. Она удивленно сползла на землю, глядя непонимающе на Тимура, а тот испуганно смотрел куда—то позади нее.
А потом сознание её покинуло.
* * *
Пленного и Марину – обоих без сознания – повалили на телегу. Двое солдат уселись спереди. Тот, что слева, махнул на прощание рукой Диане. Та помахала в ответ электрошокером и довольная уковыляла прочь. Второй тихонько стегнул лошадь и скомандовал.
– Нно, родимая.
Лошадь послушно поцокала по дороге, таща за собой телегу. Возница жевал папиросу, не закуривая, а его сосед скучающе глядел на пленников, изредка настороженно оглядываясь.
– Слышь, ты понял почему двое—то вдруг? – обратился он к вознице.
– Не нашего ума дело, – ответил тот, – Наташа нынче у Дэна на посылках, а Дэну виднее.
– Просто новожиловцев типа вроде как не велено трогать.
– Значит, теперь велено. Тем более она не новожиловка. Пришлая. Значит, шпион.
Сосед—дозорный вдруг напрягся. Над ними с громким уханьем пронеслась крылатая тень, пронеслась и скрылась в чаще. Лошадь испуганно заржала, и попыталась было развернуться на месте, но возница прикрикнул на нее и легонько стеганул поводьями.
– Сова что ли. Слыш, а она не очнется? – засомневался он вдруг, показывая на Марину, – наручники может надо было?
– А у тебя что, лишние есть? – спросил возница, – Чего ты на нее засмотрелся, понравилась что ли?
– Иди ты… – брезгливо ответил второй, – Чёрт—те что в ней понапихано небось. Давно пора всех их в расход. И вот эту тварь в первую очередь, – он вдруг ткнул пальцем в лошадь. Та испуганно прижала уши и зарысила усерднее прежнего, – Она же для Вепря как маяк небось светится.
– Я тогда тебя запрягу, – огрызнулся возница, – Сиди уже тихо, а.
* * *
“Красивые огоньки”, – подумала Марина, открыв глаза, – “Прямо новогодняя гирлянда”.
Всего лишь мигали индикаторы на магнитных наручниках. Один из них загорелся и переливчато запищал как только она пришла в себя.
– Свет, – скомандовал чей—то скрипучий и чуть приглушенный голос. И тут же стало белесо—ярко, так, что Марине пришлось на время снова зажмурить глаза. Ей захотелось спросить, что, собственно, происходит, но она не смогла. Губы её не слушались.
Постепенно привыкнув к свету, она увидела, что сидит, скованная, у стены большой, белой и светлой комнаты. Пол и часть стены были покрыты кафелем, лампы дневного света привычно зудели. Чем—то походило на больничную палату. Или на операционную – вот и столик с хирургическими инструментами. Только в больницах пациентов обычно не приковывают к стульям, как это сделали с Тимуром. Он сидел у противоположной стены и нервно елозил ногами, щурясь и смигивая – некоторые лампы били светом прямо в него.
В углу возился еще один человек. Был он невысок и сутул, одет в костюм химзащиты. Когда он повернулся к Марине, она увидела респиратор, скрывавший половину лица, морщинистый лоб, седые волосы и проницательные серые глаза.
– Я отключил вам речь, – пояснил он, – Чтобы вы мне не мешали. Еще я установил вам программу “Анестезия”, вы можете включить ее самостоятельно. Вам тоже, молодой человек, – он повернулся к Тимуру, – Хотя, если вы настоящий мужчина, то можете и потерпеть.
Тимур поднял голову и непонимающе уставился на него, умоляюще—преданно. Только старик на него уже не смотрел. Он скомандовал громко и четко:
– Запись.
И приблизился к столику с инструментами.
– Итак, начнем, – повел он рассказ, – Запись ведет Кирилл Николаев. Сегодня у нас двое испытуемых и измененная формула состава. Олег Геннадьевич, я подумал над вашими советами и нашел их дельными. Мне нравится идея выполнить состав в виде геля, но сегодняшнее испытание пройдет с жидким вариантом.
Марина вдруг догадалась, что происходит. Профессор читает лекцию студентам и показывает интересный опыт. Это урок. Почему—то это показалось Марине забавным. “Учеником в школе я была, учителем тоже. А вот учебным материалом, пожалуй, впервые”.
Он набрал в шприц прозрачной жидкости из флакона и подошел к связанному Тимуру и встал так, чтобы не загораживать обзор камеры. Юноша смотрел беспомощно и обреченно и, казалось, что—то силился шептать, только губы не двигались.
Кирилл коснулся иглой кожи на его ладони, и Тимур дернулся.
– Спокойно, – проскрипел Кирилл, – Я же вижу, что вы включили “Анестезию”, вам не больно. Вот так.
Он чуть надавил иглой на кожу, не пронзая ее, нажал на шприц и тут же убрал. Жидкость, попав на кожу, почти мгновенно вспенилась, зашипела и, будто собравшись с силами, начала пожирать. В ладони показалась кривая дыра размером с монету, края ее были обуглены, обожжены. Куски металлической плоти отслаивались и падали на пол, превращаясь в бесформленные угольки.
Тимур смотрел с каким—то отстраненным, беспомощным интересом. Ему не было больно, поэтому он отказывался верить, что это его рука сейчас превращается в бесполезную культю. Кирилл же на него даже не смотрел – так, мельком, бросил взгляд и кивнул, мол, так и было задумано. Сейчас он смотрел на иглу – вернее, то, что от нее осталось.