Худой Мир

Она вернулась во временно выделенный ей дачный домик. Закрыла дверь, задернула занавески, завернулась в старое колючее одеяло и вырубилась прямо в кресле, куда присела на минуточку.

Сон не принес покоя. Сперва ей снилось что—то туманно—неприятное, от чего непременно нужно было убежать, а потом Морфей перевернул страницу – и вот она уже внутри горящего дома. Она мечется по нему, от окна к окну, но к ним не подобраться, перед ними завеса огня. Марина бросается к двери, дергает за ручку, но та не открывается. Она кричит о помощи, но в ответ лишь размеренно—четко стучит молоток. Дверь заколачивали.

Марина проснулась в холодном поту и поняла, что стук ей не снился. Кто—то постучался три раза, а потом, не дождавшись ответа, начал открывать дверь, нажав на ручку.

Ей показалось, будто пламя из сна и правда ворвалось в дом. Но это всего лишь огненная Денисова шевелюра просунулась в приоткрытую дверь.

– Приветствую, – учтиво начал он, озираясь в полумраке, – Выдалась свободная минутка, решил проведать.

– Спасибо, – тускло ответила Марина. Ей не очень хотелось его видеть. Впрочем, Денис намека не понял и открыл дверь нараспашку.

– Ну и душно у тебя тут, – заметил он, – Может, прогуляемся немножко? Есть новости о твоей сестре.

У Марины сон как рукой сняло. Она поднялась с кресла и вопросительно уставилась на Дениса. А тот улыбался, довольный произведенным эффектом.

– Что за новости? – не выдержала Марина. Дэн махнул рукой, приглашая идти за собой, и скрылся за порогом. Марина вздохнула. “Вот нельзя же просто сказать, надо обязательно помурыжить”, сетовала она про себя, натягивая куртку и ботинки. На мгновение ее охватила радостная надежда: Лиза уже здесь, может быть ждет прямо за дверью, сдерживаясь, чтобы не захихикать. Она помотала головой, прогоняя заманчивый обман. “Дэну что—то от тебя нужно. За одни только красивые глаза он тебе Лизу не отдаст.”

Новости оказались не слишком полезными. Разведчики обнаружили отцовский отряд со всей техникой, готовой к отъезду. Лиза была с ним. Больше ничего Денис не знал, либо пока не собирался рассказывать. “Стоило ради такого меня вытаскивать”, – хмурилась Марина, шагая рядом по пустынным улицам. Они забрели на северные окраины Новожилово – безопасные, но брошенные. Впрочем, брошены они были всего два месяца назад, поэтому казались еще жилыми. Тут хозяева, только вышли ненадолго. Вон неубранная тачка со скошенной травой, грабли прислонены рядом. Там пачка сигарет лежит на лавочке под навесом. Здесь лошадь—качалка на дорожке к дому. Она еще даже качается немножко – с нее минуту назад слетела здоровенная ворона. Марина ее только потому заметила, что ее окружало бледно—зеленое сияние.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – нарушил молчание Денис, – И я прошу у тебя прощения.

Марина взглянула на него искоса, кивнула, но ничего не ответила. “Начинается”, – подумала она. Денис же невозмутимо продолжал:

– Ты спасла жизнь Олегу, сберегла детишек. То, что с тобой произошло, это чудовищная ошибка. Виновные по щщам уже получили, даже не сомневайся. У меня никакого желания с тобой ссориться нет. Да и знаешь, – поморщился он, – Мне все это самому не шибко нравится, что там Кирилл делает. Умереть в бою это еще куда ни шло, почетно, но так… Только выбора—то особо нет. Вот сама взгляни на свою руку – в какую тебе этот черт попал, в правую?

Он остановился и вдруг схватил ее за правое запястье. Не грубо, не сильно, но настойчиво поднял повыше и, ткнув пальцем кожаной перчатки, сказал:

– Вот видишь, почти затянулось. И ты уже снова в строю, учишь ребятишек, – Марина так же настойчиво вытащила свою руку из его ладони и посмотрела на Дениса не до конца понимая, к чему он клонит,

– А вот есть у нас Леша, – продолжал Дэн, – Ему тоже четыре дня назад прострелили руку. Кость раздроблена. Леша вернется в строй ой как нескоро, если вообще вернется. Понимаешь? Шансы у нас с Вепрем не равны. Когда он пойдет на штурм – а это очень скоро случится – он нас просто снесет. Не с первого захода, так со второго точно – когда у нас никого уже не останется. А тогда он сама знаешь чем завладеет. Я этого не хочу. Ты, наверное, тоже. Мне нужно все, что может уравнять шансы.

Он вдруг показал на лавочку у скособоченной развалюхи, которая, похоже, осиротела уже много лет назад и поросла плесенью и травой.

– Давай присядем? Мне кажется, ты устала.

Марина устала задолго до начала этой беседы и от предложения не отказалась. Мысли в усталой голове путались. “Знаю, знаю”, – говорила она себе, – “Один Тимур пострадал, чтобы спасти много хороших ребят. Много – больше чем один. Простое уравнение. В третьем классе такие как раз решают. Только люди – не числа. Их не домножишь, знак им не поменяешь, не сократишь в дроби.”

– Должен быть другой способ, – продолжила она вслух. Денис как раз сел рядом – скамейка жалостно скрипнула под ним – вытянул ноги и, жуя травинку, ни с того ни с сего принялся рассказывать:

– Знаешь, я же не собирался бегать с автоматом по лесам. В конце августа мы с отцом приехали навестить старый наш дачный домик, подумать что с ним делать. Отец у меня был мужик еще крепкий. Скалолазаньем увлекался. У него такой набор модификаций был, что он мог бы еще до ста лет по горам скакать. Когда все началось, мы сидели на лавочке. Вот на этой самой, где мы с тобой сидим, – Денис постучал по ней кулаком, – Я тогда опомниться не успел, вообще ничего не сообразил толком. А он раз – и уже у соседского забора, обнимается с тетей Галей. Ну это мне так показалось сначала, что обнимается.

Марина удивленно посмотрела на него. Денис говорил тихо, будто из глубин памяти, и говорить как будто бы и не хотел. Не хотел, а рассказывал. И внутри его что—то клокотало и шипело, что он сдерживал изо всех сил, не давая вырваться наружу.

– А потом, – голос у Дениса дрогнул, – Выскочили Галины ребятишки, посмотреть, почему мама кричала. Я тогда уже опомнился, кричу им, кричу отцу – что кричу, сам уже не помню. А он, – он сглотнул, – он навис над ними и руки его опять превратились в ножи.

Он глубоко вздохнул, с закрытыми глазами, и продолжил, нервно покачивая ногой.

– В общем, выбор был небольшой. Или он, или ребята. Я схватил топор и приложился топорищем к его плечу. Оттолкнуть хотел, отвлечь. Только ему тот удар был что слону дробина. Отпихнул меня в сторону и ножи нацелил. А ребята оцепенели от страха, хоть бы разбежались… И я его убил. Рубил, пока он не замер. А он, будто одержимый, все полз и полз к ним. Мне он ни слова не сказал, даже не посмотрел на меня. Полз, полз и полз… Потому что это был уже не мой отец, понимаешь? – вдруг повысил он голос, – Отец никогда никого бы и пальцем не тронул. Это микромашины убили моего отца. А я им за него отомстил.

Марина сидела ни жива ни мертва, слушая эту внезапную исповедь. “Рассказывал ли он кому—нибудь еще? Если б рассказывал, то хвастался бы, а он…”.

Ей стало его жалко. Ничего она не могла с этим поделать. Был он ей неприятен, мысли его и дела вызывали у нее страх. Так и жалела она не его мысли и дела, а того юношу – да что там, мальчика – который впервые испугался собственного отца.

– Твоим отцом, – Денис посмотрел на нее, – тоже завладели машины. Если ты его любила когда—нибудь – это уже не тот человек, которого ты любила. Он опасен. Он может уничтожить всех нас.

Но тебя он не боится. Тебя он подпустит к себе, и тебе ничего не угрожает. Ты должна, ты просто обязана убить Вепря.

Она ошарашенно посмотрела на него. И непонятно было, что больше ее ошарашило и испугала. Внезапное, граничащее с приказом, предложение? Сама мысль об убийстве? Или иррациональный полубрезгливый страх перед самим отцом? Она вызвала в памяти его последний образ – ухмыляющиеся усики, жестокие глаза. “Если он улыбнется, я смогу подойти”, – почему—то подумалось ей.

– Я знал, что тебе не понравится эта идея, – вкрадчиво продолжал Денис, – Но это тот самый другой способ, о котором ты говорила. Умрёт только один человек. Остальные разбегутся кто куда, и мне до них никакого дела не будет. И все закончится, мы, в Новожилово, сможем заняться своими делами. Ты будешь спокойно учить, Настя – лечить, я – дома строить.

– Нет, – Марина замотала головой, – Нет, я не согласна. Я не смогу этого сделать.

– Я тебя не тороплю, – примирительно ответил Денис, и тут же уточнил, – Пока. Ты подумай, соберись с мыслями. И просто посчитай, сколько еще моих ребят поляжет, если ты нам не поможешь. Они могут и Олега подстрелить, и Яна Николаевича. В любой момент могут. А ты могла бы спасти им жизни. Ты можешь, ты же спасла ребятишек. Я как узнал про это, вот сразу понял: Марина – сможет.

Марина встала.

– Напомни мне, где школа, – она огляделась по сторонам, пытаясь припомнить дорогу.

Дэн пожал плечами и вытянул руку.

– Там. И вот еще о чем подумай, – крикнул он ей с лавочки вдогонку, – Ты сможешь сделать это быстро, легко, безболезненно. Я, если доберусь до него, такого пообещать не смогу .

* * *

Марина снова вернулась в темный дом.

Снова заперлась. Разулась, сбросила куртку. Пожалела об отсутствии душа и вспомнила, что сегодня суббота. Значит, вечером баня – Настя обещала. И, значит, завтра занятий в школе не будет.

“Если отец дойдет до ракеты, занятий не будет никогда”.

Она уселась в кресло и потерла глаза кулаками. Нужно было спать. Только сердце колотилось, и мысли норовили расколоть ее тяжелую голову.

“В конце концов, отец знал, на что идет. Он должен быть готов умереть в любую минуту, как любой солдат.”

Марина глубоко вдохнула, задержала воздух – сердце стало биться пореже, но поувесистее, – и с шумом выпустила. Ей показалось, что в домике в самом деле душно. Она поднялась и принялась отдергивать занавески и открывать форточки. Только ветра не было, воздух на улице замер, застыл. Остывающее солнце выхватило висящие в комнате пылинки.

“Допустим”, – сказала она себе, делая ударение на это “допустим”, – “Что я соглашусь. Что я и правда остановлю весь этот ужас ценой жизни отца. Которого, стоит уж признаться, я не так сильно люблю, и рыдать на его могиле не буду. Но как, как я смогу посмотреть в глаза Лизе? Как?”

* * *

Утро воскресенья Марина провела в школе. После вчерашней бани ее тело потребовало наконец сна, долгого, глубокого. И никакие мысли и кошмары ее не беспокоили всю ночь. Только под утро ее сон стал нервным, дерганным, и она проснулась до рассвета – отдохнувшая и разбитая одновременно.

Уроков не было. Основная часть работ была завершена. День был практически свободен, замотать себя заботами не получится. А, значит, придется передумать много тяжелых и неприятных мыслей.

Марина бродила по школе, как по клетке. Подумала, что неплохо было бы сделать себе (да и Насте тоже) завтрак. А потом вдруг переместилась в кабинет физики и принялась перебирать учебники. “Было ж где—то про атомные реакции”, – мучительно припоминала она школьную программу, – “Ну хоть что—то я должна понять”. Она трепала страницы, то пролистывая далеко вперед, то отлистывая назад, но формулы и графики ничего не говорили ей о том, что можно сделать с конкретно этой ракетой.

В дверь постучали. Марина, сидя уже за партой и обложившись кипой книг, подняла голову: