Война кланов. Охотник 1

– Свят-свят-свят! – рука сама творит крестное знамение.

Волк щерится зубастой пастью, глядит на меня и вроде как всё понимает.

Похож на того самого перевертня, которого я переехал машиной…

– Вот каким нелюдям обещана награда, – гудит мужик с факелом. – Оборотни, изгои рода человеческого. Могут быть как людьми, так и зверьми.

Волчара смотрит сквозь медные прутья с такой ненавистью, что будь я менее тверд – прожег бы две дымящиеся дыры, как от пушечных ядер. Я ловлю себя на том, что беспрестанно крещусь.

– Откройте дверцу, сразимся честно! – рычит оборотень, растягивая слова.

– Ага, поищи дураков, не для того за тобой охотились, чтобы потом отпускать, – усмехается мужик с факелом.

Взревевший оборотень кидается на решетку и тут же отлетает к стене. Жалобно скулит, вылизывая дымящиеся лапы. Я пытаюсь пригладить вставшие дыбом волосы – плохо получается…

– Меди боятся? – спрашиваю я у мужиков, когда мы осторожно поднимаемся наверх.

– Только заговоренную, остальную просто не любят, – отвечает мужик, вынимая из кармана красное яблоко с выбитыми рунами.

– А это чавой-то такое? – спрашиваю, когда вижу, что мужик подносит белеющий черенок к факелу.

– Оружие супротив них, медная бомба. Фитиль тлеет три секунды, как подожжешь – сразу же бросаешь! – мужик поджигает «черенок» и швыряет в подвал.

Захлопывается тяжелая крышка.

Внизу гулко ухает, земля ощутимо качается под ногами, с полки соскакивает пузатый горшок и разбивается на осколки.

– На штейште, – вспоминаю я слова полусонного хозяина.

– А теперича спустись и посмотри: на какое счастье, – хмыкает старик с полатей.

В лицо ударяет удушливый дым, когда открывается подпол. Откашливаемся и спускаемся вниз.

В земляных стенах застряли осколки бомбы, некоторые вырыли приличные ямы. Толстые прутья посечены, в клетке лежит голый окровавленный человек. Разбитые губы силятся что-то, но грудь, пронзенная во многих местах, последний раз опадает, и оборотень затихает.

– Все запомнил? Понял, почему награда такая и кому? – спрашивает старик, когда я выбираюсь наружу, и поясняет. – Если убьют оборотни одного из фельдмаршалов, то на растерзание им дается целая деревня. И супротив никто не пискнет.

Даже тогда шла охота на людей. И в ту пору были свои охотники…И этот мужик, побрить его, помыть – вылитый боец из другого сна!

Братья остаются внизу, я пытаюсь привести в порядок мысли. Даже икота окаянная привязалась.

– Да, деда, запомнил. Где ж мне теперь заговоренных бомб набраться-то? – никак не удаётся пригладить торчавшие волосы.

В желудке круговерть – срочно нужен свежий воздух.

– В ларь залезь, да возьми две, больше не нужно. Нам ещё самим отбиваться, – старик поднимает сухощавую руку, указывает на кованый сундук под окном.

Под кафтанами, полосатыми штанами и рубахами, вольготно расположились десять «яблочек». Тяжеленькие, оттягивают руку, а их ещё и кидать нужно.

– Деда, а как я узнаю, кто оборотень? Их же от людей не отличить, пока не перевернулись, – карманы отвисают из-за бомб.

– Почуешь, в тебе есть часть ведающей крови. Сейчас же ступай, молодец и не отходи от барина ни на шаг, – старик укладывается на печи.

Я не дожидаюсь выхода из подвала братьев, а быстрым шагом спешу обратно к Давыдову.

– Что, Митька, так быстро возвернулся? Али не по нутру хозяевам пришлись твои басни? – Денис Васильевич затягивает подпруги.

В полном облачении, попыхивая трубкой, Давыдов радуется погожему летнему утру. Даже не догадывается, что за его голову обещаны людские жизни.

– Не всем же вирши слагать, да элигиями по бумаге рассыпаться. Рассказал всё как есть скороговоркой, в ответ попросили земле русской кланяться, да и был таков. А ты, Денис Васильич, куда собрался? – возвращается тоже тревожное чувство, как в хате старика.

– Хочу вчерашнее вино из головы повыветрить, да к дозорным проехаться! Проверить, как там французы! – легко влетает в седло Давыдов.

– Денис Васильич, я с тобой! Мало ли собеседник по пути понадобится! – я кидаюсь опрометью за своей лошадкой.

– Мой ли это Митька? Прежний, пока все горшки не облазит, и почесаться поленится! – Давыдов задорно щерится.

– Да как тебя одного-то оставишь? Накинутся музы оравой большой, да и утомят излишне. Вдруг завтра в бой, а ты уставший? Вот и поеду рядом, – я улыбаюсь в ответ.

Мы выезжаем из села и, легко пикируясь, скачем по тенистой лесной дорожке. Тревога нарастает, стараясь её не выказывать, шучу и дурачусь. Глазами же обшариваю каждое дерево, кусты, где может притаиться злобный враг.

Чу!

Что же так настораживает в раскидистом дубе, что встал впереди? Непонятное и необъяснимое. Чего-то лишнее в зеленой листве, пронизанной солнечными лучами.

Я тоже подобрался, хотя и не мог выявить причину беспокойства денщика.

– Денис Васильич, а дай-ка трубочку на секунду! – я понукаю шпорами лошадь, загораживаю от дуба Давыдова.

– Митька, ты ж не куришь! Никак начать вздумал, подлец? Ещё табак у меня таскать будешь! Запорю тогда! – гусар вытаскивает-таки изо рта трубку и передаёт с дурашливым поклоном.

Я незаметно достаю медный плод, руны скребут по пальцам.

– Не, Денис Васильич, понюхать хотел. Правду ли говорят, что табачок у тебя душистый! – я понимаю, что смущает в дубе.

Среди листвы, скрывающей под зеленым пологом шершавый ствол, выделяется ветка, необычная своей угольной чернотой. Более похожая на дуло винтовки, ветка остается неподвижной под налетающим ветром.

– Взаправду ароматный, не врут люди. Сейчас, Денис Васильич, не удивляйся, так надо! – фитиль тлеет алой точкой, и я со всей силы бросаю бомбу в сторону дуба.

Странная ветка выплёвывает пламя, и среди ясного неба грохочет громовой раскат. Сильный удар в бок выкидывает из седла, но я успеваю увидеть, как в куче листьев разрывается брошенный снаряд.

Земля кидается навстречу, жестко бьет по телу, вышибает дыхание…

Я вскрикнул от неожиданности, но меня, как всегда, никто не услышал.

Пытаюсь вдохнуть, но не могу, тяжелый камень давит на грудь, мешает, не дает воздуху проникнуть внутрь…

С дуба падает человек, секундой позже соскальзывает винтовка…