От подушной подати к подоходному налогу

Пристальное изучение первичных документов делает невозможным сплошной охват всей страны в одном исследовании. То, что данная работа выполнена именно на материалах Западной Сибири, обусловлено стечением нескольких обстоятельств.

Первое из них – это удивительный рывок в развитии, который являет нам сама Сибирь на протяжении считанных десятилетий перед революцией. Ещё в 1882  г. классик областнического движения Н.М. Ядринцев в своей знаменитой книге «Сибирь как колония» печалился по поводу того, что Сибирь остаётся страной каторги и ссылки, и с трудом доказывал, что сибирские крестьяне – не какая-то особая этнографическая группа, а те же самые русские. Но в этом же самом году Тобольская и Томская губернии освободились от опеки западносибирского генерал-губернатора, получив от высшей власти своего рода дипломатическое признание наравне с обычными российскими губерниями. И это уже было признанием бесповоротно состоявшейся «русификации Сибири». С приходом же в Сибирь железной дороги плотность её заселения, экономические условия, технологии, культурные привычки стали меняться на глазах. Союз Сибирских маслодельных артелей (с конторой в Лондоне), «высочайше установленный» Челябинский тарифный перелом для сибирского хлеба, проведённая в 1890-е годы серия реформ по великороссийским образцам 1860-х годов – ярчайшие свидетельства сибирского преображения. В середине 1890-х гг. Транссиб присоединил земли на восток от Урала к экономическому и культурному пространству Европейской России. Восточная Сибирь оказалась всё же слишком далёкой для российских крестьян, без массового притока которых воплощение новых экономических возможностей не могло состояться. Но Тобольская и Томская губернии (вместе с русскими районами Степного края, находящимися в зоне экономического тяготения Транссиба) окончательно стали обычной русской провинцией.

Как правило, исследования по истории России опираются на материал европейской части страны (нередко – с вычетом из неё южных и западных окраин, богатых на особенности законодательства). Такова сила традиции. Игнорирование Сибири настолько естественно, что даже не требует обоснования. Довольно логично, что в Москве, к которой Берлин вдвое ближе Томска, по отношению к Сибири и в XX  в. продолжал действовать стереотип «медведей на улицах». Но как раз общероссийским исследованиям этот шаблон изрядно навредил. К.Н. Тарновский, скрупулёзно искавший успешные и передовые кооперативы среди разоряющихся ремесленных мастерских европейских губерний[27 - Тарновский К.Н. Мелкая промышленность России в конце XIX – начале XX  в. М.: Наука, 1995. 272 с.], получил бы в подтверждение своей идеи «народного капитализма» целую отрасль (маслодельческую), если ли бы обратился к Сибири. Исследователи российских железных дорог[28 - Соловьёва А.М. Железнодорожный транспорт в России во второй половине XIX  в. М.: Наука, 1975. 316 с.] получили бы возможность качественно иной постановки столь резонансного в мировой исторической науке[29 - Fogel, Robert W. Railroads and American Economic Growth: Essays in Econometric History. Baltimore: Johns Hopkins Press, 1964. 296 p.] вопроса о влиянии железных дорог на экономическое развитие страны. Именно сибирский опыт позволяет отделить воздействие железных дорог от воздействия крестьянской реформы и других преобразований 1860-х–1870-х гг. и показать роль железной дороги как локомотива экономики.

Уже из сказанного видно, что «обычная российская провинция» Западная Сибирь имела – как и всякая обычная провинция – свои особенности, важные для изучения общероссийских явлений. Для налоговой отрасли из этих особенностей важны две. Первая – это запаздывание с определением границ крестьянского землепользования. Даже в последние годы перед революцией, несмотря на десятилетия работы «Сибирского межевания» и его преемников, не везде крестьянские общества имели точно отграниченные наделы. На этом основании столичные власти отказывались распространять на Сибирь Положение 1899  г. о порядке взимания крестьянских налогов. За счёт этого в Сибири был поставлен своего рода эксперимент: отмена круговой поруки состоялась в отсутствие важнейшего условия, принуждающего крестьян раскладывать налоги не в ущерб казне. Это даёт уникальный материал для обсуждения вопроса о соотношении законов и традиций в системе сбора налогов.

Ещё одна сибирская особенность – задержка с окончательным установлением здесь советской власти до конца 1919  г. Революция и Гражданская война – время резко ускоренного развития: в считанные годы отменялось одно и создавалось другое, о чём прежде говорили десятилетиями.

Именно в это время Министерство финансов Омского правительства, продолжившее традиции до-большевистского управления, сделало подоходный налог не элитным, а всеобщим. Так был закреплён выход на новый качественный рубеж, поставлена последняя точка в полувековой эволюции налоговой системы, немного не достигшей этого рубежа на землях, подвластных большевикам.

Не последнюю роль среди причин обращения к Сибири играют организационные обстоятельства. Прежде всего, важен вопрос происхождения архивных коллекций. Структура управления Российской империи была такова, что низшим уровнем разветвлённого государственного управления оставалась губерния. В губернских центрах сотрудники губернских правлений и казённых палат вырабатывали политику, которая затем воплощалась под их присмотром местными деятелями – крестьянскими чиновниками, податными инспекторами, полицейскими исправниками. Планы П.А. Столыпина создать такую же систему на ступень ближе к народу – на уровне уезда – не вышли за рамки законопроектов. Поэтому именно архивы губернских центров хранят самые богатые подборки низовых документов по российской истории периода капитализма.

Так архив Томска, ныне – главного города скромной Томской области, оказался владельцем коллекции документов огромной Томской губернии, в которую укладываются нынешние Новосибирская, Кемеровская области, Алтайский край и Республика Горный Алтай. Сопоставимый по богатству материал хранится в г. Тобольске, который нынче не является даже областным центром, а в начале XX  в. служил резиденцией одного из двух западносибирских губернаторов. Особый статус, выходящий за рамки уездного центра, имел Барнаул – столица Алтайского округа, управляемого Кабинетом его императорского величества (Кабинетом ЕИВ). В Государственном архиве Алтайского края отложились дела податных инспекторов, крестьянских начальников и других органов местной власти не только по Барнаульскому, но также по Бийскому и Змеиногорскому уездам, входившим в Алтайский округ. Не всем сибирским столицам повезло. Материалы из бывшего центра Степного края – города Омска – в значительной степени были переданы в Казахстан. Почти весь фонд Омской казённой палаты хранится ныне в Центральном государственном архиве Республики Казахстан.

Экономическая ценность природных запасов оценивается не только по богатству залежей, но и по степени их доступности. Подобно этому, практическая ценность архивной коллекции во многом зависит от степени её доступности для исследователей. Профессиональные историки и подвижники исторического дела А.В. Большакова и А.Г. Караваева, долгие годы руководящие Томским архивом, создали весьма благожелательную для историков атмосферу, позволяющую исследователям работать с высокой производительностью. За счёт этого использование томских материалов оказалось предпочтительным перед использованием материалов многих других, даже крупных, архивов.

Часть 1

Неразрывная цепочка: законы и реформы 1863–1917 годов

Глава 1.

Самая долгая из «Великих реформ»: отмена подушной подати

Начало шестидесятых годов XIX века – время особое. Уже совершён прорыв 19 февраля 1861 года, крепостное право пало. Но публика ещё не знает, что будет дальше. Какие ещё реформы готовит правительство, и готовит ли вообще? Законное обсуждение слишком ограничено, и горячая молодёжь пишет подпольные прокламации. По сути – собственные, альтернативные правительственной, программы реформ. Одна из самых известных – «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон»: именно она даст суду основание изъять из общественной жизни влиятельного публициста и будущего кумира молодёжи Н.Г. Чернышевского.

Эта прокламация удивительна тем, что во многом совпадает с мыслями реформаторов из правительства. «Так вот она какая в исправду-то воля бывает на свете: чтобы народ всему голова был, а всякое начальство миру покорствовало, и чтобы суд был праведный, и ровный всем был бы суд, и бесчинствовать над мужиком никто не смел, и чтобы пачпортов не было и подушного оклада не было, и чтобы рекрутчины не было»[30 - Чернышевский Н.Г. [Барским крестьянам от их доброжелателей поклон…] [Интернет-ресурс свободного доступа. Дата проверки: 01.12.2017  г.] http://www.hist.msu.ru/ ER/Etext/chern.htm. Выверено по изданию: Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. Документальная публикация. / Ред. Е.Л. Рудницкая. М.: Археографический центр, 1997.]. И если мечты о «выборном царе» не воплотятся ещё долго, то суд праведный и равный, и отмена рекрутчины – хрестоматийные пункты «Великих реформ».

И насчёт подушной подати автор крамольной листовки шагал вполне в ногу с правительством. Таков был дух эпохи, открывшейся после смерти Николая I. С лёгкой руки Ф.И. Тютчева она получила имя «Оттепель». «Со всех сторон посылались в Петербург проекты железных дорог, записки о разных финансовых реформах и улучшениях, о судебных преобразованиях, освобождении крестьян» – так описывал новую атмосферу будущий активный реформатор князь Д.А. Оболенский[31 - Джаншиев Г.А. Эпоха Великих реформ. 10-е изд. Спб: Типо-лит. Б.М. Вольфа, 1907. 855 с.].

Подушная подать в ряду пережитков крепостной эпохи

Разработка податной реформы началась раньше большинства других. К моменту написания «Барским крестьянам…» уже полтора года (с июля 1859  г.) при Министерстве финансов действовала Комиссия для пересмотра системы податей и сборов. За два десятилетия работы Податная комиссия издала десятки томов, посвящённых состоянию различных отраслей налогообложения в России и зарубежному опыту. В одной из первых своих публикаций комиссия указывала, что коренного улучшения податной системы нельзя достигнуть «без совершенной отмены подушной системы». Это мнение было всеобщим[32 - Василенко Н. Подушная подать в России // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. [Интернет-ресурс свободного доступа. Дата проверки: 01.12.2017  г.] https://ru.wikisource.org/ wiki/ЭСБЕ/Подушная_подать_в_России].

Подушная подать выступала не только сословным клеймом «податных сословий». Это был ещё и ограничитель доходов бюджета. Канули в прошлое Петровские времена, когда подушная подать давала треть всех доходов казны. Теперь она не дотягивала и до 15  %, и перспективы повышения были сомнительны. Недоимки к середине XIX  в. стали постоянным спутником подушной системы: значит, для многих налоги чрезмерны. Было ясно, что есть много тех, кто мог бы платить больше, но чтобы их отделить, надо научиться отличать богатых от бедных – и значит, уйти от подушного принципа[33 - Кошелев А.И. О подушных податях. / Отдельный оттиск из ж-ла «Беседа», кн. I. М., 1871. 21 с.].

Что взамен? Первые проекты податной комиссии были готовы уже в 1862  г.: проекты подворной подати с крестьян, поземельного налога с крестьян и помещиков, налога на строения в уездах. Проектам этим «не был дан ход» под тем предлогом, что надо сначала выяснить «экономические последствия крестьянского дела и финансовые результаты [новой] питейной системы»[34 - Алексеенко М.М. Действующее законодательство о прямых налогах. СПб, 1879. С. 43.]. В 1867  г. начался очередной приступ к податной реформе, и в 1869  г. вновь созданная специальная комиссия представила вновь разработанные проекты. На сей раз предлагалось заменить подушную подать только двумя налогами – подворным и поземельным, причём поземельный должен был лечь только на крестьян, а не «благородных» землевладельцев. Таким образом, по существу речь шла о сохранении обложения крестьян под новым названием[35 - Там же. С. 44–49.]. Проект этой реформы был в 1870  г. разослан по земствам для обсуждения и получил резкую критику. Но и земцы со своей стороны не предложили какого-либо решения, явно более выигрышного.

Крупный помещик, хваткий хозяин и знаменитый общественный деятель А.И. Кошелев, наблюдавший происходящее изнутри, так описывал земское обсуждение в Рязани: «В признании правительственного проекта неудовлетворительным все согласились скоро и без больших споров; но первый поставленный на очередь вопрос, следует ли податную обязанность распространять на все сословия, вызвал жаркие и почти нескончаемые прения». В подготовительной комиссии всё же взяли верх сторонники демократического подхода, однако в общем собрании губернского земства «крепостники действовали очень дружно и всячески противились распространению податных обязанностей на привилегированные сословия»[36 - Записки Александра Ивановича Кошелева (1812–1883 годы). [Интернет-ресурс свободного доступа. Дата проверки: 01.12.2017  г.] http://az.lib.ru/k/koshelew_a_i/ text_1884_zapiski_kosheleva.shtml]. Обсуждение окончилось ничем.

Дело было, конечно, не только и не столько в «сопротивлении крепостников»: этого хватало и в крестьянской реформе, которая, тем не менее, благополучно состоялась. Но вопросы общественно-политические всегда кажутся проще, чем экономические. Что делать с крестьянской свободой и помещичьей землёй – на этот вопрос у царя был свой ответ, хотя бы примерный. В области же финансов без специалистов было не обойтись, а специалисты не могли дать уверенного рецепта, как создать новый источник дохода «на пустом месте».

Правда, уже в первых обсуждениях высказывалась мысль о подоходном налоге. Именно такой проект был в 1862  г. предложен молодым министром финансов М.Х. Рейтерном. Представитель плеяды «Константиновских орлов», по поручению младшего брата царя три года проведший в Европе и США для изучения устройства местных финансов, он был твёрдым реформатором. Предложенный им проект предполагал введение умеренного (не более 5  %) налога на богатых (исключая крестьян и мещан) на условиях добровольного заявления дохода. В числе плательщиков должны были оказаться не только купцы, но и помещики.

Податная комиссия, куда поступил проект, действовала «в лучших традициях» старой николаевской гвардии. Поклявшись в приверженности к самой идее подоходного налога, Комиссия, однако же, решительно признала введение такого налога в России «крайне несвоевременным». Проект Рейтерна был разгромлен на том основании, что цифра ожидаемого дохода (4,8  млн руб.) обоснована неубедительно, а главное, страна вступила в эпоху коренных экономических потрясений. В такое время, – говорится в ответной записке, – «решительно никто, начиная от крестьянина и поденщика и до самого могущественного столичного капиталиста и государственного сановника, не может сколько-нибудь приблизительно определить, каков его чистый годовой доход»[37 - Труды Комиссии, высочайше учрежденной для пересмотра системы податей и сборов. Т. XVI: Веселовский М. П. О подоходном налоге. СПб, 1869. С. 120–121.]. Высказанные здесь же сетования на освобождение крестьян, отмену барщины и изменение в быте «главного нашего потребителя» – помещичьего класса, объясняют читателю состав комиссии, предопределивший «смертный приговор» проекту 1862 года.

Заодно «для справки» Комиссия напомнила опыт 1812  г. Отчаянно нуждаясь в деньгах, правительство (ещё при М.М. Сперанском) установило подоходный налог с помещичьих доходов – но так, чтобы не испортить отношений с привилегированным сословием. В законе было записано, что правильность дворянских показаний о сумме дохода «утверждается на доброй вере и чести. Никакие доносы на утайку доходов или неправильное их показание не приемлются»[38 - ПСЗ. Т. XXXII. СПб, 1830. № 24992. Манифест о преобразовании комиссии погашения долгов. С. 184, 191–192.]. В итоге сумма сбора оказалась столь малой, а главное, уклонение от налога – столь массовым, что налог в 1819  г. пришлось отменить.

Для окончательного разгрома подоходных чаяний министра финансов Комиссия командировала за границу «для ближайшего ознакомления с подоходным налогом» М.П. Веселовского[39 - Вербицкий А.И. Основные формы подоходного обложения в их историческом развитии и система законодательства о подоходном налоге в России. Иркутск, 1916. С. 14–18.]. Его описания и размышления изданы были изданы в 1869  г. в качестве 16-го тома трудов Комиссии. Подробнейше описав устройство подоходных налогов на Западе и тщательно пересказав историю обсуждения подоходного проекта в России, автор в основном согласился с отзывом Податной комиссии на проект М.Х. Рейтерна и пришёл к заключению, что введение подоходного налога в России «при настоящих обстоятельствах» «сопровождалось бы неисчилимыми затруднениями»[40 - Труды Комиссии, высочайше учрежденной для пересмотра системы податей и сборов. Т. XVI: Веселовский М. П. О подоходном налоге. СПб, 1869. С. 196.].

Итак, оставалось выжидать, осторожничать и реформировать те налоги, которые не затрагивали интересов «благородного дворянства». И первый день 1863 года принёс сразу два податных новшества, достойных занимать место в плеяде «Великих реформ».

Налоговые законы 1863 года: «отрицательная часть» податной реформы

Ключевая черта «Великих реформ» – их «двойное назначение». Хорошо известно назначение политическое: отмена несправедливых межсословных перегородок, освобождение страны. Меньше бросается в глаза прагматическая составляющая – но она есть в каждой реформе. Будь то проблема подготовки грамотных профессорских кадров как основание для университетской реформы или задача избежать судьбы французов под Седаном как толчок к отмене рекрутчины.

Налоговые реформы 1863  г. не стали исключением. Начнём с более яркой стороны дела. Обе эти реформы ликвидировали важные бастионы неполноправия низших сословий. В один день торгующие крестьяне были уравнены в правах с купцами и уничтожена подушная подать с мещан[41 - ПСЗ-2. Т. XXXVIII. № 39118. С. 3–15. Положение о пошлинах за право торговли и других промыслов; ПСЗ-2. Т. XXXVIII. № 39119. С. 15–19. Правила о взимании в 1863 году налога с недвижимых имуществ в городах, посадах и местечках.].

Отмена мещанской «подушины» выглядит понятной без долгих слов, требуется лишь одно уточнение. Через 19 лет после её отмены, в законе 18 мая 1882  г., мы вновь видим указание императора прекратить взимание «подушного, в пользу казны, сбора с мещан». Противоречия нет: речь идёт о сборе, появившемся после указа 10 декабря 1874  г. «о прекращении отдельного существования государственного земского сбора и о присоединении его, с 1875 года, к общим государственным доходам»[42 - ПСЗ-3. Т. XLIX. Отделение 2-е. № 54144. С. 415–417.]. В состав государственного земского сбора входил (по старой, дореформенной традиции) подушный сбор с мещан; он-то и стал в 1875  г. самостоятельным «государственным доходом», его и отменял указ 1882  г. Но даже в этом, самостоятельном, качестве, он не случайно именовался лишь сбором, а не податью. Речь шла не об откате реформы, а о мелкой технической подробности, побочном продукте эволюции земских налогов. Подушная подать для мещан в 1863  г. была отменена навсегда. Такова формула реформы, точная и простая одновременно.

Суть реформы обложения торговли и промышленности требует более подробного пояснения. Хорошо известно, что Жалованная грамота 1785  г. провозглашала купеческую монополию на торговлю. При этом сословие было открыто для всех, заявивших капитал установленного размера (с которого и платился налог). Казалось бы, если крестьянин ведёт торговлю, то «выбирает» (покупает) патент (без которого торговать всё равно не разрешат) и становится купцом – откуда же может взяться различие между торгующими крестьянами и купцами?

Дело в том, что применение по-немецки чётко задуманной схемы выявило две проблемы. Прежде всего, размер мелкой торговли не позволял разносчикам и мелким лавочникам выбирать даже самые дешёвые купеческие патенты. Свою долю жизненного сумбура вносило крепостное право. Помещикам было выгодно разрешать своим крестьянам торговлю: с богатых можно больше взять оброка. Но разрешить им взять купеческий патент значило утратить своё право владеть ими: купечество – сословие не просто свободное, а даже привилегированное.

Постепенное осознание этих проблем законодателем вылилось в ряд изменений и поправок. Подведение итога частным изменениям стало в 1824  г. первым «геркулесовым подвигом» знаменитого министра финансов Е.Ф. Канкрина. Система 1824  г.[43 - ПСЗ. Т. XXIX. № 30115. С. 588–612. Дополнительное постановление об устройстве гильдий и об устройстве прочих состояний.], просуществовавшая четыре десятилетия, опиралась на две «лесенки» торговых свидетельств: одна – для купцов и горожан, другая – для крестьян. При этом устанавливалось, что крестьянское «свидетельство 1-го рода» «даёт право торговли купца 1-й гильдии» («без личных преимуществ»), но стоит 2600  руб. против 2200  руб. купеческих. Цены свидетельств 2-й ступени составляли, соответственно, 1100 и 880  руб., третьей – 400 и 220  руб.; крестьянские свидетельства 4-го разряда превосходили по цене свидетельства на мещанский торг. Таким образом, то ли купцы, торгующие мещане и посадские получали своеобразную податную льготу, то ли, скорее, торгующие крестьяне – дополнительное обременение, лишнее напоминание об их униженном положении.

Именно это неравенство было уничтожено в 1863  г. Отныне оставалась только одна шкала патентов для торговцев и промышленников. Низшие ступени этой лестницы оплачивались свидетельствами на мелочный торг, на развозной торг мануфактурными и колониальными товарами, на разносный торг ими же, на мещанские промыслы. Наверху возвышались купеческие свидетельства 1-й и 2-й гильдий. Любой человек, оплативший необходимую сумму, получал не только определённые торгово-промышленные права, но и почётное звание купца.

Как видно, «политическая сторона» реформ 1863  г. была отрицательной: ломалось старое, несправедливое. Вместе с тем, создавалось нечто новое, и какраз это важно с точки зрения прагматического содержания реформ.

Опыты на купцах: реформа 1863–1865 годов

Начнём с торгово-промышленного обложения, система которого была окончательно сформирована Положением 9 февраля 1865  г.[44 - ПСЗ-2. Т. XL. Отделение 1-е. С. 157–175.] По существу, можно говорить о реформе 1863–1865  гг. Новшества этой реформы кажутся на первый взгляд скучными второстепенными подробностями. На самом же деле, они содержат важный подтекст.

Первое «технологическое» новшество – это установление разных ставок налога для разных местностей. Оно не относилось к первогильдейцам, платившим повсеместно 265  руб. серебром. Это логично, поскольку свидетельство 1-й гильдии, выбранное в любом месте, давало право торговли по всей стране – в отличие от более дешёвых свидетельств. Единые ставки действовали и для самых мелких торговцев: развозной, разносный торг и мещанские промыслы были оценены, соответственно, в 15  руб., 6  руб. и 2,5  руб. за год. Зато купеческие свидетельства 2-й гильдии колебались в цене от 25  руб. для местностей 5-го класса до 65  руб. в местностях 1-го класса, свидетельства на мелочный торг – от 8 до 20  руб. Разбивка городов и уездов на классы производилась Министерством финансов вручную: предполагалось, что чем активнее идёт торгово-промышленная жизнь, тем выше доходы предпринимателей.

Доработана была и билетная составляющая предпринимательского налога. Билеты на лавки – это документы, которые требовалось «выбирать» уже по системе 1824  г. Но прежде каждое свидетельство давало право на определённое число бесплатных лавок. Теперь требовалось за каждую лавку платить от 2 до 30  руб. Позже число заведений на каждое торговое или промысловое свидетельство будет ограничено, так что, например, первогильдеец, имеющий более 10 лавок, должен будет выбирать ещё одно свидетельство 1-й гильдии, а по свидетельству на мелочный торг можно будет иметь только 3 лавки.

Нетрудно видеть, что оба «технологических» новшества реформы торговых пошлин резко усиливали принцип дифференциации плательщиков по уровню доходов. По существу, правительство после долгого перерыва возвращалось к решению задачи: как брать больше с богатых, не переобременяя бедных. Именно так мыслилось дело ещё при Екатерине II: ведь цена патентов изначально устанавливалась не в рублях, а в процентах от заявленного капитала. Но поскольку всякая проверка заявляемых сведений отсутствовала, купцы дружно заявляли наименьшую возможную по каждой гильдии сумму. Первая попытка ввести в купеческое обложение принцип «богатый платит больше» провалилась, и это было окончательно признано при Александре I, когда цены патентов стали твёрдыми. Реформаторы же 1860-х гг., во-первых, нашли показатель, позволяющий различать степень богатства торговцев одной гильдии (число заведений), и во-вторых, смогли придумать ещё одно основание («класс местности») для усложнения классификации плательщиков.

Таков был первый небольшой шажок в поиске практических решений, позволяющих со временем приступить к введению подоходного обложения. Не удивительно, что именно купцы оказались первой подопытной группой: «в синем кафтане почтенный лабазник» – традиционный предмет дворянских насмешек. Реформировать налоги купеческие было, конечно, спокойнее, чем устанавливать налоги на дворян. Впрочем, и в последнем направлении был сделан шаг, значение которого обычно недооценивается.

Города без подушной подати

В средневековой Европе воздух города делал человека свободным от крепостной зависимости. В России, с 1863  г. и до окончательной отмены подушной подати, воздух города (при надлежащем оформлении сословного статуса) делал человека свободным от подушной подати. Взамен жители городов приобрели обязанность платить государственный налог с городской недвижимости. Введённый поначалу временно, этот налог был закреплён Положением 4 октября 1866  г.[45 - ПСЗ-2. Т. XLI. Отделение 2-е. С. 88–92.] (на Сибирь реформа распространена законом 31 мая 1872  г.)[46 - ПСЗ-2. Т. XLVII. Отделение 1-е. С. 759–760.].

С точки зрения общественной справедливости новый налог коренным образом отличался от предыдущего. Подушную подать платили все горожане мещанского сословия, и только они (но не дворяне). Новый налог был бессословным и распределялся между имуществами «соответственно относительной стоимости оных» (с освобождением от налога «малоценных имуществ»). Это ещё не прогрессивная шкала, но уже воплощение принципа:

кто богаче, тот платит больше. И значит, вновь вставала задача: узнать, кто богаче, а кто беднее.

Решая эту задачу, Минфин отчасти действовал по старинке, используя раскладочную систему. Государство, исходя из общей цифры желаемого сбора по стране и своих представлений об относительном богатстве городов, определяло только общую сумму, которую следует собрать с города[47 - В земских губерниях (то есть: не в Сибири), начиная с 1866  г., раскладкой общегубернской суммы между городами занималось земское собрание.]; раскладка этой суммы между отдельными имуществами производилась силами самих плательщиков. Поначалу закон требовал, чтобы под присмотром городской думы создавались особые раскладочные комиссии из числа плательщиков, однако детище оказалось мертворождённым, и закон 25 апреля 1872  г.[48 - ПСЗ-2. Т. XLVII. Отделение 1-е. С. 536–537.] передал обязанности по раскладке налога непосредственно городским думам[49 - Этот закон опирался на Городовое положение 1870  г., не только передавшее назначение комиссии по оценке недвижимых имуществ в руки городской думы, но и предоставившее городскому самоуправлению право вообще не создавать таких комиссий (ст. 85).]. Казалось бы, точно так же распределялась в былое время и подушная подать.

Но было два отличия. Первое – техническое: распределять подушную подать общество могло, как ему заблагорассудится, а для нового налога требовалось составление подборок сведений о ценности каждого городского здания. Не окажется ли эта работа чрезмерно трудоёмкой? Это сомнение решилось за счёт городского оценочного сбора – налога, взимаемого тоже с городских строений, но не в государственную казну, а в бюджеты городского самоуправления. В первой половине XIX  в. оценочный сбор существовал лишь в отдельных городах в виде исключения. Но закон 20 февраля 1861  г. предоставил всем городам право вводить этот сбор, не разрабатывая особых правил[50 - ПСЗ-2. Т. XXXVI. Отделение 1-е. С. 405–406.]. С этих пор оценочный сбор стал одним из главных источников городских бюджетов всей страны. Необходимые оценочные перечни были быстро составлены городскими властями. Они легко могли быть использованы и для казённого налога.

Затем оставалось коренное отличие нового налога с городской недвижимости: в нём не действовала присущая подушной подати круговая порука. Отныне, если плательщик не мог внести предписанную ему долю общегородской суммы, это становилось проблемой государства, но не проблемой городского общества. Вставала задача: гарантировать справедливость городской раскладки, её соответствие действительной ценности облагаемых имуществ.

Отчасти она решалась за счёт упомянутой связки между городским оценочным сбором и государственным налогом с городской недвижимости. Связка не была жёсткой. Закон 4 октября 1866  г. предоставлял раскладочной комиссии определять стоимость имуществ «или по собственным ее расчетам, или согласно оценке обывательских недвижимых имуществ для городского и квартирного сбора». Таким образом, простор для сомнений по части возможных недоимок оставался. Тем не менее, эксперимент был проведён и оказался успешным.