От подушной подати к подоходному налогу

Квартирный налог как уступка реформаторов

Через восемь лет после урожайного на податные реформы 1885 года состоялась новая налоговая реформа. На сей раз речь шла о введении налога, доселе небывалого. Проект налога С.Ю. Витте внёс в Госсовет уже через три месяца после назначения его во главу министерства финансов. Принятие Положения о государственном квартирном налоге (закон 14 мая 1893  г.[83 - ПСЗ-3. Т. XIII. № 9612. С. 279–284. На четыре сибирские губернии и Степной край распространено 5 июня 1900  г. См.: ПСЗ-3. Т. XX. Отделение 1-е. № 18749. С. 611–613.]) стало первой финансовой реформой знаменитого государственного деятеля.

Название квартирного налога наводит на мысли о частной прибавке к обложению недвижимости – и тем вводит в заблуждение. На самом деле, новый налог был первой попыткой обложить личные доходы состоятельных горожан, в том числе и такие, которые не облагались ни налогом с городской недвижимости, ни торгово-промышленными сборами.

Сама форма нового налога была вынужденной. «Изыскивая способы к увеличению государственных доходов, Министерство финансов останавливалось и на мысли о введении у нас подоходного налога. Это предположение вызвало, однако, весьма решительные возражения со стороны ведомств, на заключение которых Министерство финансов препроводило выработанный им проект»[84 - Государственный квартирный налог. История и статистика налога. 1894–1900  гг. СПб: тип. П.П. Сойкина, 1903. С. 1.]. Этой скупой формулой сами реформаторы описывали единственную – и неудавшуюся – попытку налоговой реформы в министерство И.А. Вышнеградского. То была попытка ввести в России подоходный налог.

Подоходный налог мы оставили в 1860-е гг., когда первый проект его был утоплен той самой комиссией, которая, судя по названию, должна была бы ратовать за его введение. После того подобный проект возникал ещё в 1878  г. под именем поразрядного налога. В поисках альтернативы печатному станку для обеспечения войны «за братьев-славян» Минфин выдвигал налог с доходов землевладельцев, домовладельцев, предпринимателей и лиц, получающих жалованье. Речь шла о «презумптивном», или предполагаемом доходе (в XXI веке сказали бы – вменённом). Налогом как раз такого типа был сбор с торговли и промышленности. В случае с подоходным налогом для определения налоговой базы предполагалось использовать городские оценки недвижимости и другие косвенные показатели. Но министры по разным причинам выступили против этого налога, да и война закончилась, и проект сдали в архив[85 - Боголепов М.И. Финансы, правительство и общественные интересы. СПб, 1907. С. 162–163.].

Голод 1891–1892  гг., вызвавший широкую помощь крестьянам за счёт казны, стал одновременно и стимулом к поиску новых источников бюджетных доходов, и показателем того, что деньги должны поступить не за счёт крестьян. Министерство финансов выдвинуло новый проект подоходного налога, рассчитанного на обладателей высоких доходов. Он действительно встретил резкую оппозицию со стороны других ведомств. Налог назывался и несвоевременным, поскольку не все другие источники доходов привлечены к обложению. И опасным с точки зрения обманов и подлогов, которые он может вызвать. И не соответствующим экономическому строю. И даже несправедливым[86 - Там же. С. 198–200.].

Новый министр финансов – С.Ю. Витте, сменивший Вышнеградского как раз в 1892  г. – был, таким образом, поставлен перед невозможностью подоходного налога здесь и сейчас. Но опытный руководитель крупного акционерного общества, которому не раз доводилось вести упорные переговоры с несговорчивыми партнёрами, нашёл другую форму обложения всё тех же богачей. Это и был квартирный налог. «Превращение» подоходного налога в квартирный было политически очень точным ходом: оно освобождало от платежей обитателей «дворянских гнёзд» и выводило из-под обложения доходы латифундистов. Это неизбежно ослабляло сопротивление со стороны высших чиновников, по преимуществу – дворян-землевладельцев.

Прототип подоходного налога

Представляя проект квартирного налога в Государственный совет, разработчики, вроде бы, согласились с критиками подоходного налога в том, что отсутствие у податного надзора точных данных о доходах плательщиков вызвало бы «произвол, к которому только и оставалось бы прибегнуть для противодействия уклонению плательщиков от исполнения их обязанностей перед казной» (а произвол – это, конечно, неприемлемо). Но не упустили подчеркнуть, что смысл нового налога – именно обложение «всей совокупности доходов плательщика». Ссылаясь и на зарубежный опыт, и на предварительные разработки податных инспекторов, реформаторы утверждали: «при прочих равных условиях расход лиц, одинаково обеспеченных, по найму квартиры – за сравнительно редкими исключениями – не подвержен значительным колебаниям»[87 - Витте С.Ю. Собрание сочинений и документальных материалов: В 5  т. М.: Наука, 2002. Т. 2: Налоги, бюджет и государственный долг России. Кн. 1. М., 2003. С. 181–183. Представление Министерства финансов в Государственный совет от 15 ноября 1892  г.]. То есть: преуспевающий инженер не станет ютиться в лачуге, и значит, качество жилья позволяет судить о доходе человека.

Платить новый налог должны были обитатели любых жилых помещений в городах, арендная цена которых превышает определённый порог (установленный для каждого из пяти разрядов, на которые делились города). Квартирный налог не дублировал государственный налог с городской недвижимости: первый платился жильцом, а последний – собственником. Если горожанин совмещал эти два качества (жил в собственном доме), ему приходилось платить оба налога. Условная «квартирная плата» для таких случаев вычислялась по аналогии с подобными помещениями, сдаваемыми в аренду, либо бралась в качестве определённого процента от цены дома, известной по другим данным.

Это правило подчёркивает смысл, заложенный законодателем: новый налог нацелен не на обложение имущества, а на обложение доходов людей. Выяснение стоимости используемого жилья – один из способов оценки уровня дохода плательщика. В отличие от прочих, уже действующих, налогов, квартирный должен был затронуть людей, имеющих хороший заработок, но не являющихся предпринимателями и не имеющих недвижимости. Таким образом, квартирный налог по сути своей – прототип налога подоходного, о чём Министерство финансов не уставало напоминать. Не удивительно, что после появления в России настоящего подоходного налога в зачёт этого последнего будут приниматься платежи по квартирному налогу.

Помимо стремления перевести налоговую систему на подоходную основу, в квартирном налоге отразились и другие передовые для конца XIX  в. тенденции. В числе передовых новшеств – и система податных присутствий, к тому времени уже опробованная в промысловом налоге. И (впервые в России) прогрессивная шкала – от 1,5  % до 10  %[88 - Цифра в 1,5  % – приблизительна. На деле ставки для большинства разрядов плательщиков устанавливались не в твёрдых процентах, а в виде рублёвой вилки (например: в местностях V класса с имуществ ценой от 60 до 72  руб. взимать 1  руб. налога).]. До сих пор реформаторам удавалось внедрить лишь принцип «богатый платит больше». И в государственном налоге с городской недвижимости, и в дополнительном промысловом налоге действовала плоская шкала налога: все платят одинаковую долю своего дохода. Прогрессивная шкала квартирного налога означала: богатый платит большую долю своего дохода, чем бедный.

Собственно, для действительно бедных квартирный налог вообще не предназначался. Вот почему он вводился, во-первых, не везде, а только в значительных городах, причём с разбивкой их на разные «классы» (в каждом – свои ставки). Понять, на кого был рассчитан новый налог, помогает обстоятельное 20-страничное отношение омского податного инспектора А. Морозова, составленное в октябре 1894  г. по поручению казённой палаты в связи с обсуждением вопроса о введении квартирного налога в Степном крае. Получив от городской думы данные по 3,5  тыс. домовладений (собранные для раскладки оценочного сбора), инспектор обнаружил, что почти 2/3 их попадает в разряд «дешёвых квартир» ценой от 1 до 60  руб., а в низшую группу подлежащих налогу он предложил зачислить жильцов помещений, стоящих более 100  руб. в год. Пытаясь составить себе портрет этой, наиболее многочисленной, группы предполагаемых плательщиков налога, А. Морозов пришёл к такому выводу: «контингент квартиронанимателей этого разряда состоит главным образом, если не исключительно, из служащих в различных учреждениях Омска и торговцев средней руки. Привлечь и этих лиц к уплате квартирного налога представляется по-видимому вполне справедливым при том, однако, условии, чтобы размер его был достаточно низок, и возможно меньшей тяжестью ложился на бюджет; этот последний, грубо вычисленный, равен приблизительно 583 рублям, а квартирная плата 108  руб. в год; таким образом, предположив сумму налога в 2 рубля, получим, что он составит лишь 1/291 всего бюджета, и в таком виде не может быть признан отяготительным»[89 - ИАОО. Ф. 199. Оп. 1. Д. 2а. Л. 43–52.].

В начале XXI  в. таких людей назвали бы средним классом: 600 рублей – это в полтора–два раза меньше, чем жалованье начинающего чиновника с университетским образованием, но в два-три раза больше заработка рабочих в это же время, не говоря уже о крестьянах, которые даже 30-рублёвые плуги покупали в рассрочку.

Использование прогрессивной шкалы имело технологическое обоснование: с опорой и на зарубежный опыт, и на обследования податных инспекторов считалось доказанным, что у бедных плательщиков квартирная плата занимает большую часть их дохода, чем у богатых. Учитывая, что цена квартиры выступала в данном случае как показатель для оценки дохода, прогрессия в ставках налога играла роль поправки, устраняющей эту неравномерность. В то же время, прогрессивная шкала была и политическим требованием, символом борьбы за общественную справедливость.

С использованием прогрессивных ставок, между прочим, была связана ещё одна важная особенность квартирного налога. То был налог не раскладочный, а окладной. Накануне очередного податного периода департаментские чиновники не утверждали общей суммы ожидаемого сбора, губернии и уезды не имели спущенного сверху «плана». Общая сумма налога, которая будет указана в повестках, оставалась неизвестной до конца работы присутствий по квартирному налогу. Таким образом, ответственность работы присутствий существенно повышалась. Раскладочное присутствие по промысловому налогу, при любом возможном занижении прибыли всех или некоторых предпринимателей своего участка, не могло разложить меньше суммы, назначенной ему казённой палатой. Присутствие по квартирному налогу, занизив налогооблагаемую базу, лишало государство части его законных доходов.

Окладная система, конечно, была менее предсказуемой, чем раскладочная – но зато и более тонкой, более соответствующей современной экономике с её разнообразием и самостоятельностью. Правда, совершенство системы во многом ограничивалось «ручным режимом» её применения. «Расписание» подлежащих налогу городов (полный перечень с разбивкой по классам) пересматривалось раз в три года на основе хотя и подкреплённых цифрами, но всё же субъективных мнений инспекторов и руководства казённых палат. Не всегда «расписание» соответствовало принципу равномерности обложения. Такие небольшие города Енисейск, Канск, Мариинск в этот перечень попали, так что иной раз налог приходилось платить людям бедным, для которых уплата нескольких рублей в год представляла трудность. Зато в быстро выросшем Новониколаевске, едва ли не крупнейшем центре сибирской торговли накануне революции, квартирный налог не платили даже самые богатые.

Тем не менее, квартирный налог стал соединением сразу нескольких передовых налоговых технологий. Впервые в России появились податные присутствия не в раскладочном, а в окладном налоге. Впервые в России появился налог на личные доходы богатых людей. Впервые в России появился прогрессивный налог.

Глава 3.

Напластование реформ: подоходный принцип в промысловом налоге

Война и голод – двигатели налоговых реформ в России. После неурожая и голода 1891/92  г. Минфин, получивший задание «поскрести по сусекам», немного увеличил сборы в рамках действующей системы (закон от 21 декабря 1892  г.), но для более существенной прибавки опять потребовал коренной реформы. В ноябре 1892  г. «по высочайшему повелению» при Министерстве финансов была создана комиссия «для общего пересмотра торгово-промышленного обложения». В её состав вошли представители заинтересованных ведомств, биржевых комитетов и купеческих управ, а также множество «сведущих лиц»[90 - РГИА. Ф. 573. Оп. 34. Д. 56. Л. 8 об.]. Комиссия вновь отказала реформаторам в стремлении сделать подоходный принцип единственной опорой промыслового налога. В итоге долгой борьбы родился проект, утверждённый 8 июня 1898  г. под именем Положения о государственном промысловом налоге[91 - ПСЗ-3. Т. XVIII. Отделение 1-е. С. 489–515.]. Его принятие стало не только важной налоговой реформой, но и заметным антисословным мероприятием.

За сотню лет после Екатерины II налог с торговцев и промышленников успел поменять разные названия, успел (как мы уже видели) существенно измениться. Но осталось нечто неизменное: даже эта, сугубо коммерческая, отрасль находилась в сословных тисках. Монополию на крупную торговлю держало в своих руках купеческое сословие. Реформа 1863–1865  гг. открыла доступ в купечество всем, кто готов за это платить – и тем изрядно ослабила сословные границы. Но сама по себе купеческая монополия сохранилась даже по итогам «Великих реформ». Желающие вести торгово-промышленные занятия должны были в начале года купить свидетельство (в просторечии – «патент») той или иной категории. Выборка свидетельств двух самых дорогих групп предоставляла их владельцам «сверх прав на торговлю, звание купеческое и соединенные с оным личные преимущества»[92 - ПСЗ-2. Т. XL. Отделение 1-е. С. 159.]. В дополнение к патенту требовалось оплачивать «билеты» на отдельные лавки (заводы). Тем не менее, карусель промыслового налога вращалась вокруг личности купца, хозяина дела.

Конец купеческой монополии

Всё переменилось в июне 1898  г. Единицей учёта оказалось предприятие (будь то промышленное или торговое). На каждое заведение (а не на его владельца) в начале года выбирался патент, на каждое заведение подавалось по итогам года заявление о прибылях. Купеческое звание сохранилось, но стало необязательным излишеством. За него предлагалось доплачивать отдельно, получая при этом некоторые личные права (защиту от розог, например). Многие солидные торговцы даже накануне мировой войны по-прежнему выбирали купеческие свидетельства – кто по привычке, кто для солидности. Купеческое сословие сохранилось. Но в торговых правах купцы окончательно сравнялись с прочими группами общества.

Ликвидация торгово-промышленной монополии купечества – событие из ряда антисословных мероприятий, начатого отменой крепостного права. Но зачем это понадобилось министру финансов С.Ю. Витте? Если он занялся вопросами общественного переустройства, в этом надо искать практический смысл. Смысл этот легко выявляется при знакомстве с документами податного надзора.

Уже не первый год сотрудников Минфина волновала проблема равномерности обложения. Было ясно, что патентная система, которая опирается на внешние признаки, а не на действительную прибыль, давит на разные предприятия с разной степенью тяжести. Простой расчёт показывал, что владелец одной лавки платит с неё гораздо больший налог, чем владелец нескольких таких же лавок с каждой из них. Поэтому отдельный учёт предприятий, а не предпринимателей, лучше подходил для равномерного обложения прибылей.

Но одной этой меры было недостаточно, чтобы справиться с неравномерностью обложения. Ведь сохранялся патент, действие которого не было уничтожено реформой Н.Х. Бунге. Появившийся в 1885  г. дополнительный промысловый налог платили все предприятия (даже беднейшие), и значит, он лишь в малой части исправлял неравномерность обложения. И значит, правительство по-прежнему не могло повысить сборы с торгово-промышленного мира механическим повышением ставок. Для борьбы с этим недостатком механизм дополнительного промыслового налога был в 1898  г. существенно дополнен.

Дополнение к дополнительному налогу

В составе дополнительного промыслового налога появились два новых сбора – процентный сбор с капитала (для отчётных предприятий) и сбор «с излишка прибыли» (для неотчётных). В итоге промысловый налог стал представлять целую систему сборов, в которую сложно вникнуть. Но эти, на первый взгляд, технические подробности позволяют увидеть смысл реформы.

Реформа 1898  г., преследуя ту же цель, что и предыдущая (выровнять тяжесть обложения), действовала совсем иначе. Новые сборы решали не одну задачу, а две: не только повысить поступления с богатых предприятий, но и избежать повышения с бедных. Основная часть богатых плательщиков – в числе отчётных предприятий. Патент съедал у них лишь малые доли процента от прибыли. Если пренебречь этими долями, получается, что по реформе 1885  г. промысловый налог для отчётных предприятий имел шкалу плоскую и низкую: 3  % при любом доходе. Новый сбор назывался процентным сбором с капитала (в размере 0,15  %), на деле же имел в виду обложить прибыль. Цифра 0,15  % имеет вполне определённый смысл: это 3  % от прибыли, составляющей 5  % на капитал (столько можно было получить по банковскому вкладу, поэтому Минфин рассматривал этот доход как минимальный оправдывающий ведение собственного дела).

Схема: Промысловое обложение по итогам реформы 1898 года

В сумму сбора с капитала зачитывался уплаченный основной промысловый налог. Дополнительный налог, таким образом, поглотил налогосновной. По существу, патент для крупных предприятий (а отчётные предприятия за редким исключением – и есть крупные) заменился процентным налогом с твёрдой ставкой, единой для всех. Он по-прежнему дополнялся сбором с прибыли, который теперь стал прогрессивным. Прогрессия колебалась от 3  % (для предприятий, получивших прибыль в пределах 4  % на капитал) до 11  % (для прибыли свыше 10  %)[93 - На самом деле, верхняя граница шкалы описывалась более сложной формулой: «получившие чистую прибыль свыше десяти процентов на их основной капитал [платят] шесть процентов со всей суммы полученной на него чистой прибыли и, сверх того, ещё пять процентов с той суммы чистой прибыли, которая превышает десять процентов на означенный капитал». Таким образом, правильнее сказать, что для самых высокодоходных предприятий налог с прибыли стремится к 11  %, но не достигает этой цифры хотя бы в малой доле.]. Таким образом, в результате реформы промысловый налог для отчётных предприятий из «плоского» стал прогрессивным. Лишь пятью годами ранее эта новинка – прогрессивная шкала – появилась в квартирном налоге, и вот уже она применяется к акционерным обществам.

Особый подход требовался неотчётным предприятиям. Их важность объясняется тем, что именно среди них находились переобложенные предприятия, налоговая нагрузка которых не допускала увеличения. Именно в этой группе скрывался стопор, не дающий повышать поступления в бюджет путём общего увеличения ставок.

Для неотчётных предприятий до 1898 года шкала оставалась, по сути, даже не плоской, а регрессивной: чем больше прибыль предприятия, тем меньшую её долю оно отдаёт в налог. Превратить эту регрессию в плоскую шкалу – уже было бы достижением. На это и нацеливался сбор «с излишка прибыли». Он взимался в размере одной тридцатой «той части прибыли, которая превышает увеличенный в 30 раз оклад основного промыслового налога». Другими словами, речь идёт о налоге в 3,3  % на прибыль тех предприятий, у которых основной промысловый налог забирал менее, чем 3,3  % прибыли. Предложенный механизм позволил не повышать обложение предприятий, у которых патент забирал относительно большую долю, но повысить (иной раз – на порядок) обложение предпринимателей, обложенных легко.

Итак, реформа Витте продолжила реформу Бунге. Целью обеих было существенное повышение бюджетных доходов от промышленности и торговли за счёт богатых предприятий без существенного увеличения (а в 1898  г. – даже без малейшего увеличения) нагрузки на предприятия бедные.

Закон и замысел

И закон 1898  г., и представление в Государственный совет написаны так, чтобы не вызывать сомнений: всё тщательно продумано, изложенная схема – лучшая из всех возможных, иного пути нет. На самом же деле, Минфину вновь не удалось воплотить свои замыслы полностью.

В отличие от реформы 1885  г., подготовка которой исследована довольно подробно[94 - Ананьич Н.И. К истории податных реформ 1880-х годов (Введение дополнительных сборов к промысловому налогу: 3-процентного и раскладочного) // История СССР. 1979. № 1. С. 159–173. Эта статья излагает один из главных результатов диссертации 1978  г.], разработка реформы 1898  г. не удостоилась специального изучения. Тем не менее, основные сведения о подготовке Положения 1898  г. известны – благодаря классической монографии Л.Е. Шепелёва[95 - Шепелёв Л.Е. Царизм и буржуазия во второй половине XIX века. Проблемы торгово-промышленной политики. Л.: Наука, 1981. С. 226–229.]. Подчёркивая фискальный интерес министра финансов С.Ю. Витте к этой реформе, автор указывает и ключевую проблему, которую пыталось устранить руководство Минфина. «Неуравнительность» патента не позволяла налогу обеспечить рост доходов казны в соответствии с ростом промышленности и побуждала ставить вопрос о его (патента) отмене. Начиная в 1893  г. разработку очередной реформы промыслового налога, министр финансов надеялся убрать патент полностью.

Эта реформа не избегла обычных для своего времени этапов законотворческого процесса. Собрав в 1893  г. мнения управляющих казёнными палатами, столичные чиновники затем создали межведомственную комиссию с участием общественных представителей; разработанный ею проект был снова направлен казённым палатам, по их отзывам исправлен, вновь обсуждён в комиссии, разослан по заинтересованным ведомствам, и с учётом их мнений в феврале 1898  г. предложен в Госсовет, где и одобрен.

Реформа состоялась. Но по ходу её подготовки выпала ключевая деталь. Патент сохранился, и это была уступка со стороны реформаторов. Чем была вынуждена эта уступка, помогают понять документы, отложившиеся в фонде Томской казённой палаты[96 - ГАТО. Ф. Ф-196. Оп. 3. Д. 160.].

Не считая сопроводительного письма, всё дело состоит лишь из трёх документов – департаментский запрос, ответ палаты (чистовик с небольшой последней правкой, оставленный в качестве отпуска) и черновик этого же ответа[97 - Они расположены на листах: 1–2 (запрос), 4–8 об. (черновик), 9–15 (чистовик).]. Запрос подписал лично Владимир Иванович Ковалевский, свежеиспечённый директор Департамента торговли и мануфактур (именно этот департамент ведал во 2-й половине XIX  в. и торгово-промышленным налогообложением). К руководству промышленной политикой Ковалевского привлёк новый министр финансов С.Ю. Витте, полагавший его «человеком замечательно талантливым». Несколько ранее, в министерство Н.Х. Бунге, Ковалевский руководил одним из отделений Департамента окладных сборов: следовательно, опыт позволял ему понимать роль промыслового налога не только в определении отношений государства с предпринимателями, но и в преобразовании всей податной системы страны.

Датированное 8 марта 1893  г. отношение В.И. Ковалевского в адрес председателя Томской казённой палаты М.А. Гилярова отпечатано типографским способом, с оставлением лишь пропусков для имени-отчества и титула. Ясно, что оно рассылалось, по меньшей мере, десяткам председателей казённых палат. По давно сложившейся практике, реформаторы пытались представить свои предложения как воплощение требований снизу.

Сообщая казённой палате о создании в ноябре 1892  г. «комиссии для общего пересмотра узаконений, относящихся до обложения торговли и промышленности», Ковалевский просил представить соображения по теме работы комиссии. Перечислив ряд частных вопросов, он в заключение просил рассмотреть этот предмет «возможно всесторонне, не ограничиваясь поставленными выше вопросами»[98 - ГАТО. Ф. Ф-196. Оп. 3. Д. 160.Л. 2.].

Отношение 8 марта 1893  г. несёт гриф «совершенно доверительно». Столичные реформаторы явно не хотели, чтобы слухи о предстоящей реформе распространились прежде времени. Не ограничиваясь этой мерой предосторожности, авторы отношения постарались сделать его возможно более обтекаемым. Давая понять, к чему клонят, они, тем не менее, не называли вещи своими именами. Однако томичи отлично их поняли.

Расплывчатым понятием «томичи» нам придётся пользоваться, поскольку непосредственный автор отправленного в мае 1893  г. ответа неизвестен. Адресат «совершенно доверительного» письма, Михаил Алексеевич Гиляров, почётный гражданин Томска, стоявший во главе местной казённой палаты более четверти века, уже заканчивал свой жизненный путь и по болезни не принял участие в разработке ответа. Документ ушёл за неразборчивой подписью одного из начальников отделений, уклонившегося от единоличной ответственности («Казённая палата, составив с возможною поспешностью требуемые Вам соображения, имеет честь представить их»…)[99 - Там же. Л. 3.].

Основная часть девяти пунктов, сформулированных в письме Ковалевского, содержит достаточно точные вопросы, направленные на шлифовку существующих правил. (Например, в первом пункте спрашивается, какие из торгово-промышленных действий, ныне освобождённых от выборки промысловых свидетельств, могли бы быть привлечены к обложению). Однако вопрос № 5 выделяется по своему значению. «Признаете ли Вы необходимым подвергнуть коренному пересмотру нынешнее Положение о пошлинах за право торговли и промыслов, с целью упрощения действующего порядка обложения, а равно для установления большего соответствия между обложением <…> и доходностью предприятия»[100 - Там же. Л. 1 об.].

Расплывчатую формулу об «упрощении» и «большем соответствии доходности» томичи «перевели с дипломатического на русский» совершенно определённо. Читаем ответ: «Отменить выдачу документов 1-й и 2-й гильдий значит упразднить целое сословие в империи». В запросе Ковалевского эта формулировка – отмена гильдейских свидетельств (патентов) – не встречается ни разу. Но томичи прекрасно поняли эвфемизм, тем самым подчеркнув то, что могло бы иначе быть не очевидно для нас: геркулесов подвиг, на который в очередной раз замахнулись столичные реформаторы в 1892  г., стоял на повестке дня давно.

Для чего Департаменту потребовалось маскировать свой замысел? Ответ на этот вопрос виден из следующего пункта (№ 6). Возможно ли заменить раскладочным сбором «часть сумм, поступающих в виде пошлин за право торговли и промыслов, путём постепенного уменьшения окладов пошлин за торговые документы» – так ставился вопрос. Вопрос, очевидно, не имел бы смысла, если бы реформаторы рассчитывали добиться того, что подразумевалось в пункте 5. Но они на это не полагались и просчитывали запасной вариант: если полностью отменить патент не удастся, то хотя бы – уменьшить его роль.

Ни тот, ни другой вариант не вызвал сочувствия у сотрудников казённой палаты – и не оставил их равнодушными. Составленный в целом вполне прозаично, томский ответ при обсуждении 5-го пункта становится образным, как литературное произведение. Отменять патент «значило бы ломать здание, просуществовавшее чуть не два века» – читаем в черновике томского ответа[101 - ГАТО. Ф. Ф-196. Оп. 3. Д. 160. Л. 6.]. В чистовике это место дополнительно подцвечено риторически: «…здание, просуществовавшее чуть не два века (с 1721 года) – здание, в котором жили и живут десятки тысяч деятельных, предприимчивых граждан. Теперь купцы дорожат и гордятся своими гильдиями»[102 - Там же. Л. 12.].

Продолжая филиппику против отмены патента, томичи пишут: «Если коренной пересмотр Положения о торговых пошлинах имеет в виду достигнуть большего соответствия между обложением торговцев и размерами и доходностью их предприятий, то в настоящее время цель эта вполне достаточно[103 - Последние три слова – поверх зачёркнутого «отчасти». Налицо усиление высказывания.]достигается раскладочным сбором. Члены окруж[ных] податных присутствий хорошо знают дела друг друга и при раскладке дополнительного налога всегда принимают в соображение, кто какую гильдию платит, и где содержит свои торгово-промышленные предприятия, и стараются, чтобы обложение было вполне соразмерно с доходностью предприятий»[104 - ГАТО. Ф. Ф-196. Оп. 3. Д. 160. Л. 6.]. Эта же мысль повторяется и при ответе на 6-й пункт письма Ковалевского, где речь шла об уменьшении цены патента. Томичи вновь отлично видят подтекст этого предложения (неравномерность патента) и вновь делают вид, что эта проблема решена: неравномерность «теперь прекрасно устраняется» раскладочным сбором.