От подушной подати к подоходному налогу

Так впервые в реформе городских налогов 1863–1866  гг. родилась система, при которой общество определяло размер взноса каждого плательщика казённого налога, не неся при этом ответственности за его уплату. Пока ещё правительство не рискнуло отказаться от подстраховки в виде раскладочной системы, но Рубикон был перейдён.

Освобождение главного податного сословия

«Великие реформы» создали заявку на установление новых отношений государства и плательщика – но только в городах. Значение этого опыта станет ясно лишь позже, да и то лишь специалистам. Современникам же бросалось в глаза то, что «сеятель и хранитель» родной земли крестьянин по-прежнему обременён подушной податью – пережитком крепостничества. После неудачи с проектами 1870  г. Министерство финансов раз за разом возвращалось к проектам отмены подушной подати. Проект замены её подворным и подоходным налогами был отвергнут из-за Русско-турецкой войны 1877–1878  гг. с её чрезвычайными расходами. Специально созданная в 1879  г. комиссия для отмены подушной подати выдвинула проекты подоходного, личного и усадебного налогов. Но и эти проекты вызывали слишком много сомнений[51 - Кованько П.Л. Главнейшие реформы, проведенные Н.Х. Бунге в финансовой системе России. Киев, 1901. С. 22–23.].

Дело сдвинулось только с приходом в руководство Минфина Николая Христиановича Бунге. Последовательный реформатор Бунге двумя десятилетиями ранее участвовал в разработке крестьянской и университетской реформ; в 1880  г. он стал товарищем министра, а с мая 1881  г. – и министром финансов. Таков парадокс: Манифест о незыблемости самодержавия, подписанный новым императором, спровоцировал отставку группы министров-либералов. Однако на освободившийся пост главы Минфина Александр III пригласил либерально мыслящего Н.Х. Бунге. Опытный профессор и общественно-политический деятель был мудрым человеком. Поразительны в этом смысле его «Загробные заметки»[52 - Бунге Н.Х. Загробные заметки / Публикация В.Л. Степанова // Река времен. Кн. 1. М., 1995. С. 198–254.]. Написанные уже на склоне жизни и рассчитанные на посмертное прочтение лично царём, они объясняют, за счёт чего человек либеральных взглядов смог оказаться одним из ключевых министров у консервативно настроенного царя. Начиная излагать предложение, противоречащее известной ему точке зрения своего адресата, Бунге сначала находит общую для них обоих отправную точку, и уже отсюда протягивает цепочку суждений к необходимому выводу[53 - Кириллов А.К. Урок для венценосного ученика: «Загробные заметки» Н.Х. Бунге // Личность школьника – альфа и омега педагогического процесса: Материалы конференции. Новосибирск: Новосиб. гос. ун-т, 2016. С. 57–61. [Интернет-ресурс общего доступа:] http://al-kir.ru/history/bunge-zametki.html [дата проверки: 30.11.2017  г.]].

Реформу крестьянских налогов Н.Х. Бунге числил первейшей задачей своей во главе министерства[54 - Степанов В.Л. Н.Х. Бунге: судьба реформатора. М., 1997. С. 127.]. Видя невозможность немедленно провести замену крестьянской подушной подати каким-либо передовым бессословным налогом, опытный реформатор сумел разделить эту задачу на две части, решаемые по отдельности. Первым делом он постарался отменить подушную подать как таковую – заменить её другими налогами путь и с крестьян, но иначе названными и имеющими более справедливое обоснование. Даже здесь потребовалось «рубить хвост частями»: в законе 18 мая 1882  г. – первом из серии законов, уничтоживших подушную подать – свобода от этого платежа предоставлялась лишь крестьянам безземельным или получившим по реформе 1861 года четвертной (бесплатный) надел. Но уже название этого закона возвещало перемену коренную: «О постепенной замене подушной подати другими налогами»[55 - ПСЗ-3. Т. II. № 887. С. 212.]. Единственным ограничителем темпа реформы было названо в законе «изыскание новых источников государственных доходов». Для этого хватило трёх лет: 28 мая 1885  г. «Его Императорское Величество воспоследовавшее мнение в Общем Собрании Государственного Совета, об отмене подушной и преобразовании оброчной податей, Высочайше утвердить соизволил и повелел исполнить»[56 - ПСЗ-3. Т. V. № 2988. С. 238–239.]. Так с 1 января 1887  г. была окончательно отменена подушная подать в Европейской России[57 - Степанов В.Л. Н.Х. Бунге: судьба реформатора. М., 1997. С. 133.].

Потерянные бюджетом вместе с подушной податью 40  млн руб. были возмещены во многом за счёт самих же крестьян. Именно с поиском денег для замены подушной подати связан перевод на выкуп бывших казённых крестьян (то самое «преобразование оброчной подати», в законе 28 мая 1885  г. поставленное в одну строку с отменой подати подушной). Двадцать лет после крестьянской реформы показали, что одним из тяжелейших явлений крестьянской жизни стала уплата выкупных платежей – следствие «принудительной ипотеки» по крестьянской реформе 1861  г. Государственным крестьянам не надо было выкупать землю у помещиков, выкупных платежей у них не было, но за пользование государственной землёй они платили оброчную подать. В 1886  г. оброчная подать превратилась в выкупные платежи[58 - ПСЗ-3. Т. V. № 2988. С. 238 (закон 28 мая 1885  г.); ПСЗ-3. Т. VI. № 3807. С. 303– 304 (закон 12 июня 1886  г.).]. При этом размер платежей повысился. Казалось бы, такое решение закладывает мину на будущее: ведь выкупные платежи по мере погашения выкупной суммы закончатся – что же останется бюджету? Но такова была острота момента, что думать на тридцать лет вперёд не приходилось. Если искать правильного и надёжного источника доходов, реформа не будет проведена – опыт 1870-х гг. показал это достаточно ясно. Важно было столкнуть реформу с мёртвой точки, отменить подушную подать и чем-то на первое время заткнуть эту дыру, а дальше уже приступать то ли к выработке новых налогов, то ли поиску других источников дохода.

Впрочем, «свято место» подушной подати не осталось пустым.

Что осталось после подушной подати

Прежде всего, следует сделать более подробную оговорку насчёт выкупных платежей бывших помещичьих и бывших государственных крестьян. По давней традиции, именно они именуются главным пореформенным налогом российского крестьянства. Такая оценка явным образом противоречит сути выкупных платежей, которые, во-первых, возникли как плата за переход земли от одного собственника к другому. Конечным получателем которых, во-вторых, являлось не государство, а помещик (предварительно получивший всю сумму из казны дивидендными ценными бумагами). И наконец, которые прекращались по выплате выкупной суммы. Традиция считать выкупные платежи налогом соответствовала общему настрою советской историографии на изображение антинародной политики царизма. Живучесть этой традиции в постсоветское время объясняется в немалой степени её дореволюционным происхождением (притом не из революционного лагеря).

В.Л. Степанов увязывает превращение выкупных платежей в налог с первыми указами Александра III – об обязательном переводе на выкуп последних остающихся временнообязанных крестьян и понижении выкупных платежей. «Установив обязательность выкупа и взяв на себя часть крестьянского долга, правительство констатировало, что в наделении землей бывших крепостных должны принимать участие все налогоплательщики. Выкупные платежи были признаны не платой за землю, а выкупом личных повинностей, стали соотноситься не со стоимостью и доходностью надела, а с общим состоянием крестьянского хозяйства. Они все более воспринимались не как взносы в уплату банковского долга, а как прямой налог» – так объясняет автор логику общественного мнения[59 - Степанов В.Л. Н.Х. Бунге: судьба реформатора. М.: РОССПЭН, 1997. С. 129.]. При этом он ссылается на П.Л. Кованько, который в начале правления Александра III ещё не был даже гимназистом. Перед нами – не факт, а его толкование историками.

В то же время П.Н. Милюков, выпуская на исходе XIX  в. очередное издание своих отнюдь не культурологических «Очерков по истории русской культуры», прямо подчеркнул, что «выкупные платежи не есть подать, а уплата долга». Этими словами он пояснял тезис о том, что отменённая подушная подать «не заменена никакой новой», и система прямых налогов «находится в состоянии полного разрушения». Любопытно при этом, что буквально несколькими строками выше, иллюстрируя падение роли подушной подати со времён Петра Великого, автор отдавал дань уже сложившемуся стереотипу: «теперь, включая даже выкупные платежи [курсив мой. – А.К.] помещичьих и государственных крестьян, общая цифра прямых податей приближается уже к десятой части всего бюджета»[60 - Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Часть 1-я. 3-е изд., испр. и доп. Спб: изд. редакции ж-ла «Мир Божий», 1898. С. 140–141.].

Можно думать, что существенную роль в складывании ошибочного клише сыграло стремление большинства авторов покончить с выкупными платежами. Добиться отмены кредитного платежа в условиях разветвлённой и могучей кредитной системы – занятие безнадёжное. Для начала надо было «превратить» выкупные платежи в налог, при обсуждении которого уже можно использовать понятие справедливости. Публицисты XIX  в. со своей задачей справились – и выкупные платежи были, на благо крестьян и всей России, отменены.

Но с тех пор, как отмена выкупных платежей перестала быть злобой дня, их можно и нужно оценивать независимо от политической борьбы XIX  в. Выкупные платежи – тяжкое бремя для крестьян пореформенной России, в одном ряду с налогами; выкупные платежи – это даже часть крупной налоговой реформы, но не часть налоговой системы. Это представление постепенно утверждается в исторической литературе. Выкупные платежи достаточно определённо отделяются от прямых налогов в книге О.И. Марискина[61 - Марискин О.И. Государево тягло. Налогообложение крестьянства России во второй половине XIX – первой трети XX века (по материалам Среднего Поволжья). Саранск: изд-во Мордов. ун-та, 2004. С. 68–70.]. М.А. Давыдов в борьбе против «ноющей историографии» не просто разделил эти явления, но вполне справедливо противопоставил их, насытив свою краткую филиппику многими восклицательными знаками[62 - Давыдов М.В. Двадцать лет до Великой войны: российская модернизация Витте– Столыпина. 2-е изд. СПб: Алетейя, 2016. С. 152–153.].

Такое решение вопроса о выкупных платежах оставляет недоумение насчёт реформы 28 мая 1885  г.: выходит, что после отмены круговой поруки на крестьянах вовсе не осталось налоговых обязательств? Получается, что после окончания выкупных платежей – пусть через двадцать, а у кого-то и через сорок с лишним лет – крестьяне должны были остаться вовсе свободными от налогов?

Это совсем не так. И дело даже не в сохранившихся мирских и земских сборах, которые расходовались в значительной (если не решающей) степени по указке государства (на содержание местной администрации и арестантских мест). Дело в том, что ко времени отмены подушной подати в России существовал государственный поземельный налог. То был побочный продукт эволюции земских сборов, появившихся в России гораздо раньше земских собраний и неоднократно реформированных при Александре II[63 - А именно: государственный поземельный налог появился согласно закону 10 декабря 1874  г. «О прекращении отдельного существования государственного земского сбора и присоединении его, с 1875 года, к общим государственным доходам». Подробнее см.: Кириллов А.К. Земские налоги: сибирские особенности (2-я половина XIX – начало XX  в.) // Проблемы социально-экономического и культурного развития Сибири XVII – XX  вв. (Фронтир в истории Сибири и Северной Америки. Выпуск 5). Новосибирск: РИПЭЛ, 2005. С. 163–180.]. Поземельному налогу подлежали все земли, облагаемые местными земскими сборами, кроме земель казённых.

Дабы не обременить благородных землевладельцев, поземельный налог не делали большим: средние по губернии оклады в 1884  г. колебались от 0,25  коп. до 17  коп. с десятины[64 - ПСЗ-3. Т. IV. 1884 год. Спб, 1887. № 1962. С. 16–17. Приложения: Штаты и табели. С. 32.]. Поземельный налог давал казне в несколько раз меньше, чем подушная подать. После отмены подушной подати сборы выросли, но не значительно: крестьянские платежи, по данным государственного контролёра П.Х. Шванебаха, увеличились с 4,5  млн руб. в 1880  г. до 6,8  млн в 1887  г.[65 - Шванебах П.Х. Наше податное дело. Спб, 1903. С. 9.] К 1890  г. сумма поземельного налога «с земель сельских сословий» выросла до 7,6  млн руб. (с земель частных владельцев в тот год причиталось 5,3  млн руб.)[66 - Ежегодник Министерства финансов. Вып. XXI. Спб, 1894. С. 116–117.].

Следовательно, повышение поземельного налога как средство латания дыры от ликвидации подушной подати не идёт в сравнение с переводом на выкуп бывших казённых крестьян (давшим 20  млн руб.). И всё-таки поземельный налог важен. Это был задел на будущее. Пока на крестьянах лежат более тяжкие платежи, его можно не использовать в полную силу (более того: в 1896  г. будет объявлена 10-летняя льгота, общий размер поземельного налога снизится с 13,3 до 5,8  млн руб.)[67 - Департамент окладных сборов 1863–1913. Спб, 1913. С. 170.]. Но когда выкупные платежи исчезнут, ставки налога можно будет существенно увеличить, и это будет общее для всех сословий увеличение, не дискриминирующее крестьян.

Поэтому, хотя поземельный налог и не был создан с нуля в результате реформы, итог реформирования крестьянских налогов в 1885  г. можно подвести такими словами: на смену подушной подати пришёл поземельный налог.

Так в 1885  г. Россия окончательно избавилась ещё от одного клейма крепостной эпохи. Реформа эта во всяком случае не менее значительна, чем отмена рекрутчины, и буквально (имея в виду отмену подушной подати с мещан) продолжает логику реформ, начатых в первой половине 1860-х годов.

Но хрестоматийно известный набор «Великих реформ» отмену подушной подати не включает. Объясняется это просто: какое же может быть продолжение «Великих реформ» при Александре III, душителе свободы и деятельном покровителе контрреформ?! Вопрос этот, как будто риторический, на самом деле заслуживает обсуждения.

Реформы и контрреформы: проблема водораздела

Периодизация истории страны по царям – детский возраст исторической науки. Но «Великие реформы» Александра II и «Контрреформы» Александра III – понятия не из истории страны, а из истории государственной политики. Это – другое дело: ведь царь – ключевой участник законодательного процесса. Если убеждённый реформатор на троне сменяется убеждённым консерватором, то ясно, что начнётся новый этап внутренней политики.

Парадокс, однако, в том, что Александр II проводил «Великие реформы», не будучи либералом. Каждой из реформ он решал практическую задачу в более или менее широком понимании этого слова. Наверное, его знаменитые слова, сказанные на коронации московским дворянам, о том, что лучше отменить крепостное право сверху, чем ждать его отмены снизу, отражают не все практические соображения молодого царя. Но хорошо известно, что побуждение проводить эту реформу появилось у него только после поражения в Крымской войне. И это отличает его от убеждённых либералов вроде Н.А. Милютина, которых он использовал для решения насущных задач, а затем отодвинул в сторону. Показательно и объяснение, которое он дал одному из главных реформаторов А.В. Головнину при отставке в 1866  г.: «Вполне ценю твои намерения и твоё усердие и ни в чем не могу тебя упрекнуть, но против тебя сильно возбуждено общественное мнение, и что бы ты ни делал, все истолковывается в дурную сторону. Теперь нужны люди новые»[68 - Стафёрова Е.Л. А.В. Головнин и либеральные реформы в просвещении (первая половина 1860  гг.). М.: «Канон+» РОИИ «Реабилитация», 2007. 512 с.].

В 1855  г. в стране началась «Оттепель» – и Александр II принялся за реформы. В 1866  г., после покушения Д.В. Каракозова, общественное настроение окончательно изменилось – и резко изменилась политика. Н.А. Некрасову в начале 1870-х гг. оставалось лишь с тоской вспоминать «благодатное время надежд». В историографии принято именовать эту новую политику «откатом реформ», подчёркивая отличие от дальнейших «настоящих контрреформ» Александра III. Однако качественного различия между двумя этапами нет. И здесь, и там, мы видим мелкое «обкусывание реформ» (ограничение построенного реформаторами) примерно на одном и том же фронте (самоуправление и суд). Здесь и там видим крупные, коренные консервативные новшества – монополия на университетское образование для выпускников классических гимназий (1871) и земские начальники (1889). Видим новые реформы там, где они ещё не были проведены (городская и военная при Александре II, податная и рабочая – при его сыне). Видим – более того – воплощение при Александре III консервативных законопроектов, разработанных ещё при его отце: таковы университетский устав и положение о городских банках[69 - Щетинина Г.И. Университеты в России и устав 1884 года. М.: Наука, 1976; Кириллов А. К. Новое и старое в регулировании городских банков в эпоху «Великих реформ» // Вопросы истории. 2003. № 9. С. 143–146.].

Печальная судьба «Конституции Лорис-Меликова», одобренной Александром II, но зарубленной его сыном, навечно остаётся свидетельством роли личности в истории пореформенной России. Но не отменяет парадокса: смена царя в 1881  г. повлияла на внутреннюю политику гораздо меньше, чем исчерпание «Оттепели» в середине 1860-х годов.

Не случайно то, что даже у классика этой темы, корифея отечественной исторической науки П.А. Зайончковского в двух специальных монографиях[70 - Зайончковский П. А. Кризис самодержавия на рубеже 1870–1880 годов. М., 1964; Зайончковский П. А. Российское самодержавие в конце XIX столетия. М., 1970.] не получилось внятно определить хронологические границы «Контрреформ», не говоря уже об их убедительном обосновании[71 - Подробнее см.: Кириллов А. К. Традиции и новации: Россия пореформенная // Модернизация и традиция в истории России: сб. науч. тр. Новосибирск, 2005. С. 46– 61. [Интернет-ресурс открытого доступа:] http://al-kir.ru/history/reform2.html [Дата проверки: 14.11.2017  г.]]. Не случайно и то, что горячий обвинитель пореформенного консерватизма и лично Александра III, «последний член исполкома Народной Воли» (по собственному полушутливому определению) Н.А. Троицкий свёл все контрреформы к узкой трёхлетней полоске 1889–1892  гг. – единственному отрезку времени, когда ряд консервативных мер действительно сопровождался отсутствием реформаторских законов[72 - Троицкий Н. А. Россия в XIX веке. Курс лекций. М.: Высшая школа, 1999. С. 313, 319, 335.]. Периоды 1866–1881 и 1881–1894  гг. (чтобы ограничиться правлением Александра III) не противоположны, а сходны по общему смыслу государственной политики. Этот смысл – решение самых насущных для страны задач независимо от того, согласуются ли они с либеральной или с консервативной идеологией.

Установление водораздела по 1866 году, вроде бы, противоречит отнесению к числу «Великих реформ» городской реформы 1870  г. и военной 1874  г. Однако само понятие «Великих реформ» не является раз и навсегда чётко определённым. Оно идёт из XIX века. Многократно переизданная книга неутомимого Г.А. Джаншиева[73 - Джаншиев Г.А. Эпоха Великих реформ. Спб, 1907.] уже в 1890-е гг. закрепила это выражение не как продукт слащавого официоза, но как понятие, используемое самостоятельно мыслящими людьми и потому вполне допустимое в серьёзных работах.

Правда, молодые редакторы вдохновляемого И.Д. Сытиным шеститомника «Великая реформа» А.К. Дживелегов, С.П. Мельгунов и В.И. Пичета вежливо попеняли Г.А. Джаншиеву за его чрезмерный восторг по поводу Александра II и попытались подправить традицию. В заглавии своего издания они поставили это понятие в единственное число (и сосредоточились именно на крестьянской реформе). Но переломить тенденцию им не удалось: реформы 1861–1874  гг. и после них рассматривались как один пакет.

Свою поправку пытались внести высокопоставленные советские историки, связанные ленинским указанием о «революционной ситуации 1859–1863  гг.»[74 - Революционная ситуация в России в середине XIX века / Под ред. М.В. Нечкиной. М.: Наука, 1978.]. Но вот В.И. Ленин из непререкаемого авторитета превратился в одного из исторических персонажей, и использование понятия революционной ситуации применительно к правлению Александра II сошло на нет.

Очередную попытку внести существенное уточнение в давно используемое понятие предприняла ученица П.А. Зайончковского Л.Г. Захарова. Досконально изучив ход подготовки крестьянской реформы, посвятив этому монографию[75 - Захарова Л.Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России. 1856–1861. М.: изд-во Моск. ун-та, 1984. 256 с. Переиздание, дополненное предисловием: Захарова Л.Г. Александр II и отмена крепостного права в России. М.: РОССПЭН, 2011. 736 с.] и докторскую диссертацию, она закрепила свои достижения проведением международной конференции и изданием сборника статей[76 - Великие реформы в России. 1856–1874 / Под ред. Л.Г. Захаровой, Б. Эклофа, Дж. Бушнелла. М.: изд-во Моск. ун-та, 1992. 336 с.], на обложке которого чётко указаны рамки «Великих реформ»: 1856–1874. Нижняя грань, таким образом, обозначена в связи не с началом собственно реформ, но с первыми подступами к их разработке. Это логично: подписание Манифеста и Положений 19 февраля – лишь формальная точка в том процессе, бурное и временами непредсказуемое развитие которого на самом деле и определило – в отличие от заключительного царского росчерка – преображение России.

Столь же логично было бы отбросить формальные признаки и по отношению к верхней хронологической границе реформ. «Великие реформы» – это ломка ключевых опор порядка, опиравшегося на неравенство сословий. Крепостное право, рекрутчина и подушная подать – вот столпы старого порядка. Отмена крепостного права (1861), отмена рекрутчины (1874) и отмена подушной подати (1863–1885) – явления одного ряда.

Правда, Н.Х. Бунге, отменяя подушную подать, говорил вместе с тем о необходимости отмены круговой поруки, и Государственный совет с ним согласился. Закон 28 мая 1885  г. среди прочего предоставил министру финансов «приступить безотлагательно» к подготовке изменений в законах «о порядке ответственности по уплате в казну окладных сборов». Но отмена круговой поруки (затянувшаяся до 1903  г.) – это уже начало борьбы с общиной. Между тем, община была в глазах власти необходимой подстраховкой на время проведения крестьянской реформы (вплоть до конца выкупной операции). Только с окончанием выкупа (досрочным – по манифесту 3 ноября 1905  г.) можно было переходить к ликвидации общины – и это было начато. Столыпинская реформа логично продолжала «Великие реформы», но – в качестве следующего этапа. Отмена подушной подати – воплощение этапа предыдущего, необходимая часть «Великих реформ».

Глава 2.

Фундамент для подоходного налога: новый аппарат и новый принцип

Окончательная победа над пережитками старого ставила в первую очередь вопрос о создании нового. Началось движение России к подоходному налогу. После того, как совсем недавно, в начале 1880-х годов, самим Н.Х. Бунге проект подоходного налога был признан невыполнимым, двигаться к нему можно было только постепенно. Первый шаг был сделан в том же самом 1885 году – даже раньше отмены подушной подати. Подопытной группой вновь оказались предприниматели.

Что считать: прибыль в системе промысловых налогов

Скромные «Правила об обложении торговых и промышленных предприятий дополнительным сбором (раскладочным и процентным)», подписанные царём 15 января 1885  г., умещаются на трёх страничках Полного собрания законов Российской империи[77 - ПСЗ-3. Т. V. № 2664. С. 10–12.]. По объёму и по статусу новый закон не сравнится с Положением 1865  г., венчавшим предыдущую реформу промыслового налога. А по значению – не уступит.

Еще в начале 1880-х годов состоялось обсуждение реформы промыслового налога с участием биржевых комитетов. Министерство финансов поставило вопрос о введении в промысловое обложение «большей уравнительности». Воплощением «неуравнительности» служил патент, заставляющий купцов с разными доходами платить одинаковый налог. Но тогда «попытка Бунге покончить с патентной системой обложения… вызвала протесты предпринимателей, на защиту которых встал и Государственный совет»[78 - Ананьич Н.И. К истории податных реформ 1880-х гг. (Введение дополнительных сборов к промысловому налогу: 3-процентного и раскладочного) // История СССР. 1979. № 1. С. 172.]. Проблему пришлось решать не уничтожением старого, а – как в мудрой сказке – созданием нового.

В дополнение к основному промысловому налогу (патенты на право торговли и промыслов плюс билеты на заведения) в 1885  г. появился дополнительный. Для отчётных предприятий он имел форму процентного сбора с прибыли, для неотчётных – раскладочного сбора. На схеме эти новшества показаны курсивом.

Отчётные предприятия – это прежде всего акционерные общества, обязанные ежегодно публиковать для всеобщего сведения отчёт о прибылях и убытках. Стремясь обеспечить прозрачность такого рода предприятий, правительство требовало от них вести бухгалтерию по правилам, обеспечивающим независимую проверку данных о прибыли и убытке («двойная бухгалтерия»). За счёт этого чиновники были уверены, что точно знают прибыль предприятия, которая и была обложена дополнительным налогом в размере 3  %.

Сложнее оказалось с неотчётными предприятиями, которые в подавляющем большинстве не вели правильных торговых книг, и это не позволяло точно установить их прибыль. Для них использовали раскладочную систему: особое присутствие на министерском уровне раз в 3 года определяло сумму сбора для всей страны и распределяло её по отдельным губерниям; далее губернские податные присутствия (специально создаваемые при казённых палатах) развёрстывали свою часть суммы по уездам, уездные – вплоть до отдельного плательщика. Принцип раскладки в законе указывался лишь в самом общем виде: между уездами – «сообразно степени развития в них торговли и промышленности», между предприятиями – «сообразно предполагаемым прибылям их». Сумма раскладочного сбора устанавливалась в таком размере, чтобы не превышать 3  % предполагаемой суммарной прибыли неотчётных предприятий.

Схема: Новшества 1885  г. в торгово-промышленном обложении

Итак, смысл реформы 15 января 1885  г. сводится к обложению торговли и промышленности пропорционально доходам. Это существенное новшество в условиях господства патента, по сути представляющего собой обложение обратно пропорциональное доходу. Ведь патент выдавался исходя из формальных признаков (количество комнат, дверей, перечень товаров и т.п.); очевидно, что два предпринимателя, выбирающих одинаковые патенты, в большинстве случаев имеют разную прибыль; значит, налог забирает у них разную долю прибыли, и чем выше прибыль, тем меньшая её часть уходит в налоги. Это не только противоречило абстрактным соображениям о справедливости, но и ограничивало возможности повышения налоговых доходов казны. При патентной системе крупнейшие высокодоходные предприятия платили лишь доли процента от своих прибылей; сборы с них могли быть без ущерба для производства повышены на порядок, а то и на два. Но повышение хотя бы на порядок цены патентов было невозможно, поскольку оказалось бы непосильным для большинства мелких предпринимателей.

Говоря формально, реформа 15 января 1885  г. – это некоторое дополнение уже существующей системы. Фактически же это – прорыв в новое качество, внедрение долгожданного подоходного принципа в один из основных налогов. И значит, это возвращение к вопросу: как проверять сведения о доходах?

Как считать: первые податные присутствия

С ответом на этот вопрос связано второе ключевое новшество реформы 15 января 1885  г. Реформаторы опирались на опыт раскладочных комиссий по налогу с городской недвижимости. Но принцип был существенно доработан. Раскладочные органы перестали отдаваться на откуп местным властям. Они стали местом встречи общественных выборных и чиновников.

На уровне уезда[79 - Вскоре низовые присутствия стали называться не уездными, а участковыми; участок может включать и два уезда, а может – только часть крупного города, смотря по населённости и экономической развитости.] создавались податные присутствия, где председателем выступал представитель казённой палаты, но большинство составляли шесть представителей плательщиков (выбираемые городской думой и, если есть, биржевым и купеческим обществами). В уездные присутствия подавали свои «заявления» (с указанием полученной прибыли) хозяева неотчётных предприятий. Присутствие принимало заявленную плательщиком цифру либо «на глазок» исправляло её. Предполагалось, что в рамках уезда уважаемые предприниматели способны более-менее точно оценить оборот любого предприятия. На основе определённой таким образом прибыли рассчитывался размер платежа.

В случае непримиримых споров между членами присутствия дело решалось голосованием, в итоге которого представитель государства вполне мог оказаться в меньшинстве. За счёт этого система получалось демократичной. При этом участие чиновников в работе присутствия обеспечивало соблюдение интересов государства. Столкнувшись с решением, ущемляющим интересы казны, председатель имел право обжаловать его в губернское податное присутствие, где представители плательщиков и государства имели равное число голосов. Со своей стороны, и плательщики тоже имели право обжаловать решение уездного присутствия – в губернском, а то и выше. В начале XX  в. Сенат ежегодно рассматривал несколько сотен жалоб на неправильное обложение (общее число плательщиков промыслового налога исчислялось сотнями тысяч)[80 - РГИА. Ф. 573. Оп. 34. Д. 56. Л. 29.].

В довершение этой системы через несколько месяцев, в апреле 1885  г., была учреждена должность податного инспектора. Главной обязанностью этого чиновника, работающего в подчинении казённой палаты, стало руководство работой по промысловому налогу[81 - Учреждение должности податных инспекторов // Вестник финансов, промышленности и торговли. 1885. № 27. С. 3–6.]. Председательство в податном присутствии требовало от инспектора основательного знания торгово-промышленной жизни в участке, так что работа инспектора (как она виделась Департаменту окладных сборов) была не столько канцелярской, сколько практической. Для Сибири закон 1885  г. предусмотрел инспекторов только в западной её части. На деле необходимые вакансии в штатах западносибирского чиновничества появились только восемь лет спустя. В марте 1894  г. действие податных инспекторов распространили и на Восточную Сибирь[82 - Увеличение числа податных инспекторов // Вестник финансов, промышленности и торговли. 1894. № 15. С. 942–945.].

Значение системы податных присутствий и податной инспекции – в том, что было предложено практическое решение задачи, многим казавшейся неразрешимой: определение прибыли отдельного плательщика. Наконец был создан механизм, который обеспечивал казённый интерес и без круговой поруки, и без радикального увеличения числа чиновников. Сугубо техническая, на первый взгляд, реформа 15 января 1885  г. стала вехой на пути реформирования налоговой системы.