Оценить:
 Рейтинг: 0

Заколдованный остров

Год написания книги
2016
<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 31 >>
На страницу:
3 из 31
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Он хотел сказать, что жить было бы гораздо легче и приятнее, если бы не Белый Призрак, если бы не Вода, если бы не эта постоянная тоска, не это томление, – но оборвал себя на полуслове. Бесполезно жаловаться, недостойное дело – рыдать на чужом плече… Каждый человек воспринимает мир по-своему, и никто не сможет понять тебя, и ты не сможешь понять другого. Это не зависит от воли и желания человека. Непонимание себе подобных заложено в человеческой природе. Протестуй, не протестуй – ничего не изменишь…

Влад не знал, на чем основана такая убежденность Альтера, но чувствовал, что тот говорит правду. Скорее всего, Альтер помнил то, чего не помнил он, Влад. Может быть, Альтер помнил и что-нибудь другое?

– Черный Корабль, – сказал Влад. – Откуда он берется, зачем к нам приплывает? Почему на нем никого нет?

– А почему вслед за ночью приходит день? – в голосе Альтера Владу послышались какие-то непонятные нотки. – И почему день всегда сменяется ночью?

– Но это ведь совсем не одно и то же, – в растерянности возразил Влад. – Это совершенно разные вещи.

Альтер откинулся назад, приподнял бровь и вопросительно взглянул на собеседника:

– В чем же разница?

– Ну, ведь его же кто-то построил, этот Черный Корабль. Он же не каждый день здесь появляется… Он ведь приплывает с какой-то целью…

Альтер опустил голову и, пошевеливая босыми ступнями, принялся разглядывать перламутровые ногти на ногах. Владу внезапно показалось, что вели они уже с Альтером такой разговор. И даже, может быть, не один раз. Вчера. И позавчера. И три дня назад.

– А с какой целью ночь сменяется днем? – Альтер вновь перевел взгляд на Влада, и во взгляде этом чудилось Владу тоже что-то непонятное. – С какой целью Вода окружает Остров? Кто создал день и ночь? Кто создал Воду и Остров?

– Ах, вот так?… Тогда, конечно… Значит, ты считаешь… – Влад внезапно замолчал.

Кажется, он понял. Эти странные интонации и выражение глаз Альтера говорили о том, что тот действительно знал гораздо больше, чем знает он, Влад. Знал и помнил. Помнил и знал.

«Но почему? – подумал он, чувствуя что-то похожее на зависть и обиду. – Чем он лучше меня? Чем он отличается от меня? Неужели я забуду этот наш разговор, а он – нет? А если постараться, очень-очень постараться – и тоже запомнить?»

– Кто-нибудь пытался уплыть отсюда на Черном Корабле? – медленно спросил он, напряженно следя за выражением лица Альтера. Тот задумчиво глядел куда-то вдаль.

Альтер вновь усмехнулся:

– Твои вопросы интересны, но с чего ты взял, что мне известны ответы? – Он встал и, раскинув руки, с наслаждением потянулся, словно только что выбрался из постели. – Насчет палок ты хорошо сказал, Влад. Любопытная мысль.

– А! – разочарованно махнул рукой Влад. – Сотрясение воздуха. Ты прав: день сменяется ночью именно потому, что день сменяется ночью. Черный Корабль приплывает потому, что Черный Корабль приплывает. И так далее.

Теперь ему уже не казалось, что Альтер знает нечто, неизвестное ему, Владу. Просто все дело в манере вести разговор. Этакая загадочность… А в действительности-то за этой загадочностью ничего и нет. Пшик. Пустота. Ненаполненный бокал. Туманные намеки на некие тайны, ведомые только ему, посвященному… Сие долженствует возвысить Альтера в глазах других, а это ведь так тешит самолюбие…

А на деле никто ничего не знает. Никто. Ничего. Никогда.

«Какая мне, собственно, разница, лупит меня кто-то или нет? – ощутив новый прилив привычной тягучей тоски, подумал Влад. – Какая разница?…»

– Ну ладно. Пора идти по делам, – сказал Альтер, рассеянно глядя на колышущуюся Воду.

Он, прощаясь, приподнял раскрытую ладонь и неторопливо направился вверх по склону.

«По делам… – Влад уныло вздохнул. – Ну что, вернуться в кафе и позвонить Дилии? Пожалуй, теперь визит уже не будет слишком ранним».

2

Калитка Дилии была еще на замке. Однако открылась почти сразу после того, как Влад дважды прижал пальцем белую костяную кругляшку звонка – служанка получила соответствующие указания от хозяйки, и Влада ждали.

Служанка была молодой, смуглолицей, черноглазой и симпатичной. Темно-синяя переливчатая ткань струилась с ее округлого плеча, обтекая грудь, талию и бедра и иссякая у щиколоток. А другое плечо оставалось открытым – смуглое и гладкое, словно выточенное из дерева и отполированное самым тщательным образом. На служанок Дилии было приятно смотреть… и на Дилию тоже… У Влада были какие-то неясные подозрения насчет того, что и на служанок, и на Дилию, и вообще на женщин не только приятно смотреть – кажется, существовало или должно было существовать и что-то иное, еще более приятное… Но это «иное» постоянно выскальзывало из памяти, не давая себя осознать. Оставляя лишь осадок неудовлетворенности и острые, царапающие душу колючки, напоминающие о каких-то неведомых неиспользованных возможностях. Владу казалось, что он бьется в запертую дверь, которую просто не в силах открыть. Никогда. Но, даже понимая всю бесполезность своих попыток, он почему-то не мог оставить в покое эту дверь. И такая вот совершеннейшая безнадежность усилий прорваться за дверь, такая вот раздражающая, злящая беспомощность тоже отнюдь не добавляли светлых красок к восприятию окружающего…

Он кивнул служанке, покорно застывшей с поднесенными к подбородку сложенными ладонями, и по разноцветному мозаичному покрытию, холодящему босые ступни, направился мимо желтоватых стен жилых построек вглубь двора. Обогнул мелкий квадратный бассейн с прозрачной водой – видно, с утра поменяли, – миновал задернутый тонкой светлой занавеской вход на кухню. Оттуда доносился звон посуды и негромкие голоса и смех служанок. Поднялся по широким и гладким белым мраморным ступеням и, отодвинув бесшумно скользнувшую в пазах легкую дверь, шагнул в мастерскую Дилии.

И сразу почувствовал внутреннее облегчение. Словно чья-то массивная нога, придавившая, поправшая его душу, чуть приподнялась, давая ему возможность наконец-то вздохнуть полной грудью. Хоть ненадолго, – но приподнялась. Влад был уверен, что ощущение это вскоре исчезнет, сменившись привычной тяжестью, – он смутно помнил, что такое случалось уже не раз, – и торопился насладиться этими стремительно уносящимися в никуда мгновениями необычной легкости. Увы, после таких мгновений давление невидимого пресса непременно становилось еще более невыносимым…

В мастерской было очень светло – свет вливался в это просторное помещение через большое квадратное отверстие в потолке. Кроме того, на красных с золотистыми продольными и поперечными планками стенах висели укрепленные на разной высоте яркие, оправленные в бронзу светильники в форме удивительных невиданных чудовищ. На полу вдоль стен были расставлены картины в тонких деревянных рамках – одни боком, другие «вверх ногами», а третьи и вовсе рисунком к стене. Видно было, что их расположили здесь не для того, чтобы они радовали глаз посетителей, а просто чтобы не загромождали пространство. Некогда белые настенные выключатели пестрели пятнышками засохшей краски. Посредине мастерской, прямо под потолочным отверстием, стояла наклонная подставка с холстом. На полу возле подставки серебряно поблескивал кубок с резными ручками, приткнувшийся к высокому стеклянному кувшину, и отливала серебром похожая на глубокую тарелку для супа вместительная ступка в окружении небольших глиняных чашек с красками. А на скамейке у почти еще нетронутого холста, полуобернувшись к двери, сидела с кистью в руке Дилия.

Она выглядела как картина среди других картин, но картина живая и отнюдь не такая мрачная, как те, что стояли вдоль стен. Влад ощущал себя настолько легким, что мог, пожалуй, посильнее оттолкнувшись от пола, вылететь наружу через отверстие в потолке и вознестись к небесам. Это казалось ему сейчас вполне возможным. Однако он не переставал с горечью осознавать, что такое состояние вот-вот исчезнет – и беспомощно опадут, так и не раскрывшись, его невидимые, только что выросшие крылья.

Длинные темные волосы Дилии были зачесаны назад и охвачены узким серебряным обручем. Они контрастировали с ее бледным, слегка отрешенным лицом, на котором выделялись чуточку раскосые поблескивающие глаза. Глаза почти совпадали по цвету с ее зеленым шелковым платьем, подпоясанным желтым кожаным ремешком. Легкая палевая накидка покрывала ее плечи. На изящных руках мягко переливались неброские браслеты и кольца. Изящные ноги девушки были обуты в сандалии с завязками. Вообще, все в ней было изящным, и какое-то неясное томление распирало грудь застывшего у двери Влада.

– Доброе утро, Влад, – сказала Дилия, слегка постукивая кончиком кисти по подбородку. Голос у нее тоже был изящный. – Проходи, садись. Я еще немного поработаю, а потом мы выпьем чая. Хорошо?

– Хорошо, – слегка охрипшим голосом не сразу ответил Влад. – Доброе утро, Дилия.

Девушка положила кисть, нагнулась, подняла с пола ступку и, отвернувшись от Влада, принялась толочь краски. Он оторвался наконец от дверного косяка, подошел к стене, стараясь почему-то ступать неслышно, и опустился на широкую низкую скамью сбоку от Дилии. Девушка коротко взглянула на него и вновь склонила голову над ступкой.

Да, он выделял Дилию из других горожан, он помнил ее имя, он без всяких усилий мог в любой момент представить ее лицо, воспроизвести в памяти ее голос. Что-то в ней было такое… Она казалась Владу немного странноватой, она отличалась от других… Возможно, все дело было в ее картинах?

Влад уперся локтями в колени, сцепив пальцы, подался вперед и обвел взглядом картины Дилии. На них безраздельно господствовали темные краски. А если где-то и мелькало что-нибудь желтое, голубое или розовое, – то непременно в окружении черноты, отнюдь не рассеивая, а только еще больше подчеркивая и углубляя эту черноту. Дилия писала не с натуры – не встречалось ему на Острове таких людей, животных и чудовищ, и не было на Острове таких мест. Сюжеты картин рождались в ее воображении… но каким образом, откуда появлялись в ее воображении именно эти мрачные сцены? И еще ему казалось, что он уже видел некогда что-то подобное – или то же самое? Давным-давно, когда этих картин еще не было в мастерской Дилии. А может быть, после каждого прожитого дня он просто забывал их, как постоянно забывал многое другое?…

Он вглядывался в темные пятна красок и чувствовал, как возвращается и все сильнее давит на душу изматывающая тяжесть. Мастерская уже не представлялась ему просторной и светлой. Не свет, а тьма лилась из отверстия в потолке, красные стены застыли коркой запекшейся крови, потускнело золото планок, превратившихся в подобия каких-то грязных веревок, а настенные чудовища-светильники стали темнильниками, и не свет они уже излучали, а тоже изрыгали темноту. И склонившаяся над дощечкой с красками Дилия стала похожей на мрачную крылатую женщину в длинном платье с картины в дальнем углу мастерской…

Женщина на картине сидела, подперев кулаком щеку, и угрюмо смотрела куда-то вдаль, где, конечно же, не было и не могло быть ничего. Только два цвета присутствовали на картине: черный и белый, но и белый тоже был каким-то темным, испещренным пятнами, погруженным в сонмище теней и полутеней. Темными были колокол, весы и доска с цифрами, висящая на стене серого строения. Темными были кудрявый хмурый младенец и какое-то лежащее животное. Темными были приставная лестница, массивная граненая глыба, шар и другие не очень понятные предметы, разбросанные у ног женщины. А вдали, сбоку от нее, виднелся извилистый берег и темная гладь Воды… Женщина сидела на берегу Острова и тосковала, и ее большие полураспахнутые за спиной крылья не могли поднять в воздух тяжелое тело и унести в иные, более радостные места. Не было нигде таких мест… Женщина тоже находилась на Острове, окруженном бесконечной Водой. Не на этом – на другом Острове, извлеченном художницей из глубин собственной души. Из темных глубин…

«Уж не себя ли изобразила Дилия? – подумал Влад, не отводя застывшего взгляда от угрюмой картины. – Не свою ли сущность, не свое ли истинное состояние она попыталась передать?… Или – мое состояние? Состояние каждого горожанина…»

В верхнем углу картины, над гладью Воды, истекало лучами светлое пятно, но эти лучи не могли рассеять разлитый по всему полотну полумрак. Лучи не дотягивались до тоскующей крылатой женщины, чьи крылья были всего лишь лишним грузом, не позволяющим покинуть Остров и взлететь в небеса.

На соседней картине был изображен сидящий на коне рыцарь. Рядом с конем застыла в прыжке собака с вытянутой мордой. Влад не помнил, чтобы хоть раз видел на Острове рыцарей, лошадей и собак, но почему-то нисколько не сомневался в том, что дает правильное определение этим созданным воображением художницы существам. Может быть, и их он видел когда-то раньше – да забыл?…

За деревьями теснились на холмах дома и высокие башни. Там был Город, и этот нарисованный красками Город тоже, конечно же, находился на Острове. На придуманном Дилией Острове. Но не Город, не облаченный в латы рыцарь с длинным мечом и в тяжелом шлеме были главными изображениями на картине. Влад, приглядываясь, еще больше пригнул голову к плечу, потому что картина стояла боком. Главными – он чувствовал это – были еще два существа, внушавшие ему непонятное омерзение. То, которое ехало на другом коне рядом с угрюмым рыцарем, походило на человека. Возможно, оно и было человеком. Бородатым рогатым стариком с отвратительным носом – не носом даже, а каким-то огрызком – и змеями в длинных волосах. Но что-то подсказывало Владу, что это все-таки не человек. Второе – крылатое, со звериной мордой, острым кривым рогом на макушке, длинными ушами, вытянутым рылом и круглыми бессмысленными глазами – человеком даже и не притворялось. Оно явно было сообщником рогатого старика, оно уставилось в спину рыцаря, и чувствовалось, что всаднику не помогут его прочные латы, копье и острый меч… Возможно, это и был Белый Призрак. Возможно, именно таким и представлялся Дилии Белый Призрак…

Сонмы чудовищ со всех сторон таращились на Влада с картин. Уродливые человеческие фигуры вызывали не жалость, а отвращение. Откуда бралось все это в голове Дилии? Являлось во сне? Откуда такое могло являться во сне?…

Он перевел взгляд на виденную, кажется, уже не раз картину, поставленную под низко висящим светильником. Очень знакомую картину, смесь черных и белых пятен и линий, расположенных так, что они превращались в изображения людей и животных. Четыре странных перекошенных всадника наезжали своими конями на упавших, обезумевших от страха людей. Один всадник натягивал тетиву лука. Второй, неестественно вывернув руку, заносил над головой меч. Третий размахивал весами. Четвертый всадник – тощий костлявый старик – стискивал трезубец на длинной рукоятке. Рядом с этим зловещим стариком разинуло пасть клыкастое чудовище, собираясь проглотить лежащего под копытами коня человека в причудливом головном уборе.

Влад вновь, как и недавно в кафе, почувствовал тошноту, и с необычайной отчетливостью понял, что картины Дилии отвратительны. И еще он понял, что непрерывно твердит про себя всплывшие откуда-то из глубин памяти – или откуда-то еще? – странные слова: «И ад следовал за ним… И ад следовал за ним… И ад…»

Он зажмурился и тряхнул головой. Что за новая напасть?! Это еще с какой стати?…

Он сглотнул, изо всех сил стиснул зубы и открыл глаза. Стараясь больше не смотреть на мерзкие картины, попытался сосредоточить внимание на Дилии. Девушка легкими уверенными движениями наносила очередные черные пятна на холст. Без колебаний, без раздумий, словно совершенно точно знала, где и что должно располагаться на новой картине. Словно хотела побыстрее дать увидеть ему, Владу, то, что давно уже видела сама. Темные пятна превращались в контуры искаженного перекошенного лица. Или морды. «И ад следовал за ним…»

– Почему ты все это… выдумываешь? – спросил он, с трудом подавляя тошноту. – Как тебе все это в голову приходит? Именно это…

Кисть замерла над холстом. Дилия медленно повернулась к нему – и холодом повеяло от ее строгого лица.

– Кто тебе сказал, что я это выдумываю? Ты видишь одно, я вижу другое. И я хочу, чтобы ты тоже увидел то, что вижу я.
<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 31 >>
На страницу:
3 из 31