Морские рассказы. Жизнь судового механика. Избранное

– Идите за мной в лазарет. Я думаю, там места для всех хватит.

С трудом преодолев два трапа, он поднялся ещё на одну палубу.

– Чиф, поворачивайте налево, – предупредил второй помощник. – Там, в конце коридора находиться лазарет. Из угловой каюты, расположенной так же, как и у Борзова на «Леди Белле», выглянул полноватый, небритый мужчина в чалме. Он вежливо обратился к Борзову:

– Добрый вечер, чиф. Как ты себя чувствуешь? – и, не дождавшись ответа, продолжал, Рад приветствовать тебя на борту нашего судна. Проходи в лазарет, там тебе всё приготовлено. Если что тебе или твоим друзьям понадобиться, – он посмотрел на Вадика и Серегу, – обращайтесь ко мне. Я старший механик. Не стесняйтесь. Мы вам во всём поможем. Борзов прошел в лазарет и в бессилии опустился на прикрепленный к переборке топчан. Второй помощник тут же достал со стола заранее приготовленные медикаменты и принялся обрабатывать обожжённую ногу. Вскоре с забинтованной ногой Борзов устроился на кровати и полностью расслабился. Нога после обработки и перевязки уже так сильно не болела. Второй помощник, убедившись, что с Борзовым всё в порядке, обратился к Вадику и Сереге:

– Пойдем со мной. Я вам покажу, где можно будет взять переносные кровати и постельное белье. Они ушли, и Борзов остался в лазарете один. Вокруг все сияло чистотой и пахло свежестью. Кондиционер гнал прохладный воздух. Всё было новым. Вокруг стояла тишина. Это так разительно отличалось от той обстановки, где несколько часов назад находился Борзов. Неожиданно постучали в дверь, но она не открылась. Зная, что так всегда поступают филиппинцы, Борзов крикнул:

– Войдите!

В лазарет вошел старший механик.

– Чиф, – вежливо обратился он к Борзову. – Я тут принес тебе зубную щетку, пасту, мыло и бритву. Ты уже прими их, пожалуйста. Это я тебе принес от всего сердца. Не отказывайся. Борзов был поражен такой вежливостью индуса.

– Спасибо, – пролепетал он, стараясь подняться на кровати. – Посмотри сам куда их поставить. Стармех прошел в душевую кабину, совмещенную с туалетом, и вернулся. Из пакета он вынул рубашку с длинным рукавом и брюки:

– А это тебе на первое время, до Японии, – объяснил он.

– Так вы что, в Японию идёте? – тут уже пришла пора удивляться Борзову.

– Да, – подтвердил стармех, – в Японию. Через неделю будем там.

Тут в лазарет вошли Вадик с Серегой. Они принесли раскладушки, матрасы и постельное белье.

– А теперь, – обратился стармех уже ко всем, прошу вас пройти в столовую. Там повар приготовил для вас ужин. Вы, наверное, уже давно ничего не ели… Серега помог Борзову слезть с кровати. После перевязки нога уже не так сильно болела, и он сам, своим ходом, доковылял до столовой. Экипаж уже сидел за столами и поглощал пищу. Один из столов был свободен. За ним сидели капитан со старпомом. Капитан махнул рукой Борзову:

– Проходи к нам, чиф! У нас тут свободно.

Борзов устроился за столом, и стюард принес ему тарелку с макаронами и кусками обжаренного мяса с луком. На столе стоял соус к мясу, от которого во рту чуть ли не возник «пожар». Так что пришлось его срочно гасить из поставленного тут же на столе кувшина с соком. Немного посмеявшись и закончив ужин, капитан сказал:

– Я сейчас пойду на мостик и позвоню Хозяину. Узнаю, что нам делать дальше, а вы пока располагайтесь. Как вы устроились?

– Мы втроем поселились в лазарете. Там всё хорошо, – успокоил его Борзов.

– А меня вы сможете найти в каюте лоцмана, – проинформировал Борзова капитан. – Ну, я пошел. Что передать Хозяину?

– Передай ему, что мы сделали всё возможное, но пожар оказался сильнее нас, – Борзов развел руками.

– Хорошо, – капитан поднялся и направился к выходу из столовой команды.

Борзов с парнями поблагодарили повара за сытный ужин и поднялись в лазарет. Он лег на кровать и молча лежал, глядя в потолок и вспоминая события прошедшего дня. Постепенно мысли стали путаться в голове, и он начал проваливаться в глубокий и спасительный сон.

* * *

Борзов подскочил на койке и ухватился за ногу. Наверное, он неловко повернулся во сне.

– Что, Владимирыч, опять тушишь пожар? – участливо спросил Вадик, – Сейчас сходим на завтрак, потом возьму бинты. Сделаем тебе перевязочку. Не волнуйся. До Японии пять денёчков осталось-то. А там и доктора рядом. Не переживай. Хотя и меня кошмары одолевают чуть ли не каждую ночь.

– Не говори, Вадя. И мне всякая хренотень по ночам жить не даёт, – как всегда, спокойно подтвердил проснувшийся Серёга. "Алика" мерно переваливалась с борта на борт. Двигатель работал мощно и ритмично. Что ж. Она новая. Ей только шесть месяцев. Не то, что было "Леди Белле" – двадцать семь лет. У «Алики» всё впереди. А "Леди Белла" осталась одна в океане в пятистах милях к северу от Гавайских островов, глубоко осевшая в воду кормой из-за затопленного машинного отделения, сгоревшая и брошенная на произвол судьбы. Затонет ли она от первого же циклона? Или будет месяцами бродить по океану, как Летучий Голландец, пока её не найдут и не отбуксируют в порт на разгрузку и дальнейшую разделку. Ведь весь груз остался цел. Топливо в дизельных цистернах, из-за затопления машины, не взорвалось, поэтому она была цела и осталась на плаву. Когда "Алика" уходила с места аварии, Борзов вышел на корму, и долго смотрел вслед этой частичке своей судьбы, брошенной в океане жизни. Слёзы сами наворачивались на глаза. Но их сдувало ветром, надвигавшегося циклона. Всё-таки как много хорошего у него было связано с ней, с "Леди Беллой". А сейчас пора ковылять на ужин. Их повар, чилиец, изумительно готовит.

Январь 2019 г. Владивосток

«Шатура»

Жизнь судового механика (начало)

После четвёртого курса, я был направлен на практику на теплоход «Шатура», который ходил на линии Находка-Магадан. Это был четырёх трюмный лесовоз польской постройки примерно двенадцатилетнего возраста и экипаж его в основном состоял из проштрафившихся моряков. Это тех, кто по каким-то причинам что-то нарушил в таможенном законодательстве при пребывании за границей, то есть тех, кто где-то и когда-то напился, и попался нашим доблестным органам, но только из-за милости администрации не был уволен из пароходства. Им была только прикрыта виза. То есть, они потеряли право выхода в заграничные рейсы. А чтобы вновь открыть визу, нужно было целый год отработать в каботаже и проявить себя с лучшей стороны. Это с точки зрения командно-политического состава судна, а если яснее, то в лице помполита. Это был помощник капитана по политической части, а ими были, в основном, неудавшиеся штурманы, электромеханики, начальники радиостанций и те, кто прошёл специальный курс обучения на специальных политических курсах в Одессе или Хабаровске. Администрация судна, в лице капитана и партийной организации судна, только ходатайствовала о новом открытии визы молодому моряку или «залётчику», то есть мотористу, матросу, механику или штурману перед пароходством. Она писала бумаги, собирала собрания, утверждала решение этих собраний и … отправляла всё это куда-то наверх. А там уже какой-то божественный дядя решал ничтожную судьбу очередного грешника. Ходить ему за границу – или не бывать там никогда. Ну, а нам, курсантам, после нескольких лет учебы тоже открывали визу. У меня пока её ещё не было, потому что после перевода из МВИМУ в ДВВИМУ, по мнению командира нашей роты Сысоева Геннадия Гавриловича, я ещё не созрел для того, чтобы с честью представлять наше Советское государство за границей из-за многочисленных «залётов», произошедших в моей курсантской жизни. Вот поэтому виза у меня ещё была не открыта, даже, несмотря на то, что учился я хорошо. За сессию в моей зачётке иногда бывали и тройки, хотя в основном она была заполнена отметками повыше. Но вот с дисциплиной у меня постоянно были проблемы. А, если бы я был уличён во всех «самоволках» и остальных проступках, которые случались со мной очень часто то, наверное, меня давным-давно бы выперли из училища. Но, слава богу, я уже окончил четвёртый курс, и был направлен на индивидуальную практику. Это явилось только результатом моей учёбы. Тот, кто учился только на тройки – проходили коллективную практику на учебных судах «Профессор Ющенко» и «Меридиан». А везунчики, то есть отличники, и даже те, кто не был отличником, проходили индивидуальную практику на судах загранплавания. Им визу открывали заранее. У некоторых из них родители были у «власти», то есть начальниками в администрации края, города или каких-нибудь райкомах и парткомах. Вот если бы с сегодняшней точки зрения рассуждать о результате нашего обучения, то на учёбе в Училище, которая рождает истинных моряков, я бы оставил только троечников. Потому что все отличники, хорошисты и дети влиятельных родителей вскоре после окончания Училища ушли на берег и на пароходы смотрели только с высоких строек коммунизми.

Морю они не отдали ни капли своей души, да и жили только для себя. Для них главной целью было – это получить диплом. А остальное – Вася не чешись. Романтики в этом не было. Да и какая романтика в жизни механика? Грязь, постоянные нарекания за невыполненный ремонт, переживания, постоянно грязная роба, замазученные руки и тело, которые свели в могилу не одного из моих друзей, истинных троечников. Недаром наша профессия, как механика, штурманами пренебрежительно называется «маслопуп». И ими же пренебрежительно бросалось в наш адрес: «Жопа в масле, грудь в тавоте, но служу в торговом флоте». Иногда это писалось на стенках туалетов «замазученными» пальцами уставших пацанов. После несложного оформления документов в отделе кадров Дальневосточного пароходства, я выехал в Находку. Ночной поезд доставил меня в этот необычный морской город, вытянувшийся вдоль берегов бухты Находка. Погода была самая, что ни на есть Приморская. Туман, морось и слякоть. Мне ещё в отделе кадров Мария Александровна рассказала, как добраться до судна, которое стояло на мысе Астафьева. Так что, пока я доехал до мыса Астафьева, то промок до нитки, но цели достиг. На проходной узнал, где стоит «Шатура» и без труда нашёл её на контейнерном терминале мыса Астафьева. Приняли меня на судне хорошо. Вахтенный матрос сразу отвёл меня в каюту второго механика, осторожно постучав в открытую дверь:

– Степаныч. К вам нового моториста прислали.

Из глубины небольшой каюты вышел полный, похожий на колобок, лысоватый мужичок с пронзительным взглядом.

– И кого это в очередной раз прислало нам наше родное Пароходство? – как бы с издёвкой, произнёс он. Матрос протянул ему мои документы. Степаныч напялил на внушительный нос очки и уставился в бумажки, которые передал ему матрос.

– А, студент, – протянул он разочарованно. – Ну что ж. Иди вниз. Вань, – уже обратился он к матросу. – Покажи ему Колькину каюту. Там он пока будет жить. А потом, сквозь очки, вновь пронзив меня взглядом, обратился ко мне:

– Устроишься, пообедаешь, а потом уже после разводки поговорим о твоей работе.

Второй механик сразу окрестил меня студентом. Это название так и прилипло ко мне на всю практику. Поселили меня в каюту с мотористом, который в данный момент спал после ночной вахты. Поэтому, чтобы не тревожить сон своего соседа, я прошёл в столовую команды и сидел там, перебирая газеты и дожидаясь обеда. Вот уже после обеда и началась моя трудовая деятельность. На послеобеденной разводке меня определили на работу к третьему механику. Это был высокий, худой дядька, от которого на версту несло перегаром. Видимо, перед обедом он немного «подлечился», поэтому работать ему не очень-то и хотелось. Посмотрев на выделенного ему помощника, он оценивающе окинул меня взглядом сверху донизу, а потом наоборот и, почесав в затылке, пробубнил:

– Пошли. Будем динамку разбирать. За стоянку надо её сделать.

Спустившись вниз на нижнюю платформу, он подвёл меня к трёхцилиндровому дизельгенератору, который уже был частично разобран.

– Вот его и будем курочить, – прокричал он мне на ухо.

Хотя дизель-генератор, который вырабатывал ток для судовых нужд, работал на правом борту, за главным двигателем, но для меня, с непривычки, здесь было очень шумно, но через пару часов я привык к этому шуму и почти его не замечал.

– Вот ключи, – кивнул он мне на ящик. – Бери их и начинай снимать лючки картера.

Будем масло оттуда выкатывать. Когда все будет готово, позовешь меня.

Прокричав всё это мне на ухо и обдав неповторимым амбре, он ушёл наверх.

Посмотрев на ключи, я подобрал нужные, и принялся за работу.

С непривычки ключи то не подходили к головкам болтов, то неожиданно соскальзывали с них. При таких манипуляциях я даже ободрал в нескольких местах кожу с рук.

Колупался я около часа. Когда лючки были сняты, а трубы разобраны, я пошёл искать третьего механика.

Найти его я нигде не мог. Но из одной каюты левого борта неслись громкие голоса. Было понятно, что там пьют. Постучав туда, я вошёл.

За столом сидело несколько человек. Среди них был и третий механик.

У всех в руках было по стакану, которые были частично наполнены. На столе, накрытом газетой, были разложены селёдка, лук и хлеб.