Избач

– Может и он… Токмо вряд ли… Кличка у нового атамана – Циклоп. Одноглазый, стало быть.

– Первый раз таку слышу. Жаль Гришаню.

– Так и коммунаров многих постреляли, дома ихние пожгли. В общем, в Огурдино пожары… Заварушка дай бог! Но, сдается мне, успели они коннонарочного послать в Коротково, мы не догнали, не перехватили.

– Тьфу, раззявы! – Нестор стукнул кулаком по косяку. – Сейчас заявится конная милиция… Разбирательства будут чинить, по лесам шастать-гонять.

– Уже наверняка заявилась, – Лубнин-младший подошел к дождевой бочке, зачерпнул кофшом воды и принялся жадно пить.

– Как я понял, ты мешки с зерном привез? А с амбаром что?

– Подожгли амбар, огонь до небес полыхал, – пояснил Петр, оторвавшись от ковша. – Коммунаров много положили. А зерно надобно у тебя сховать… Помнится, сарай у тебя с погребом вроде как. Схоронить надобно до поры, авось, сюда не сунутся. Как считашь?

– Хвоста за вами нет? – насторожился Нестор.

– Нет, уж мы попетляли под утро…

– Лады, разгружайте, – кивнул хозяин хутора, взглянув на окошки, к которым прильнуди его домочадцы. Он погрозил им кулаком: – Я вот вам! Ужель все съели? Я приду – проверю. Сикорка!

Конюх бегом кинулся из-за дома к хозяину.

– Я здесь, батюшка…

– Лошадей в тепло, напоить, мешки в сарай, мужиков, опосля как разгрузят, накормить. Все понял?

Потом, взглянув на небо, недовольно почесал бороду:

– Однако, непогодь надвигается, успеть бы до дождя-то.

Петр подошел к брату, приобнял его за плечи:

– Уж не серчай, что помешали трапезе… Сам понимаю, но видишь, какие дела творятся. Выхода не видел.

– Не оправдывайся, Петро… Все понимаю, не вчерась на свет появился. А как Лукерья с Дашуткой?

– Остались в доме, – вздохнув, Петр потупил взгляд. – думаю, их не тронут. Дашутка-то, знашь ведь, в комсомолию подалась. Чтоб ей…

– Помню, как же… Обмишурился ты тутось… чуток. Ничего не сделашь, обратно не поворотишь, пущай остается.

Петр отправился помогать мужикам перетаскивать мешки с зерном. После того, как все было сделано, снова подошел к Нестору.

– Я чо еще хотел… Меня могут того… прикончить. Зуб у коммунаров на меня. Стеганул кой-кого по загривку… Ежели что – с зерном как поступить? Явится человек… Скажет, от меня, мол. Ты обязательно это выведай у него. И вот еще что. Он передаст этого солдатика. Самый верный знак.

Петр раскрыл ладонь, на которой Нестор увидел фигурку из детской игры.

– Из тех самых, что с войны привез? – спросил он.

Петр в ответ кивнул.

– Пока не покажет солдатика, ни про како зерно ты будто не знашь, первый раз слышишь. Не верь никому.

– Лады, разберемся, – махнул рукой хозяин. – А теперича отобедайте со мной. Вам накроют в летней горнице. Милости прошу. Чем бог послал.

Когда от похлебки в плошках мужиков почти ничего не осталось, на стол поставили медный самовар, чашку с кусками сахара и заварочный чайник.

Братья тем временем решили прогуляться по хутору.

– Ты знашь, чо с ними делать? – поинтересовался Нестор.

– С этими-то? – Петр кивнул на тех, кто в это время смачно чавкал за столом под навесом, ни о чем не подозревая. – Не волнуйся, уберу, до Огурдино не доедут.

– Смотри, может, помощь какая требуется. Токмо скажи.

– Спасибо, управлюсь.

* * *

Прислушавшись к работе мотора, Роман нахмурился: опять придется ехать в МТС, регулировать клапана. В третьем цилиндре к тому же уловил «стук пальца». Был бы это его трактор, он бы враз все отрегулировал, а так… Зачем корячиться, если есть те, кому за это платят…

Конечно, в МТС – разгильдяй на разгильдяе, но гонору у них – до небес. Как будто другая деревня, другие законы… Ничем их не пронять, никакие уговоры на них не действуют.

Не раз и не два у Романа чесались кулаки, так и врезал бы в лоб этим межеумкам. Кое-как сдерживался, из последних сил.

Вытерев тряпкой ладони, Роман заглушил трактор, и направился в дом. Интересно, что-то вкусненькое Капитоша, как он звал супругу, приготовила на обед. Открыв дверь в сени, унюхал запах жареной рыбы. Знать, не зря накануне встретил утреннюю зорьку на рыбалке, замерз под мешковиной в мокрых сапогах, едва не простудился. Сейчас жареных подлещиков отведает, хорошо!

Поплескался, фыркая, под умывальником. Растерся полотенцем до красноты. Усаживаясь за столом, уловил непонятную и явно излишнюю суетливость супруги у печи.

– Не успела, что ль?

– Сейчас, сейчас… с другой стороны чтоб запеклась, – оправдываясь, тараторила Капитолина, то и дело роняя что-то на пол: то ухват, то ложку, то полотенце.

– Я, вроде, не рано приехал, чаво задержалась-то?

– Да печь сегодня плохо… это… Может, полешки сыроваты.

Почуял Роман неладное, в душу оно заселилось, как плесень в амбар. Тут еще в окне Никифор, весь избитый, помаячил, мол, выйди ненадолго. Что-то понадобилось скотнику срочно – ни жить, ни быть.

– Тогда я пока на крыльце посижу, – осторожно поднимаясь из-за стола, пробурчал он. – Покеда ты допекашь тут. Кликнешь, как готово будет.

– Ага, посиди, посиди, – не глядя на мужа, и, как ему показалось, вздохнув с облегчением, ответила Капитолина. – Я быстрёхонько.

– Ну, ну, – кивнул Роман, взглянул еще раз, прищурившись, на жену. Потом поиграл желваками и, пожав плечами, вышел в сени.

Скотник его подозрительность только усилил. Придвинув опухшую, всю в синяках, физиономию, вдруг попросил закурить.

– Ты меня за этим сюда вызвал? – негодующе произнес Роман, доставая из кармана штанов кисет. Скотник постоянно стрелял у него курево, поскольку у самого такого табаку отродясь не водилось.

– Нет, не за энтим, – Никифор долго сворачивал цигарку, подозрительно осматривал окрестности, топтался и явно не спешил выкладывать главное, зачем пришел. – Вернее, не токмо за энтим.