Репка. Сказка постапокалиптической эротики

Маша растерялась. Кинувшись в ванную, она обнаружила хлещущий из сорванного крана поток воды. Следом за ней в ванную кинулся и Коля. Попытавшись быстро, решительно что-то предпринять, он приблизил свою руку к крану, и вмиг оказался мокрым с головы до ног. Более всего в эту минуту он был похож на суслика, которого вылили из норки водой.

Соседка, пышущая гневом, увидев мокрого Колю не могла удержаться от смеха. Он буквально завизжала от хохота, и этот хохот был таким заразительным, что Маша тоже едва сдерживалась. Коля пытался отряхнуться, но мокрые волосы сбились во что-то несуразное. В квартире было достаточно холодно, градусов 18, не более, и от холодной воды его охватила крупная дрожь.

– Звоните в аварийку, чудики! – сказала соседка, уничижительно-сочувствующим тоном. Коле стало обидно.

– Маша, где у твоего отца инструмент?

– Воду на кран закрути, дурик, – не унималась соседка, насмешливо глядя в лицо Коле. – Вот же ж мужики пощли, малохольные. Крантик на воду у вас на стояке в туалете!

– Спасибо! – процедил Коля сквозь зубы.

– Ой, да, пожалуйста! – соседка покачала головой и причмокнула оттопыренными губами, выражая полнейшее презрение и равнодушие. – Еще злиться там что-то, суслик…

Коля уже не знал, от чего его трясет больше. То ли от холода, то ли от соседки. Еще несколько минут назад он лежал и блаженствовал рядом с Машей, его достоинство и в прямом, и в переносном смысле поднималось, а ныне он, облитый холодной водой, вынужден терпеть присутствие это противной женщины. Еще и Маша подхихикивает невпопад.

Он закрыл глаза и мысленно достал огромную дубинку, которой аккуратно тюкнул соседку по затылку. Та взвизгнула и упала на пол. А он, закинув дубинку, грубо закидывает Машу к себе на громадное волосатое плечо, и с неандертальским гортанным. ревом тащит её в пещеру для грубого и животного секса. Но открыв глаза, он понял, что твердокаменной противной соседке абсолютно нипочём его мысленная дубинка, и она по-прежнему стоит у него над душой, гнусно оскорбляя своей оттопыренной нижней губой.

Он почувствовал буквально всем телом, что это наглая тётка, вторгшаяся в их квартиру в определенной мере, священный для каждой любящей пары момент, и насмешливо взирающая на него, буквально вытягивает из него жизненную силу и самым натуральным образом гнобит мужское достоинство. И противнее всего, что по существующим негласным общественным правилам, с ней ничего не поделаешь.

Маша тоже почувствовала что-то неладное. С кухни притащив ведро и тряпку, начала собирать с кафельного пола воду таким образом, что буквально отталкивала своей наступающей спиной соседку к выходу. В конце концов, даже хлюпнула донцем ведра прямо возле неё, так, что брызги полетели вверх.

– Ну, ладно, разбирайтесь тут уж как-нибудь, – соседка, покрутив пальцем локон волос, повернулась по направлению к выходу.– Но воду без меня не включать!

Коля открутил сорвавший кран и понес его на кухню, разбирать. Сида за столом, он остервенело колупался в заржавевшей, покрытой изнутри известковым налетом железяке.

Зашла Маша, и поставив ведро с грязноватой водой под раковину, приблизилась к нему.

– Коль, ты что, расстроился?

Он не ответил.

– Коль, ты что, серьёзно?.

Он поднял на неё глаза, Её взгляд был веселым, но в то же время полным такой нежности, что он заулыбался. Она приблизилась к нему и поцеловала в щечку, закрыв глаза. Он в ответ нежно-нежно прикоснулся губами к её лбу, потому макушке, и прижав к себе, рассмеялся. Обнявшись, они покачивались и тихо хохотали над несуразным водяным приключением.

Глава 11

Это вот моё,

Да это вот моё,

Ой, да это вот моё,

Богом даденное.

Русская народная песня

    Ночь… 2.00. 15 сентября 2ХХХ года.

Десять с половиной метров ниже поверхности грунта. Сергей Федорович устало смотрел на прячущиеся в полумраке экспериментального зала вегетарии: изолированные грядки внутри огромных стеклянных параллелепипедов с искусственно создаваемыми условиями, контролируемыми сложнейшей электронной аппаратурой.

Квантово-позитронный процессор центрального вычислительного устройства следил за процессами буквально в каждой клеточке растущих здесь растений, грибов, микроорганизмов, насекомых. Полностью подконтрольный искусственному разуму мирок.

Интересно, как Варя смогла спрятать в одном из вегетариев эти цветы, что он не заметил по данным электронного наблюдения их рост? Сергей Федорович сел за интерактивный экран своего терминала и начал просматривать базы данных с таблицами наблюдений

В лаборатории время практически не ощущалось; и было, в общем-то, практически всё равно: день ли на поверхности, или глубокая ночь. Зеленоватые отсветы светодиодных ламп играли на полированной поверхности стола, покрытого кислотостойким пластиком.. Ниже, в глубине зала гудела климатическая установка, работа которой напоминала о далёком завывании вьюги.

Шея затекла, и он решил оторваться от работы.

Он встал, прошёлся до отсека химических реактивов, где среди колб и реторт в просторной клетке жила его любимица – крыска Матильда. Типичная лабораторная крыса, оставшаяся в живых после очередного эксперимента и теперь ставшая любимицей персонала. Она была необычайно умна и с легкостью проходила самые разнообразные задания и лабиринты, которые для неё делали неугомонные практиканты.

Профессор достал маленький кусочек сахара и, положив его на ладонь, открыл клетку. Матильда выбралась из своего домика и приблизившись к руке с сахаром, вопросительно посмотрела в глаза Сергею Федоровичу, будто спрашивая у него разрешения. Затем она схватила кусочек передними лапками и скрылась в домике.

Сергей Федорович замурлыкал под нос какую-то неопределенную мелодию. Он вновь поднялся к своему рабочему месту, достал из кармана ключи и присев на кожаное кресло, открыл ящик стола. Достав оттуда еще кусочек сахара, украдкой бросил себе в рот, зачем-то оглянулся вокруг, как нашкодивший школьник. Ему стало смешно от его собственных действий. Он что, Матильды застеснялся? Или того, что есть после шести вечера вредно для здоровья?

Так и оставив ящик открытым… он вновь переключил внимание на экран. Выйдя в криптосеть, соединявшую все институты, ведомства и полигоны Росстратегии, этой полутайной, почти всемогущей в существующих условиях организации, он начал поиск зацепок на возможные вакансии для Маши и Коли. Это было реально, вполне реально, учитывая принципы формирования штата, применявшиеся в последнее время.

Конечно, нельзя было просто так войти в сеть, и посмотреть, что где-то нужны слесари, где-то профессора медицины, а где-то операторы моечных аппаратов… Доступ к подобной информации имели вообще единицы. Но бегло взглянув на некоторые данные, вполне можно было определить, кому из руководства можно замолвить словечко.

На самом деле, проблема кадров для засекреченных организаций – это настоящая головная боль. Если ведущий специалистов вербуют исходя исключительно из длительного наблюдения за их работой, анализируя их связи и знакомства, то обслуживающий персонал – чаще всего это члены их семей, родственники, хорошие знакомые. И это продиктовано вовсе не коррупцией, как может показаться на первый взгляд. Просто так куда удобнее следить за возможными утечками секретной информации.

Холостых и незамужних специалистов, и профессор это знал по откровениям того же Дмитриева, нередко «незаметно» сводят с завербованными службой внутренней безопасности агентами. Причём работают в этом направлении плотно, включая в подготовку агентов все ухищрения семейной психологии, сексологии и даже кулинарии… И все это не со зла, просто проанализировав печальный опыт многочисленных вербовок иностранными разведывательными службами на «медовую ловушку». Да и вообще, как говорил тот же Дмитриев: «Ночная кукушка дневную перекукует».

Думать об этом Сергею Федоровичу было не очень приятно. Тянуло каким-то холодком, ноткой тонкой бесчеловечности… Хотя… Работай бы эта система во времена его молодости, возможно вся бы его жизнь сложилась иначе. Возможно, он даже был бы куда более счастлив, чем есть на самом деле.

После ухода Лоры он несколько раз сталкивался с попытками служб влезть в его личную жизнь… Как бы случайные встречи, как бы случайные взгляды женщин, типаж которых ему нравился… Но одна эта мысль, одно то, что он знал о подобной практике, буквально острой иглой колола где-то глубоко внутри, и он, отшучиваясь, избегал возможного сближения. Он даже представлял недовольное лицо Антонины Павловны, которая, как он теперь знал, курировала в целом эту работу в его Институте… А может и зря? А может и дурак?

Он просматривал всю доступную в криптосети для его уровня доступа информацию об объекте 347. Именно здесь можно было найти что-то подходящее для Коли и Маши. Прежде всего, потому, что здесь были наименьшие требования к профессионализму и вполне сносное обеспечение.

Объект 347. Бывший ракетный полигон Капустин Яр, 4-ый ГЦМП. Теперь там организовывалось поселение, где внедрялись в практику самые разнообразные технические и технологические решения, призванные обеспечить выживание нации в Новых климатических условиях. На практике отрабатывался необходимый для этого образ жизни.

Не так давно Сергей Федорович ездил на этот объект в командировку. И ему там понравилось, прежде всего потому, что он увидел какой-то образ будущего, пусть и не очень приятного. Он ясно осознавал, что всё то, что его окружает – эти города, дома, дороги – всё это обречено и не имеет никаких перспектив. Объект 347, несмотря на суровые условия и неудобства, имеет если и не будущее, то хотя бы его вероятность.

Профессор слегка повернулся на вращающемся стуле. Увидев, что не закрыт ящик стола, он достал из кармана ключ. И вдруг вспомнил про конвертик, который нашел вчера рядом принесенными Варей цветами… Охваченный любопытством, он быстро, но довольно аккуратно распаковал конверт… Очень мелким, бисерным почерком там было написано:

«Милый Сергей Федорович!

Простите меня, уже просто нет никаких сил… Понимаю, что буду выглядеть в ваших глазах, как дура. Но… Я сегодня начну писать Вам письмо… Долгое. Оно не будет иметь окончания, и, наверное, я буду писать его много дней и ночей, и, в конце концов, выброшу… Или лучше спрячу в укромном уголочке лаборатории и буду перечитывать, украдкой и стыдясь. Хочу говорить обо всём и сразу, хочу плакать и смеяться и что бы эти все эмоции ты разделил со мной… Я написала ты? Ах, простите… Нахалка, да? Нет, я не нахалка… Честно! Я влюбившаяся дура! Вчера Вы… или может ты… или всё-таки Вы… Боже, как же мне тяжело!

Вы вышли на улицу под этот непрекращающийся снег. Вы всё шли и шли, а я смотрела, прислонившись лбом к холодному стеклу окна. Сгорбившись, нахохлившись от пронизывающего ветра, вы не оборачивались. Вы спешили домой. А знаете ли Вы как мучительно больно смотреть в спину человеку, дорогому для тебя человеку и знать, что он не обернётся, что он даже и не подозревает о том, что живёт в тебе, о твоих чувствах.

Ну, конечно —же, Вы профессор, руководитель лаборатории… что я говорю, Сергей Федорович, простите… Вы самый добрый мой профессор и руководитель, но… так стало тоскливо…

Это жуткое чувство схватило меня за горло и не отпускало, пыталось задушить. Оно просто невыносимо. Я хочу Вас… мучительно хочу всякую минуту быть рядом и ненавижу, когда Вы уходите. А сердце ведь живое, оно продолжает отбивать ритм жизни, продолжает качать кровь по сосудам. Просто холодно… И мне нужны Вы, только Вы, такой добрый и далекий мой любимый человек… Вы, наверное, скажите мне, что я могу легко найти себе мужчину! А я не хочу, органически не хочу никого другого….Может это какая-то патология? Не спорю… Я, наверное, сошла с ума…

А может эта любовь, простая и беспощадная бабская любовь, которая меня измучила, выедая всю изнутри кусочек за кусочком. Не знаю вправе ли я судить о вашей жизни, но так хочется наполнить Вас теплом, что бы плечи, когда Вы направляетесь домой, были расправлены, а не сутулы. Заботится о Вас, и ощущать Вашу заботу, как велит то сама моя женская природа. Почему же вы, такой добрый, так жестоки!

Иногда я смотрю на Вас и думаю, что ждёт Вас дома? Вы будете, наверное, вне себя, но я знаю о Вас почти всё… Просто потому, что люблю… Давно люблю.. Целую вечность. Дочь уже давно взрослая, и в её мир входят другие люди, этого нельзя избежать. Квартира Ваша наверняка наполнена воспоминаниями, пожалуй, они и есть весь Ваш мир.