История Саудовской Аравии

. Некоторые вольноотпущенники объединялись по формально-родовому признаку, но эти роды стояли ниже объединений чистокровных арабов. Вольноотпущенники сохраняли и имущественную, и личную зависимость от бедуинской верхушки.

Основная масса вольноотпущенников занималась земледелием. Они были лишены земли, поэтому становились арендаторами-издольщиками, чаще всего у оседлой и кочевой знати (иногда и целых кочевых племен). Эксплуатировали вольноотпущенников-арендаторов нещадно, и, по словам Г. Валлина, «они редко достигали богатства и благосостояния»

. Сохранялась также значительная личная зависимость вольноотпущенников-арендаторов от бывших рабовладельцев. Кроме того, в ряде случаев, прежде чем уйти от хозяина, вольноотпущенник должен был вернуть имущество, которое он получил при освобождении

, что часто оказывалось невозможным. Вольноотпущенники-арендаторы не только платили рейту, но и оказывались в какой-то мере прикрепленными к земле. Поэтому их статус ближе подходил к положению крепостных, чем статус других групп населения Аравии.

Доходы от земельных владений, обрабатываемых вольноотпущенниками, служили для бедуинской верхушки одним из важнейших внешних (внеплеменных) источников дохода.

Роль внешних источников дохода в кочевом племени.

Если внутри кочевого племени между аристократией и рядовыми бедуинами преобладали отношения, не ставшие классовыми, то вне племени бедуинская знать выступала как социальная группа эксплуататоров. Доля в газу, дань с оседлых, полукочевников, «низших» племен, ремесленников, торговцев и паломников, рента с поливных земель, сдаваемых в аренду, приносили ей львиную долю дохода

. Со своих соплеменников бедуинская знать, как уже отмечалось, могла получать лишь незначительный прибавочный продукт их труда. Но земледелие обеспечивало более высокую производительность и позволяло в большей степени эксплуатировать крестьян. Кроме того, вне племени аристократия могла позволить себе забирать в виде дани не только прибавочный, но и часть необходимого продукта, обрекая на лишения и голод данников. Газу также можно считать методом эксплуатации, но только хищнической, варварской эксплуатации, которая порой приводила к смерти ограбленных.

Внешние доходы, поступавшие в племя, обогащали верхушку, усиливая имущественное расслоение. Но часть этих доходов доставалась и простым соплеменникам, что способствовало сохранению прослойки самостоятельных бедуинов и сглаживало неравенство.

Двойственный характер племенной аристократии как более богатых и знатных соплеменников и как эксплуататоров населения, жившего вне их племени, определял специфику политической власти у кочевников и в аравийском обществе в целом.

Организация и характер власти в кочевом племени.

Шейх внутри племени был в первую очередь патриархальным старейшиной коллектива и распорядителем хозяйственной деятельности. Он руководил основными перекочевками племени, распределением пастбищ и колодцев, выбирал место и определял время разбивания лагеря. Шейх мог быть судьей или арбитром в возникавших внутри племени спорах, недоразумениях и тяжбах в вопросах семьи, брака, быта, надзирал за соблюдением племенных обычаев, особенно связанных с кровной местью, следил за возвращением украденного имущества. Он представлял племя в сношениях с внешним миром и от имени племени принимал почетных гостей. Шейх мог быть военным предводителем, мог объявлять войну и заключать мир

.

Важнейшие решения шейх принимал после консультаций с представителями племенной знати или племенным советом – маджлисом

, важным элементом демократической организации патриархально-родового общества. По сообщению Ч. Доути, «здесь говорит, кто хочет, здесь раздается голос последнего соплеменника, ибо он – соплеменник»

. Шейх не мог объявить войну или заключить мир без предварительного совещания с наиболее авторитетными членами племени; если он хотел разбить лагерь, то должен был узнать их мнение. При этом в расчет принимались голоса главным образом знатных

.

Маджлис также являлся «советом старейшин и общественным судом, – писал английский путешественник, – сюда соплеменники в любое время приносят для разбирательства свои дела… Шейх советуется с другими шейхами, старейшинами и самыми значительными лицами. Приговор выносится беспристрастный и всегда без каких-либо взяток. Приговор является окончательным»

. Судебным разбирательством занимались, кроме того, и знатоки обычного права – арифы. В случае, если соплеменник, проигравший дело и приговоренный к имущественному штрафу, не соглашался с решением, он был вынужден покинуть племя.

Военно-демократический характер племенной организации проявлялся и в разделении в ряде случаев власти в роде и племени на «гражданскую» (шейха) и «военную», представленную акыдом. «Каждое племя, – писал И. Буркхардт, – имеет помимо шейха еще и акыда, и редко случается, чтобы обе должности объединялись в одном лице. Мне по крайней мере такие примеры неизвестны, хотя некоторые арабы и рассказывают, что они видели шейха, который среди арабов района Басры был одновременно и акыдом… Если шейх участвует в походе, то он наравне с прочими повинуется приказам акыда, полномочия которого кончаются только тогда, когда воины возвращаются домой. Тогда шейх вновь вступает в свою должность»

. Сообщения аравийских летописцев и позднейшие сведения говорят, что совпадение власти шейха и акыда было куда более частым явлением, чем считал И. Буркхардт. Акыдом мог становиться сын шейха или его родственник. Шейхские и акыдские семьи нередко состояли в родстве.

Глава племени, как правило, не имел внешних атрибутов власти и не придерживался особого церемониала в обращении с соплеменниками. Простые бедуины вели себя с ним как равные.

В случае смерти или физической немощи шейха вместо него выбирали нового. К числу необходимых для главы племени качеств относились щедрость, мужество, ум и благоразумие, богатство (скот и земля). Он должен был иметь многочисленных сторонников в лице родственников и слуг

. Вот что писал о шейхе кочевого племени К.-Ф. Вольней: «В самом деле, именно на главного шейха каждого племени возлагается обязанность содержать приходящих и уходящих; именно он принимает союзников и всякого, кто прибыл по делам. Рядом с его палаткой стоит большой шатер, который служит приютом для всех чужестранцев и приезжающих. Именно здесь происходят частые собрания шейхов и знатных особ для выбора стоянок или свертывания лагеря, по вопросам войны, мира, распрей с турецкими губернаторами или деревнями, для разбора тяжб и споров частных лиц. Всех этих людей, сменяющих друг друга, нужно угощать кофе, печенным в золе хлебом, рисом и иногда жареной козлятиной или верблюжатиной – одним словом, нужно быть гостеприимным хозяином. Быть щедрым тем более важно, что эта щедрость касается предметов первой необходимости. От этого зависят влияние и могущество: изголодавшийся араб перед всеми достоинствами ставит такую щедрость, которая обеспечивает его пищей. И этот предрассудок не без основания, ибо опыт показал, что скупые шейхи никогда не были благородными людьми»

.

В принципе шейхом мог стать любой бедуин, но уже по перечисленным требованиям, предъявляемым к претенденту на это место, можно судить, что беднякам путь к власти в племени был закрыт. В большинстве случаев титулатура шейха на протяжении десятилетий, а то и столетий оставалась за одной и той же аристократической семьей. «Ни один простой член данного племени, ни иноплеменник, хотя бы он даже превосходил всех богатством и способностями, не может стать главой аширы номадов»

, – утверждал Ч. Доути. Благородное происхождение было важнейшей предпосылкой для выдвижения в племени.

Часто власть передавалась от отца к сыну, но в случае отсутствия у претендента необходимых данных она доставалась другому представителю знати. Так же дело обстояло с акыдом. Шейх и акыд соперничали в племени, иногда акыды захватывали и пост гражданского вождя. Внутри правящей племенной верхушки нередко шла жестокая и беспощадная борьба за власть, сопровождавшаяся интригами, убийствами, расколами племен. Личные достоинства претендента были, так сказать, идеалом. Они отнюдь не всегда определяли исход этой борьбы.

К правящей знати принадлежали также знатоки обычного права в племени

.

Сосредоточение важнейших общественных постов в кочевом племени в руках аристократической верхушки свидетельствовало о том, что власть теряла свои патриархальные черты. Но были ли у шейха также атрибуты классовой власти? Иными словами, не наполнялись ли его внешне патриархальные функции иным содержанием? В определенной степени – да. Несомненно, шейх служил прежде всего интересам бедуинской верхушки. Знати с его помощью доставались и лучшие пастбища, и лучшие водопои, и большая доля военной добычи. Для навязывания своей воли шейх не только использовал щедрость и личный авторитет, но и опирался на силу многочисленной родни и сторонников, на свою дружину, состоявшую из рабов и вольноотпущенников. Однако, как представляется, несмотря на явные тенденции превращения власти шейхской верхушки внутри племен во власть феодального типа, таковой в тот период она еще не стала

.

Для прояснения этой проблемы уместно определить, был ли в руках кочевой верхушки особый аппарат, стоявший над обществом.

«Образ правления этого общества – одновременно республиканский, аристократический и даже деспотический, не будучи точно ни одним из них, – писал К.-Ф. Вольней. – Он республиканский потому, что народ в этом обществе имеет главное влияние во всех делах и ничего не делается без согласия большинства. Он аристократический потому, что семьи шейхов обладают рядом преимуществ, которые повсюду дает сила. Наконец, он деспотический потому, что власть главного шейха безгранична и почти абсолютна. Когда шейх – человек с характером, он может пользоваться своей властью вплоть до злоупотребления; однако даже этому злоупотреблению есть довольно узкие границы. В самом деле, если шейх допустит какую-либо большую несправедливость, если, например, он убьет араба, ему будет почти невозможно избежать наказания: злоба оскорбленного ни во что поставит его титул; он подвергнется возмездию, а если не заплатит за пролитую кровь, будет неминуемо убит. Это будет сделано с легкостью, принимая во внимание его простую частную жизнь в лагере.

Если же он обременяет подданных своей суровостью, они его покидают и переходят в другое племя. Родственники пользуются его ошибками, чтобы его сместить и занять его место. Он не может использовать против них иностранное войско. Его подданные слишком легко общаются друг с другом, чтобы он мог их разделить и создать свою собственную значительную группировку. К тому же как подкупить эту группировку, если он не получает с племени никаких налогов, если большая часть его подданных вынуждена довольствоваться лишь самым необходимым и если его собственность и так довольно незначительна и уже отягощена большими расходами?»

По наблюдениям И. Буркхардта, «у шейха нет действительной власти над членами своего племени; он может, однако, с помощью личных качеств приобрести широкое влияние. Он не может приказывать, но может советовать… Если между двумя соплеменниками возникает спор, шейх постарается урегулировать дело; но если кто-либо из спорящих окажется не удовлетворенным его советом, шейх не может настаивать на послушании. Самый могущественный вождь аназов не смеет наложить легчайшее наказание на беднейшего члена своего племени, не подвергаясь риску кровного мщения этого человека и его родственников. Единственное наказание, известное в племени, – имущественный штраф…»

Другие европейские исследователи Аравии того периода сообщали подобные же сведения.

Аппарат раннего государства у кочевников только зарождался. Его атрибуты – армия, полиция, тюрьма, административная машина, классовый суд – в племени практически отсутствовали. Личной дружине шейха, состоявшей из абдов, противостояла гораздо более мощная военно-демократическая организация племени. Случаи известного нам применения насилия внутри племен относятся к началу XX в., хотя, конечно, они могли происходить и раньше

.

При существовавшей тогда структуре аравийского общества кочевая верхушка объективно не была заинтересована в том, чтобы сломать родоплеменную организацию и заменить ее какой-либо разновидностью государственной машины. Лишь опираясь на военную мощь племени, на племенную организацию, на родо-племенную солидарность, бедуинская знать осуществляла свое господство над группами населения, находившимися вне племени

.

Феодальный характер власти в оазисах.

Двойственный характер власти бедуинской знати подметила английская путешественница Э. Блант.

«Города, – писала она, – ставят себя под покровительство главного бедуинского шейха района, который, получая ежегодную дань, обеспечивает безопасность горожан за пределами городских стен, позволяя им беспрепятственно путешествовать так далеко, как простирается его власть, а она, если речь идет о могущественном племени, распространяется на многие сотни миль и охватывает многие города. Тогда говорят, что города „принадлежат

такому-то и такому-то племени, и бедуинский шейх становится их сюзереном или главным протектором…

Затем идет дальнейшее развитие. Бедуинский шейх, разбогатев на дани с дюжины городов, строит себе замок близ одного из них и проводит в нем летние месяцы. Затем благодаря своему престижу (ибо бедуинская кровь все еще считается самой чистой) и опираясь на господство в пустыне, быстро становится практическим правителем города и из протектора горожан превращается в их суверена. Тогда они дают ему титул эмира или князя, и, оставаясь шейхом бедуинов, он становится королем всех городов, которые платят ему дань (курсив мой. – А. В.).

С другой стороны, в городе бедуинского князя, хотя он и может быть деспотом, еще в большой мере обуздывает общественное мнение… Эмир, хотя и безответственный в индивидуальных действиях, хорошо знает, что не может безнаказанно нарушать традиционный неписаный закон Аравии»

.

Процесс превращения кочевой знати в господствующий класс оседлого населения в Аравии происходил постоянно. При этом можно было наблюдать разнообразные формы взаимоотношений аристократии с племенем и оседлым населением, различный образ жизни и различное поведение в быту. Могущественные шейхи племен или конфедераций племен могли устанавливать контроль над оазисами или группой оазисов. Но при этом бывало, что племенная верхушка сохраняла бедуинский образ жизни и оставалась по преимуществу кочевыми шейхами. Примером этого служат представители аристократического рода Ааль Хумайд из племени бану халид, которые в XVII–XVIII вв. контролировали богатую земледельческую провинцию Эль-Хасу, но, подобно первым Омейядам, предпочитали не покидать бедуинского кочевья. Это отнюдь не мешало им держать гарнизоны в ключевых оазисах. Так же вело себя в XIX в. аристократическое семейство Ааль Шаалян, вожди племени руала, кочевавшего к югу от Сирии.

После захвата власти в оазисах выходцы из кочевой знати отрывались от своих племен и превращались в оседлых феодальных правителей. При этом их эксплуататорские устремления по отношению к «своему» земледельческому населению сталкивались с интересами бедуинов как сборщиков дани. Став частью оседлой знати, бывшие бедуинские шейхи защищали свои владения и доходы от покушений со стороны кочевников. Таковы по происхождению и эмиры Эд-Диръии – Саудиды, и правители Хаиля – Рашидиды.