Садовое кольцо – 2. Прогулки по старой Москве

Иван Яковлевич оказался достойным продолжателем дела своих предков. При нем оно стало расширяться и крепнуть. Фабрика была переоборудована и стала одной из лучших текстильных фабрик в России. В 1899 году торговый дом был преобразован в паевое товарищество Прохоровской Трехгорной мануфактуры».

Василий Иванович Прохоров был личностью легендарной. Перед смертью напутствовал своих наследников: «Любите благочестие и удаляйтесь от худых обществ, никого не оскорбляйте и не исчисляйте чужих пороков; а замечайте свои, живите не для богатства, а для Бога, не в пышности, а в смирении; всех и, больше всего, брат брата любите».

Просветитель же Бестужев писал о нем в таких словах: «Вот купец Прохоров, которого я и лица не знаю, но которого почитаю и уважаю выше всех вельмож на свете, он есть истинный сын Отечества, умеющий употреблять достояние свое в истинное благо. Он купец по рождению, но в душе выше всякого вельможи… Прими дань от меня, почтеннейший человек Прохоров, ты помирил еще меня с любезным моим Отечеством: я первого еще из соотечественников моих вижу такого человека и не знаю лица его. Ты краса русского народа… друг человека, соотечественников».

Дело господ Прохоровых было поставлено всерьез: «В. П. Рябушинский справедливо заметил: «Родовые фабрики были для нас то же самое, что родовые замки для средневековых рыцарей». В отношении Прохоровых это в особенности верно. Прохоровская семья, в лице ее мужчин, прежде всего жила своим делом. Выражение «Прохоровский ситец» было указанием не только на фабричную марку, а на творчество семьи и ее представителей.

Поэтому Прохоровы мало проявили себя в общественной деятельности. Эта культурная и даровитая семья не дала ни городского головы, ни председателя Биржевого комитета. Даже гласным думы, кажется, никто не был. Все время и все внимание уходили на фабрику. Зато на фабрике было сделано все, что можно: больница существовала с 70-х годов, – раньше была приемным покоем; амбулатория, родильный приют, богадельня; школа была устроена в 1816 году; ряд ремесленных училищ для подготовки квалифицированных рабочих, ряд библиотек, свой театр и т. д.

В деле благотворительности Прохоровы действовали, так сказать, «частным порядком», всегда отзывались в годы испытаний. Во время японской войны в Омске был устроен большой лазарет и питательный пункт. Им с успехом заведывала Ан. Ал. Прохорова, бывшая там и представительницей Красного Креста. Во время голода 1892 года Ек. Ив. Беклемишева, урожденная Прохорова, открыла в Черниговском уезде столовую для голодающих и больницу для тифозных. Истратила она на это большие средства, и заразилась от своих больных сыпным тифом. Она была очень талантливая скульпторша: ее вещи были во всех музеях и многих частных коллекциях. Ее талант перешел к ее дочери, Клеоп. Вл. Беклемишевой, одной из самых талантливых и любимых скульпторш в эмиграции».

За создание же социальной инфраструктуры для собственных рабочих Николай Иванович Прохоров получил в 1900 году на Всемирной выставке в Париже Орден Почетного Легиона «За заботу о быте рабочих и по санитарному делу».

Огромное значение уделялось подготовки кадров для собственного производства. Денег на это не жалели, а случалось, что Тимофей Прохоров лично обучал рабочих чтению и письму. Пробовал работать со старыми – дело шло туго. Тогда он решил обучат молодежь, что сразу же дало свои плоды. И в 1816 году Прохоров открывает при фабрике первую ремесленную школу для мальчиков, а спустя четыре года – фабрику-школу на Швивой горке. Здесь обучали и набойке тканей, и собственно ткацкому ремеслу, и резьбе по дереву, и смежным профессиям – портновской, сапожной, столярной, слесарной. Давались и теоретические знания.

Тогда он затратил на этот проект все свои свободные деньги – полмиллиона рублей. Но результат не замедлил сказаться, а Тимофей Прохоров вошел в историю как родоначальник ремесленного образования в России.

Тимофей Васильевич прославился также как автор двух трактатов: «О богатении» и «О бедности». В частности, в первом из них он рассуждал о философии благотворительности: «Человеку нужно стремиться к тому, чтобы иметь лишь необходимое в жизни; раз это достигнуто, то оно может быть и увеличено, но увеличено не с целью наживы, богатства для богатства, а ради упрочения нажитого и ради ближнего. Благотворительность совершенно необходима человеку, но она должна быть непременно целесообразна, серьезна. Нужно знать, кому дать, сколько нужно дать. Ввиду этого необходимо посещать жилища бедных, помогать каждому, в чем он нуждается: работой, советом, деньгами, лекарствами, больницей и пр., и пр. Наградою делающему добро человеку должно служить нравственное удовлетворение от сознания, что он живет „в Боге“».

Он же писал своим братьям из Гамбурга, куда ездил перенимать опыт: «Чтобы быть русскому наравне с иностранцами – надо изучить товароведение, курсознание, счетоводство, корреспонденцию, языки, географию, математику. Надобно наперед приучить детей купеческих к постоянному труду, в умеренности к потребностям жизни, к охотному богатению, но без малейшей алчности и зависти, к равнодушию в потерях выгод, но не к равнодушию к потере совести и честного имени, к любопытельности и любознательности, относящимся к нравственности. Не учась, нам, русским, в состязание с иностранными купцами входить невозможно».

Трудно с ним не согласиться.

Впрочем, и сэкономить хозяева фабрики были большие любители. Одна занятная история была описана предпринимателем Н. Варенцовым: «Был случай с Николаем Ивановичем Прохоровым, владельцем Трехгорной мануфактуры, о запрещении спуска отработанных вод с фабрик в Москву-реку генерал-губернатором великим князем Сергеем Александровичем, это запрещение было равносильно закрытию фабрик, а следовательно, прекращению дела. Хотя на фабриках были приняты меры к очищению воды от грязи и красок, но они попадали все-таки в незначительном количестве в реку.

Прохоров, имевший в Петербурге большие знакомства и связи, поехал туда и начал хлопотать. Явившись к министру внутренних дел, изложил ему все дело с просьбой защитить его интересы. Министр ему задал вопрос: «Следовательно, вы приехали с жалобой на дядю государя?» Прохоров оставил свою просьбу, испугавшись еще больших неприятностей. Обратился за советом к Н. А. Найденову, отнесшемуся весьма сочувственно к положению Прохорова, он поехал лично сам в Петербург, где и добился того, что распоряжение великого князя Сергея Александровича не было приведено в исполнение».

Путеводитель по Москве 1937 года сообщал: «От Пресненской заставы по Трехгорному валу спускаемся к «Прохоровке». На «Прохоровке» – теперь фабрика Трехгорной мануфактуры им. Дзержинского – еще в 90-х годах прошлого столетия зародилось революционное движение. В 1893 г. здесь уже существует социал-демократическая партийная организация. В течение 1902—1903 гг. на фабрике успешно проходит ряд экономических стачек. В декабрьские дни 1905 г. «Прохоровка» становится центром революционной борьбы на Пресне. После объявления декабрьской забастовки прохоровцы организованно бросают работу и снимают затем рабочих соседних предприятий. Здесь 10 декабря организуется боевой штаб. Руководителем боевых отрядов был большевик Литвин («Седой»). Боевые дружины «Прохоровки» принимают активное участие в боях на баррикадах Пресни. 17 декабря, когда карательный отряд семеновцев во главе с полковником Мином занял Пресню, фабрика подверглась ожесточенной бомбардировке. 19 декабря Мин занял Прохоровскую фабрику и учинил дикую расправу над рабочими, особенно захваченными им дружинниками. На месте, где были расстреляны рабочие-участники восстания 1905 г. (в проходе между фабричными корпусами), установлена мраморная мемориальная доска; надпись на доске заканчивается словами:

«Спите, дорогие товарищи, мы за вас отомстим.
Вы первые подняли знамя восстания.
Мы донесли его до диктатуры пролетариата.
Клянемся донести до торжества мирового коммунизма.

От рабочих Красно-Пресненской Трехгорной мануфактуры 1905—1923 гг»».

И – продолжение экскурсии: «От фабрики проходим в рабочий поселок им. 1905 г. До революции здесь тянулись ряды фабричных казарм, деревянных лачуг и находилась свалка отбросов и нечистот. В 1923 году у въезда на свалку появился плакат: «Свалка закрыта», а весной 1925 г. здесь началось строительство большого нового рабочего поселка. Мрачные, тесные фабричные казармы – «прохоровские спальни», в которых жили раньше рабочие, перестроены в светлые, комфортабельно оборудованные квартиры.

«Я помню грязь, скученность, пьянство и драки в прохоровских спальнях, – говорит старейшая ткачиха Трехгорки Мария Ивановна Васильева, – я жила тогда в тяжелых условиях. В одной комнате находилось по две семьи. В коридоре, бывало, жило с полсотни, а то и больше человек».

Сейчас поселок им. 1905 г. – благоустроенная часть города. По обеим сторонам улиц возвышаются большие жилые дома. В поселке – столовая, вечернее кафе, клуб, радиоузел, телефонная станция, школы, ясли, аптека, поликлиника, механическая прачечная, парк культуры и отдыха и детский парк».

Даже детский путеводитель по городу под названием «Даешь Москву!» не обошел тот поселок вниманием: «Рекомендуем посещение фабрик и заводов связывать с экскурсией по рабочему поселку, чтобы познакомиться с бытом московских рабочих. Пример такой экскурсии мы даем по району около Трехгорной Мануфактуры.

Против Трехгорной Мануфактуры, на Нижней Пресне, на двух возвышенностях выделяются два белых дома, окруженные садом и надворными постройками. Это – бывщая усадьба владельцев фабрики Прохоровых. Теперь один дом занят клубом Трехгорной Мануфактуры, другой – яслями. В яслях воспитывается больше 200 детей, а раньше здесь жила всего одна семья. Усадьбу полукольцом окружают красные однородные корпуса. Это – фабричные спальни для рабочих, построенные до революции. В них были помещения – «манежи» на 250—300 коек для холостых и комнаты для семейных, в которых на небольшой площади жило по нескольку семей. Пользование спальнями ставило рабочих в большую зависимость от фабриканта. В настоящее время «манежи» перегорожены на комнаты в 4—5 коек, а в семейных спальнях живут по одной семье. Строящееся здание среди казарм – будущий театр.

Рекомендуем, выйдя из усадьбы, по Нижней Пресне пройти на Студенецкую ул., по ней – до столовой, где свернуть в Смитовский (так в оригинале – АМ.) пер., а этим переулком – на Камер-Коллежский вал к Пресненской заставе. Там мы увидим широко развернувшееся рабочее жилищное строительство. Дома – двух типов: деревянные термолитовые на 4 квартиры и большие каменные корпуса на 50—75 квартир. Преобладают последние. Всего построено с 1925 г. (время основания жилкооперации) 53 дома и вселено около 13 000 человек. К зиме 1929/30 г. должны быть достроены еще 10 домов примерно на 5 000 человек. Обрати внимание на мероприятия, принимаемые для обслуживания всем необходимым рабочих данного поселка: магазины кооператива «Коммунар», кооперативные и государственные ларьки, почта, телеграф, сберкасса и т. д. Особенно надо выделить столовую – пример нового быта. Рекомендуем осмотреть ее (с разрешения заведующего). Ее пропускная способность – 3 – 3 1/3 тыс. обедов в день при персонале в 80 человек. Она значительно механизирована: имеются хлеборезка, картофелечистка, посудомойка и другие приспособления, действующие при помощи электричества. Все это намного сберегает труд рабочих. Например, посудомойка, работая около 3 часов, заменяет 4 рабочих при 8-часовом рабочем дне.

Отметим и другие культурные начинания в районе: детские сады, школы, стадион, меры по благоустройству рабочего района – мостовые, тротуары, автобусы, скверы и проч.»

В большом количестве выходят мемуары работников мануфактуры, посвященные подготовке к восстанию и собственно восстанию. Вот, к примеру, одно из таких воспоминаний, оставленное П. Ефимовым: «Большая кухня-столовая Прохоровки начиная с октябрьских дней представляла из себя беспрерывно митингующий котел, собравший тысячами рабочих как „Прохоровки“, так и окрестных мест… Это был даже своего рода революционный университет. Тут разрешались экономические вопросы, разрабатывались требования, выбирался делегатский корпус. Тут же беспрерывное пение революционных песен, устройство флагов, знамен, транспарантов и место хранилища их. Тут происходили большие митинги и диспуты между эсерами и эсдеками. Все это происходило в полном и весьма чинном порядке… все выступали свободно и выслушивались с большим интересом. И даже скажу, что именно на основе партийных сборов публика очень и очень многое себе уяснила».

Другая работница, Е. Салтыкова, вспоминала: «10 декабря мы, рабочие и работницы «Прохоровки» вышли на демонстрацию. Шли по Большой Пресне. Дошли до Волкова переулка – вдруг навстречу казаки! Старший из них скомандовал: «Пли!» Но казаки опустили свои ружья и уехали. Спустя некоторое время появилось еще больше казаков. Они остановили нас и выстрелили в воздух. Мы вынуждены были вернуться. После этого, на собрании в Большой кухне, решили вооружиться кто чем может. На следующую ночь мы вышли строить баррикады. Я вспоминаю, как все мы, работницы, пилили телеграфные столбы, снимали ворота домов, дружно строили баррикады и опутывали проволокой всю Пресню.

Я работала в боевой дружине сестрой милосердия, в нашей же дружине был мой муж – Салтыков.

Вот идем на баррикады, а нам навстречу едут казаки. «Расходитесь и уберите флаг с баррикад», – говорят казаки. А мы им отвечаем: «А вы почитайте, что на флаге написано». Тут офицер строго крикнул: «Убирайтесь сейчас же!» – но мы не испугались казаков и бодро пошли со своими знаменами на баррикады.

Мы боролись на баррикадах Пресни около десяти дней. Но дальше продолжать борьбу было невозможно: царские опричники, окружив Пресню со всех сторон, начали нас жестоко обстреливать.

Бой стал понемногу утихать. Утром, не помню какого числа, приехали семеновцы. Пошли обыски, аресты. Все участвовавшие в восстании стали жечь свои бумаги, у кого что было. У моего мужа остались винтовка и шашка, а у меня – револьвер. Мы спрятали оружие. Дошел черед обыска и до нас. У нас ничего не нашли, и, когда семеновцы вышли, мы успокоились. Но наше спокойствие было недолгим. Во время обыска в других комнатах кто-то сказал жандармам, что я и муж участвовали в восстании. Через несколько минут семеновцы вернулись. Мой муж был в это время дома и сидел с ребенком. Опричники крикнули: «Кто здесь Салтыков?» Он сказал: «Я». «Вы участвовали в боях?» – спрашивают они. Мы свое участие отрицаем. Тогда они говорят моему мужу: «Вы одевайтесь и идите с нами, а вы, – обратились они ко мне, – останьтесь пока с ребенком».

На другой день меня допустили к мужу. Здесь он мне сказал: «Дуня, воспитывай нашего ребенка, я больше не вернусь, суждено мне погибнуть от рук палачей».

В 4 часа 30 минут дня начались расстрелы. Кругом раздавались крики, стоны – это стегали плетьми и истязали рабочих во дворе нашей фабрики. К вечеру истязание кончилось. Я одна вошла во двор и спросила сторожа Михаила, не видел ли он моего мужа. Сторож мне ответил, что мужа уже расстреляли в третьей партии; стреляли в мужа два раза на глазах у сторожа и всех убитых в двух повозках увезли в часть. Пришла я в часть, но найти мужа мне не дали. В конце концов меня послали к приставу за разрешением.

После всяческих издевательств пристав дал пропуск. Вошла я в первый сарай, вижу – лежит груда обнаженных тел. Искала, искала но мужа не нашла. Во втором сарае тоже не нашла. Но в третьем – вижу – лежит мой муж с пробитой головой, одна пуля попала в грудь, четыре пули в боку. Рабочие и работницы «Прохоровки» помогли его похоронить. Выполняя его просьбу, мы похоронили его в красной рубахе.

Меня с фабрики выбросили на улицу. Деваться было некуда, и я уехала в деревню. Спустя некоторое время, не знаю от кого, получила 50 рублей денег, поехала в Москву и поступила к старому хозяину Прохорову. Хотя и с трудом, но меня приняли».

А поэтесса Тамара Башмакова посвятила пресненскому расстрелу короткое стихотворение:

Они погибли на рассвете.
Печальный день вставал в огне…
А незадолго перед этим
Дружинник говорил жене:
– Не позабудут наши песни,
И с ними в бой мы шли не зря!
Похорони меня на Пресне
В рубахе красной, как заря.

В Великую Отечественную Трехгорка сделалась одним из наиболее важных объектов для налета вражеской авиации. Один из современников описывал первый налет: «Были сброшены бомбы и на „Трехгорную мануфактуру“. На ее территории загорелись склады, оказались поврежденными некоторые сооружения. Но силы МПВО комбината быстро ликвидировали очаги поражения, и предприятие продолжило работать, выпускать продукцию для фронта».

Увы, этот налет был не единственным. И, к счастью, все они не причинили ощутимого урона.

С годами и десятилетиями история Прохоровской мануфактуры как бы помела свой характер. Ее дореволюционное прошлое все меньше было связано, собственно, с производством, и все больше – с рабочим движением. Поэт В. Семернин посвятил мануфактуре характерное стихотворение:

В тяжкие дни, рабочий,
Верный ищи ответ.
Трудное дело очень —
Правильный дать совет.

Стала родная Пресня
Доброю нам сестрой.
Выстрелом гулким треснул
Старый прогнивший строй.

Власти проклятой царской