Врата духа

– Кроме тебя никто. По крайней мере я на это сильно надеюсь. Что насчет возвращения, то мне стоит сделать кое-какие дела, прежде чем предстать перед советом.

– Будешь просить, чтобы тебя восстановили? – Байнс хмыкнул. – Хотя это глупый вопрос. Конечно будешь. Никто не отбирал твоего звания Второго Говорящего, а раз так, то ты в любой момент можешь потребовать место в Высшем совете. Конечно, они будут сопротивляться и тянуть время, но отказать не смогут. Ты точно решил вернуться? Хорошенько подумай, прежде чем соваться в Цитадель, ведь она уже совсем не та, что раньше. У тебя там нет друзей Идаши. Уже нет.

– Ну один-то точно имеется, – ухмыльнулся Идаши не отрывая взгляда от Байнса, хотя тот на него старался не смотреть.

– Если ты имеешь в виду меня, то должен заметить, что я сейчас вне Цитадели и возвращать меня туда никто особым желанием не горит. Да я и сам не хочу этого. И даже если ты снова попадешь в состав совета, тебе вряд ли удастся убедить их отозвать меня с моего поста обратно в Цитадель. Они тебе просто не дадут этого сделать. А если даже у тебя и получится, проку от этого будет немного. Мое положение еще более шатко чем твое. Тебе придется искать новых союзников, а это поверь будет сейчас не так-то легко сделать.

Идаши знал, что Байнс отчасти прав, но он и не ждал что его встретят с распростертыми объятиями. Он знал, что ему предстоит сделать, чтобы вернуть хотя бы частицу своего прежнего влияния и был готов к этому, ибо по сути своей был борцом. Конечно, он годами налаживал связи, выстраивал свою карьеру и обзавелся весомой поддержкой как в Цитадели, так и в ее Высшем совете. И именно Идаши когда-то пророчили место Первого Говорящего, хотя Тебоси Эссеки предшественник Экхарта Бишаг явно не жаждал, чтобы его место занял Идаши. Когда он объявил о своем уходе, Тебоси был несказанно рад этому. Одной из причин этому было то, что немногочисленных представителей Эдшары в Цитадели считали засланными шпионами, действующими не на благо самой Цитадели, а в угоду своей стране. Отчасти они были правы. И Идаши, и Карише, а также другие их соотечественники, что были выбраны кругом Шепчущих, докладывали им и кериси о происходящем в Цитадели и внешнем мире, но при этом никогда не рассказывали всех ее секретов. Просто к тому времени, когда они возвышались настолько, что у них появлялся доступ к каким-то особым знаниям, секретам или информации, имеющей отношение только к делам Цитадели, они, как и все остальные Говорящие, начинали ставить в приоритет именно интересы Цитадели, а не Эдшары. Впрочем, большинство не верило в это, нисколько не сомневаясь в том, что эдшарцы выдают все до единого секрета Цитадели правлению своего государства. И это надо признать создавало некоторые трудности, ибо, даже добившись в свое время звания Второго Говорящего и поста в Высшем совете, Идаши то и дело сталкивался с тем, что от него пытались скрыть тот или иной факт происходящего внутри Цитадели духа. И если бы не его верные союзники в совете, кое-что прежним Первым Говорящим все же удалось бы от него скрыть.

– Что же, придется все начинать сначала, – ответил Идаши косящемуся на него Байнсу. – Но когда это нас с тобой останавливало.

Байнс перестал раскачивать кресло и пристально посмотрел на Идаши. Какое-то время он взирал на него не отрывая взгляда, а потом насмешливо фыркнул и отвернулся. Идаши знал, что Байнс будет ворчать и сетовать на жизнь, говорить о том, что стар и ему уже ничего не нужно, но от шанса вернуться в Цитадель, как бы на словах он не отпирался, не откажется.

– Помнится пятнадцать лет тому назад ты заявил, что не собираешься возвращаться, – проворчал Байнс. – Говорил о том, что более не желаешь участвовать во всех этих играх. А сейчас спустя столько лет, растеряв все свое влияние, ты хочешь вновь сунуть голову в пасть змее?

– Не знаю почему, но я думаю, что сейчас самое время вернуться Байнс. Я в кой-то веки вновь почувствовал себя живым, и я хочу попробовать все исправить. Все то, что разрушил пятнадцать лет назад.

– Думаешь у тебя выйдет, отстроить все заново? – недоверчиво хмыкнул Байнс. – Может быть Экхарту тебе и удастся запорошить песком глаза, но вот Делания. Эта сука увидит в тебе угрозу. Хотя насколько я слышал совет сейчас разделен ровно на две части. Одна поддерживает Экхарта, вторая Деланию. Восстановившись в Высшем совете, ты можешь покачнуть чашу весов и каждый из Первых Говорящих попробует перетянуть тебя на свою сторону, дабы заполучить большинство голосов в совете. Но когда они поймут, что ты не станешь поддерживать ни одного из них, а задумал тянуть покрывало на себя, ты станешь врагом для всех. И тебя гарантированно уничтожат. А вмести с тобой и меня. Поэтому раз уж ты решился вернуться, тебе стоит примкнуть к одному из Первых Говорящих, хотя бы на первое время, пока ты вновь не обзаведешься сторонниками.

– И к кому посоветуешь примкнуть мне ты Байнс? – поинтересовался Идаши.

– К Экхарту, конечно, – пожал плечами тот, так будто бы этот вопрос со стороны Идаши был неуместен. – Ты же знаешь кто такая Делания Кэбрил. Пусть Первый Говорящий не был твоим другом, но и врагом тоже не считался. Если бы ты добровольно не покинул Цитадель, то сейчас наверняка бы занимал его место. Бишаг знает об этом и будет видеть в тебе соперника, и потому постарается держать тебя при себе. Так сказать, под присмотром. Думаю, так будет лучше для вас обоих. Кстати, заключив негласную сделку с Экхартом Бишаг, возможно тебе и удастся поспособствовать моему возвращению в Цитадель, чего я, признаться, искренне не желаю.

Идаши знал, что Байнс лукавит, говоря о том, что не желает возвращаться, но вслух изобличать его во лжи не стал. Пусть потешит свое самолюбие, тем более что Идаши пятнадцать лет назад можно сказать бросил его и Байнс имел полное право на него обижаться.

– У меня еще есть время подумать, – заявил Идаши. – Прежде чем принять решение, мне надо узнать о том, как сейчас обстоят дела в Цитадели так сказать изнутри. Но до того, как я появлюсь там и официально заявлю о своем возвращение, мне, как я уже сказал ранее, нужно кое-что сделать. Я должен кое с кем встретиться, и ты устроишь мне эти встречи.

Идаши улыбнулся Байнсу и отсалютовал своему старому другу опустевшей бутылкой из-под вина. Тот, вскинув седые брови, уставился на Идаши.

– С кем же это? – поинтересовался Байнс. – И с чего ты взял что я смогу устроить эти встречи, находясь здесь в Иритаске?

– А когда это ты чего-то не мог, а, Байнс? – ухмыльнулся Идаши. – Тем более что это наши старые знакомые. И начнем мы, пожалуй, с… Хотя знаешь, что, давай обсудим это чуть позже. Прошло целых пятнадцать лет, с тех пор как мы виделись в последний раз. Может угостишь меня еще парою бокалов вина, и мы с тобой просто вспомним былое, прежде чем заняться делами?

– Тратить на тебя вино? Да? – Байнс хмыкнул. – Ну что же, думаю пару бокалов я могу тебе предложить, а что до прошлого, то не вижу смысла его ворошить.

– Ну что же, – искренне рассмеявшись сказал Идаши, – тогда поговорим о делах.

Cельма

Сельма плохо спала этой ночью, как, впрочем, и две прошлых. Минуло уже шесть дней с ее появления в Цитадели и так получилось, что она прибыла в нее во время празднования Пути духа. Именно в этот день прошедших обучение слушателей посвящали в Говорящих, а также и некоторых из новоприбывших в слушатели, тем из них кому повезло успеть пройти вступительное испытание в течение двух недель до этого дня. Сельме же не повезло. Хотя ее это даже радовало. Она не любила привлекать к себе излишние внимание, а стоять перед тысячной толпой праздных людей, а также перед всеми служителями Цитадели духа, ей вовсе не хотелось. Она, и еще одна девушка, прибыли в день празднования и поэтому не участвовали в церемонии. Впрочем, и это ее тоже радовало. Айи Лоа, смуглая и миловидная, двумя годами моложе Сельмы, была уроженкой Боэе и так получилось, что она тоже, как и Сельма прибыла в Цитадель в день Пути духа. И именно поэтому они волей-неволей стали подругами, ибо десять других живших в их комнате девушек уже прошли испытание и семь из них были торжественно объявлены слушателями перед толпой, собравшейся на площади Единения. И они очень гордились этим, отчего по мнению Сельмы слегка зазнавались. Но проблема была не только в этом, основным барьером в общение между Сельмой и ее соседками по комнате был язык. Все девушки являлись уроженками Боэе и из них лишь одна Айи знала хешшинский, ибо была дочерью благородной фамилии и изучала языки некоторых из государств. По идеи всех слушателей Цитадели расселяли и обучали группами одной национальности, но так как Сельма на данный момент являлась единственной в Цитадели, не носящей звания Говорящей, уроженкой Хешшина, то ее не к кому было подселить. Скорее всего то, что Айи знала хешшинский сыграло особую роль в том, что Сельму подселили к ее соотечественницам. Конечно, если они пройдут испытание и станут слушателями, спустя какое-то время их обучения они научатся понимать друг друга и без знания чуждых языков. По крайней мере так ей сказала Айи. Ведь Говорящие, как и проведшие какое-то время в Цитадели слушатели, могли понимать друг друга благодаря дару. Но до этого надо было еще дойти, и прежде всего следовало вступить в ряды слушателей Цитадели.

Сельма непроизвольно зевнула и тут же прикрыла рот ладонью боясь, что кто-то мог заметить это. Если бы ее мать увидела то, как Сельма столь бесцеремонно зевает на людях, она бы задала ей хорошую трепку. Как хорошо, что здесь нет моих родственников, подумала Сельма. Разве что ей не хватало ее кузина Даггерта с которым они провели все свое детство. Даггерт, ее ровесник, был тем еще занудой. Казалось, он никогда не выпускал из рук книги, но Сельма любила его больше, чем кого бы то ни было из своих родных. Она снова зевнула, на этот раз заблаговременно прикрыв рот ладонью и тут же получила легкий тычок локтем в бок от стоявшей от нее по правую руку Айи. На лице светловолосой, что было редкостью среди боэейцев, кареглазой девушки расцвела улыбка.

– Опять не выспалась? – поинтересовалась та с явным акцентом уроженки Боэе, чья речь казалась Сельме слишком быстрой, так будто бы она торопились высказать все, что у ней сейчас на уме как можно скорее.

Сельма, с присущим ей хмурым выражением лица, кивнула. Девушка не знала от чего не спит вот уже которую ночь подряд. Возможно, это было связано с сегодняшним испытанием, от которого зависело, позволят ли ей учиться в Цитадели или с позором отправят домой, где она до конца жизни будет слушать упреки о бесполезности предпринятой ею затеи. Сельме хотелось бы верить, что это никак не помешает ей в предстоящем деле, хотя одолевавшая ее зевота говорила о том, что выспаться ей конечно бы не помешало.

– Сельма!

Девушка вздрогнула от очередного тычка в бок и недовольно воззрилась на Айи, но в следующий момент поняла зачем та ее потревожила.

– Сельма Ишшан, – громогласный голос Пятой Говорящей Тэлии Масаир разнесся по круглому залу, в котором все испытуемые сейчас ожидали своей очереди, заставляя девушку вздрогнуть.

Назвали ее имя, а значит настало время ей пройти испытание. Сельма неуверенно зашагала навстречу наставнице лишь краем уха услышав пожелание удачи со стороны Айи. Да уж толика везения ей сейчас точно бы не помешала, хотя лучше бы ей сейчас полагаться не на удачу, а на свой дар. Тэлия окинула Сельму неприветливым, преисполненным холодной насмешливости, взглядом, а затем молча поманила ее рукой призывая следовать за собой. Говорящая распахнула створки высоких массивных дверей, инкрустированных золоченной резьбой, изображавшей деревья с пышными кронами, и пропустила Сельму вперед. Девушка сделала пару неуверенных шагов и чуть было не столкнулась с высокой уроженкой островов Тибронского союза, которая проходила испытание до нее. Большеглазая девушка, с кожей цвета черного алебастра и курчавой мальчишеской прической, дружелюбно улыбнулась Сельме и что-то сказав на своем языке проскользнула мимо. Створки за спиной Сельмы с глухим звуком затворились, как только темнокожая испытуемая ушла. Похоже она прошла испытание, решила Сельма, иначе с чего бы ей улыбаться.

Девушка затравленно огляделась. Зал, в котором она сейчас оказалась, был больше, чем предыдущий. Высокие своды с белеными потолками и огромная двухъярусная люстра из хрусталя вкупе с белеными украшенными фресками с позолотой стенами поражали воображение. Пол представлял собой подобие амфитеатра. Круг ступеней каскадом уходил к небольшой ровной площадке в центре. Там сейчас стояло четверо человек. Они выстроились полукругом замерев в ожидающих позах. Тэлия грубо подтолкнула Сельму в спину.

– Спускайся девчонка, – строго сказала она, – не заставляй их тебя ждать.

Сельма покорно двинулась вперед и стала осторожно спускаться по узкому покатому проходу, одному из четырех пересекающих ступенчатые ряды полукруглого амфитеатра. Ожидающие ее внизу Говорящие подняли головы и теперь смотрели на то, как Сельма, подобрав длинный подол своего серого платья с высоким глухим воротом, осторожно приближается к ним. Оказавшись на ровной площадке, которая вблизи оказалась больше, чем виделась сверху, Сельма замешкалась, но, когда одна из Говорящих, высокая и статная женщина с хмурым лицом, выдававшим в ней соотечественницу Сельмы, поманила ее к себе, девушка тут же поспешно зашагала вперед, опасаясь гнева ожидавших ее людей больше, чем предстоящего испытания. Из четверых Говорящих она до этого видела лишь Деланию Кэбрил с которой встречалась уже дважды. Первый раз в день своего прибытия, тогда рыжеволосая Первая Говорящая показалась ей приятной и доброй женщиной, а вторая встреча произошла за два дня до сегодняшнего испытания, когда Сельма стала свидетелем того, как Делания отчитывала двоих слушателей, парней – вуллонцев. Сельма тогда поспешила скрыться из виду прежде, чем Первая Говорящая успела обратить на нее внимание. Сейчас Делания улыбалась ей той же непринужденной добродушной улыбкой, что и в день их знакомства. Невысокий мужчина с серым невзрачным лицом, стоявший по правую руку от Первой Говорящей, взирал на Сельму с показным равнодушием. Подбородок его был высоко вздернут. Он всем своим видом пытался выказать свой статус. По всей видимости это и был тот самый Экхарт Бишаг – Первый Говорящий Цитадели духа и соотечественник Сельмы. Да девушка представляла его совсем другим и этот надменного вида мужчина с небольшой залысиной на маленькой голове, невзрачным серым лицом и холодными, цвета темного льда, глазами никак не вязался с образом, сложившимся в голове Сельмы. Двух других присутствующих женщин Сельма не знала и даже не могла предположить того, кем они являются, разве только то, что они одни из высокопоставленных Говорящих. Женщина, которая поманила ее определенно была хешшинкой. Высокая, с горделивой осанкой и не менее надменным и строгим чем у Первого Говорящего взглядом, эта темноглазая, с прямыми до плеч, цвета воронового крыла, волосами женщина поражала своей властностью и царственным величием. Последняя из присутствующих смотрела на Сельму с неприкрытым интересом, и, хотя и не улыбалась как Делания Кэбрил, все же выглядела вполне доброжелательной, хотя и слегка настороженной. Она была самой непривлекательной из всех трех женщин. Длинный нос, тонкие губы, которые она при этом еще постоянно поджимала и большие глаза вкупе с коротко стриженными на уровне ушей каштановыми волосами делали ее некрасивой. Именно она заговорила первой. Голос у женщины был приятным и вкрадчивым.

– Подойди дитя, не бойся, – произнесла она на хешшинском с легким едва заметным акцентом уроженки трех городов, и улыбка ее стала еще мягче.

Первая Говорящая тоже подбодрила ее улыбкой. Сельма сделал еще пару неуверенных шагов навстречу Говорящим. Ладони ее сильно потели и она, судорожно вцепившись в подол своего платья, нервно теребила его, глядя исподлобья, словно затравленный зверек, на рассматривающую ее четверку Говорящих.

– Тебе предстоит испытание дитя, но я уверена, что ты с ним справишься, – Делания жестом указала на выложенный разноцветной мозаикой в центре площадки, на которой они находились, знак Цитадели духа – шар с отходящими от него словно пляшущие языки пламени лучами.

– Хватит, пора приступать, – каркающим, с заметной хрипотцой, голосом заявил Экхарт, и черноволосая статная женщина тут же согласно кивнула при этом не сводя взгляда своих пронзительных темных глаз с Сельмы.

Девушка неуверенно двинулась к изображению шара. Встав в самом его сердце, она замерла, не зная все ли сделала правильно и здесь ли ей нужно стоять.

– Встань на колени, – на чистом хешшинском властно велела черноволосая женщина и Сельма без промедления повиновалась. – Сегодня я буду вести тебя, дитя, – сказала женщина, приближаясь к Сельме и девушку невольно затрясло.

Она попыталась прикрыть глаза и выровнять дыхание, но у нее ничего не вышло. Сердце бешено колотилось готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Женщина приблизилась и тоже уселась на колени прямо напротив Сельмы, не обращая внимание на смявшееся длиннополое черное платье с воротом еще более высоким и глухим, чем у самой Сельмы. Она протянула к девушке руки ладонями вверх призывая ту вложить в них свои. Сельма на мгновение смутилась и, все еще пытаясь побороть дрожь, отпустила судорожно сжимаемый ею подол платья, вкладывая свои влажные от пота ладони в протянутые к ней руки статной женщины.

– Не волнуйся, у тебя все получится, – заявила та уже более мягким успокаивающим тоном, хотя лицо ее выражало всю ту же строгую холодность. – Ты уже, наверное, слышала о том, что такие как ты, такие как мы, – тут же поправила себя женщина, – испытываем некоторые трудности при использовании дара, но сейчас это не должно смущать тебя. Не думай об неудаче, всегда нужно стремиться к успеху и у тебя все получится. Я буду вести тебя во время испытания. Я начну песнь. Повторяй за мной слово в слово и старайся поддерживаться заданных мною темпа и интонации. Тебе все ясно?

Сельма сглотнула стоявший в горле ком и быстро кинула женщине. Та, к удивлению девушки, улыбнулась ей краешками губ.

– Закрой глаза дитя, мы начинаем.

В этот раз Сельма подчинилась беспрекословно. Она так плотно прикрыла веки, что у нее заныли глаза. Она чувствовала, как трясутся ее руки, крепко сжимаемые ладонями женщины и ничего не могла с этим поделать. Та затянула тягучий мотив на языке, который не был знаком Сельме, но тем не менее слова были разборчивы, так что девушка без труда смогла повторять их. А вот темп пения, который все нарастал, держать было сложнее. Голос Говорящей не только звучал быстрее, но и громче. Сельме тяжело было подстроиться под этот темп, тем более что значение слов ей было незнакомо. Она старалась. Старалась изо всех сил. Но кроме того что пытается поспевать за Говорящей, крепко сжимающей ее руки, ничего не чувствовала. Зато прошел страх. Сельма перестала дрожать и сосредоточилось только на песне. Она была тягучей и как казалось Сельме, хоть она ничего и не понимала, очень красивой. В какой-то момент Говорящая замолчала и Сельма, повторив за ней последнее слово, тоже. В наступившей напряженной тишине ничего не происходило. Она слышала дыхание присутствующих и более ничего. Ей так хотелось открыть глаза, но она опасалась сделать это.

– Ничего дитя, – услышала она голос Говорящей в чьих ладонях покоились руки Сельмы, – не у всех получается с первого раза. Попробуем еще. Постарайся сосредоточиться. Повторяй точно за мной. Соберись. Готова?

Сельма кивнула, и Говорящая запела. Девушка отдалась полностью этому пению. Она растворилась в нем и все что Сельма слышала, так это только голос Говорящей и свой, вторящий ей. Ей, казалось, что сейчас она определенно добьется успеха, ведь она так старалась, но, когда Говорящая замолчала, вновь наступила тишина, прерываемая дыханием присутствующих.

– Она такая же как все остальные, – услышала Сельма вкрадчивый голос некрасивой Говорящей. – Ничего не выйдет, а жаль, мне она показалась способной.

– Тише, – громко произнесла черноволосая Говорящая и Сельма услышала, как задрожал от ярости ее голос. – Давай, девочка. Возьми себя в руки. Ты обязана это сделать. Никого не слушай, слова ничего не значат, главное то, что у тебя внутри. Слушай песнь, отдайся ей полностью и тогда у тебя все получится. Еще раз. Давай, это твоя последняя попытка. Ты готова?

Сельму вновь пробрала легкая дрожь. Последний шанс. Если сейчас она не справится дорога в Цитадель для нее будет закрыта. Навсегда. Это пугало Сельму. Очень пугало. Ну почему у нее ничего не выходит? Она же старается. Она…

– Ты готова, девочка? – голос Говорящей резанул словно сталь и Сельма вздрогнула, быстро кивая в ответ. Нет она не готова. Но выбора у нее не было.

Говорящая затянула песнь, и Сельма постаралась отдаться ей полностью. Стать ее частью как сказала Говорящая. Она более не старалась, она просто делала то, что должна была делать и песнь будто лилась сквозь нее. И даже слова, прежде казавшиеся ей незнакомыми, казалось, обрели смысл. Сельме вдруг стало так легко и непринужденно, что ей захотелось рассмеяться. Ее тело будто бы стало невесомым и восторг, неописуемое счастье, заполнило все ее естество.

Первое что она поняла так это то, что она больше ничего не говорит и голоса Говорящей она тоже не слышала, но песнь продолжалась. Тысяча бесплотных голосов вторили ее в унисон, и Сельма слушала их, наслаждаясь этим пением. Казалось, это могло продолжаться вечно, но голоса вдруг разом стихли и наступила тишина. Было очень тихо, и Сельма ждала осуждающих окликов Говорящих, но ничего не происходило. Сельма подождала еще какое-то время, а затем решилась открыть глаза.