Врата духа

– А чем это пахнет? – вдруг заявила она, и Идаши заметил, как слегка затрепетали ноздри некрасивого носа Марика, когда она стала принюхиваться. – О, это филхан, – воскликнула она, угадав аромат рыбы. – А ты не изменяешь своим вкусам Идаши. Не сумел справиться с искушением и прикупил по пути сюда кусочек? Никогда не понимала, как кому-то может нравиться эта гадость. У этой рыбы ужасный вкус, будто бы она протухла еще при жизни. Надеюсь, ты не собираешься есть ее при мне? Я просто не переживу этого Идаши, ты же знаешь.

– Не бойся, я оставлю ее на потом, – рассмеялся он, чувствуя, как уходит напряжение, которое Идаши все еще испытывал в присутствие Олети.

Та смеяться не стала, но тем не менее широко улыбнулась, довольно глядя на Идаши. Она была далеко не красавицей. Да он никогда и не рассматривал ее как женщину. Но Идаши знал Олети со своего первого дня появления в Цитадели духа. Так получилось, что девушка из Иритаски прибыла для обучения в Цитадель духа в один день с ним. И испытание на право стать слушателем они проходили тоже в один день. И во время обучения они сдружились. И именно Олети познакомила его с Карише. Нет, он, конечно, знал ее и до этого, ведь эдшарцев в Цитадели можно было пересчитать по пальцам, но не смел заговорить с ней до тех пор, пока их не свела вместе Олети. Они были лучшими подругами во время обучения, и их дружба длилась еще много лет после того, как они стали полноправными Говорящими. Но прекратилась она неожиданно. Идаши до сих пор не знал истинной причины разлада между Карише и Олети, и ни одна из них, как он не пытался, не раскрыла ему тайны их разногласия, приведшего к окончанию столь долгой дружбы. Тем не менее лично он никогда не ругался с Олети. Они были дружны до тех пор, пока Идаши не решил покинуть Высший совет и Цитадель и даже тогда она поддержала его решение, хотя он прекрасно знал, что Олети на деле не одобряет его поступок.

– Знаешь…, – начал было он, но осекся, когда в малый зал робко склонив голову скользнула пухленькая дочь хозяина.

Так значит это ее зовут Герика, тут же подумал Идаши, ловя себя на мысли о том, что раздражен появлением девчонки. Он попытался отбросить свое раздражение, ведь девушка, скорее даже девочка, не была виновата в том, что ее послали прислуживать им. Когда та приблизилась к столу, он мягко улыбнулся ей, лишний раз убеждаясь в том, как Герика Тадир похожа на свою покойную мать Сати. Разве только что дочь чуть плотнее и шире в плечах. Идаши вдруг понял, что пристально смотрит на девчонку, а то робка отводит взгляд боясь заговорить.

– Принеси еще чаю дитя, – вкрадчивый голос Олети заставил девушку вздрогнуть и она, закивав, поспешно подхватила со стола заварник.

– Желаете что-то еще мессия? – и тут же спохватившись добавила: – Мессир?

– Нет ничего, – мягко улыбнувшись ответила Олети. – Разве что у вас есть какая-нибудь морская рыба для моего друга. Только не филхан.

– Я спрошу на кухне, мессия, – приседая ответила Герика. – У нас редко заказывают рыбу, но я уточню у Тедаса, нашего повара. Я думаю, что он что-нибудь придумает.

– Спасибо дитя, можешь идти. И будь так добра добавь в чай побольше мяты.

Герика вновь присела сначала перед Олети, потом перед Идаши и только после этого поспешно двинулась к выходу.

– Хорошая девочка, но очень уж скромная, – заметила Марика провожая Герику взглядом. – Ты, кстати, что-то хотел сказать, до того, как нас прервали.

Олети обратила взор своих серых глаз на Идаши.

– Я знал ее мать, – сам не ожидая от себя этого сказал он.

– И именно это ты хотел сказать мне спустя пятнадцать лет после твоего исчезновения? – Олети наиграно вскинула брови. – Знаешь Идаши, не так я представляла нашу встречу. Вообще-то, как бы не печально мне было осознавать это, я думала, что никогда тебя больше не увижу. Но честно признаюсь я рада что ошибалась в своих домыслах.

– Я тоже рад встрече Олети, – печально улыбнувшись, Идаши едва заметно кивнул своей старой подруге. – Должен признать я скучал по тебе. Все-таки нам с тобой через многое пришлось пройти. Честно признаться до недавнего времени я тоже не верил, что смогу…, – Идаши на мгновение замолчал и улыбка сползла с его губ, – что это встреча возможна, как в общем-то и мое появление в этом городе. Хотя в последние годы я мысленно представлял нашу встречу и думал о сколь многом могу расспросить тебя и вот теперь, когда мы сидим здесь друг напротив друга, я не знаю с чего начать. Знаешь, я даже сомневался, что ты откликнешься на мое приглашение.

– О, Идаши, избавь меня от этого, – всплеснув руками, словно пыталась отмахнуться от него, воскликнула Олети. – Излишний драматизм тебе ни к лицу. Конечно, я ответила на твое приглашение. Как же иначе. Несомненно, я, поначалу, получив известие от тебя, сомневалась, что за ним стоишь именно ты, но тот стиль написания в переданным мне тем испуганным мальчишкой письме убедил меня в том, что послание действительно написано тобой. И вот я здесь, а тебе, как ты выразился, нечего мне сказать. Ну что же, тогда начну я. О, спасибо, деточка, – последние слова были сказаны громко, а располагающая добродушная улыбка была предназначена явно не Идаши.

Смущенная от такого вежливого обращения Герика поставила перед ним на стол заварник с горячим мятным чаем, и дважды почтительно присев перед каждым из гостей, поспешно удались, сообщив перед уходом что рыбу для мессира уже готовят.

– Надеюсь они могут отличить филхан от другой рыбы, – подавшись вперед, тихим заговорщицким тоном, так чтобы девушка не услышала, сказала Олети, – иначе придется тебе сидеть голодным.

Идаши тихо хмыкнул. С шутками у Олети всегда было не очень, впрочем, она и сама это знала. Поэтому она никогда не обижалась на то, что никто не смеется, когда она пытается пошутить.

– Ты, кажется, хотела начать первой, – сказал он, следя за тем, как Говорящая разливает горячий чай по их чашкам, хотя он и сделал из своей всего пару глотков.

– По-моему и так говорю одна я. Можно подумать, что это я пропала на пятнадцать лет, а потом внезапно объявилась и позвала тебя на встречу – ответила та, отставляя заварник в сторону. – Так, ложечка меда и можно смело заявить, что день удался.

Идаши молча следил как его старая подруга, ему очень хотелось верить, что это все еще так, добавляет в свою чашку мед, а затем осторожно отпивает из него маленькими глотками. К своей чашке он даже не притронулся. Ему хватило и первых пары глотков. Идаши не любил этот напиток, предпочитая чаю вино, а вот Карише, как и Олети, его любила. Правда вместо меда та добавляла кадриский нектар и сушеные корочки апельсина. Воспоминание о Карише, так невовремя всплывающие в его голове, заставили Идаши невольно поморщиться. Олети похоже приняла это на свой счет.

– И почему тебя так не нравиться мед? – ставя свою чашку на стол спросила она.

– Может быть, потому что он слишком сладкий, а может из-за того, что в детстве меня постоянно жалили пчелы.

Идаши не стал озвучивать истинную причину вызвавшую гримасу неудовольствия на его лице. Пусть Олети думает, что все из-за проклятого меда.

– Может и так, а может ты просто всегда был слишком привередлив, мой дорогой, – Олети кокетливо улыбнулась, что шло в разрез с ее некрасивым лицом. – Но ты решил объявиться, спустя столько лет явно не затем, чтобы поговорить со мной о своих вкусах. И, как бы это ни расстраивало меня, не затем, чтобы спросить, как у меня дела. Не так ли? Можешь не отвечать. О, не стоит делать такое невинное лицо Идаши. Возможно, ты и скучал по нашей дружбе, по тем вечерам, что мы проводили за разговорами, но причиной твоего столь неожиданного появления в Лаидсе явно послужило не это. Кстати, как там поживает Карише? Неужели она спустя столько лет позволила тебе покинуть ее или она прибыла в Лаидс вместе с тобой?

– Она мертва, – сухо ответил Идаши, чувствуя, как к горлу подступает ком. Ну почему ему так больно говорить об этом ведь прошло уже столько лет с тех пор, как Карише сделала с собой это. – Она покончила с собой пятнадцать лет тому назад.

Олети сумела сохранить спокойное выражение лица, но в глазах промелькнуло что-то такое, чему Идаши не мог дать точного определения. Это не было похоже на жалость или сочувствие, да и удивлена Олети похоже тоже не была, скорее это больше походило на довольно искусно завуалированное возмущение и еще что-то такое, о чем он мог только догадываться. Вторая Говорящая, заметив, что Идаши смотрит на нее, отвела взор и заговорила лишь только после того, как сделала пару глотков из своей чашки.

– То есть она заставила тебя отказаться от места в Высшем совете и возможности в будущем занять пост Первого Говорящего, чтобы потом бросить таким извращенным образом? – в голосе Олети послышался гнев и ни капли сочувствия к Карише. Идаши почувствовал вскипающую в нем обиду, такого от Олети он не ожидал, но Говорящий промолчал, выжидая что скажет его старая подруга дальше. – Прости меня за столь резкие слова, Идаши, – продолжила та, решившись в этот раз посмотреть ему прямо в глаза, – мне честно жаль Карише, ты ведь знаешь, что она была и моей подругой тоже и это я познакомила вас, но… Я считаю то, как она поступила с тобой, предательством. Нет, я понимаю, что ей пришлось тогда пережить, и даже могу понять, почему Карише решилась на этот шаг, но то, что при этом она разрушила твою жизнь, это…

Олети осеклась и вновь отвела глаза не выдержав тяжелого, осуждающего взгляда Идаши. Он понимал, что по-своему Олети Марика была права, но он не мог сохранять невозмутимый вид, когда та, таким образом отзывалась о женщине, которую он столь страстно любил. И не важно, что между этими двумя случился разлад. Ему не хотелось злиться на Олети, ведь та была его другом, наверное, одной из немногих, кто у него остался, если не считать Байнса, хотя их дружба с Олети была более крепкой и долгой. Но даже ей он не мог позволить так отзываться о Карише и уж тем более называть ее поступок предательством. Она просто не имела права так говорить, но как бы ему ни хотелось сказать сейчас об этом Олети он молчал, боясь, что если заговорит, то выскажет сгоряча слишком много поспешных и возможно несправедливых по отношению к Олети слов и тем самым разрушит их многолетнюю дружбу. Но Идаши выдавало лицо и Олети похоже прекрасно читала по нему, что тот сейчас думает.

– Прости меня Идаши, – извиняющимся тоном прошептала она. – Я не должна была так говорить о ней, ведь ее больше нет с нами. Я вижу, ты все еще любишь ее. Даже по прошествии стольких лет с ее…

Она осеклась и замолчала, не в силах поднять взор и посмотреть Идаши в глаза.

– Давай просто не будем об этом Олети, – он постарался, чтобы его голос не прозвучал грубо. – Карише мертва и говорить о том, как она поступала в той или иной ситуации и что делала по отношению к другим людям не имеет смысла. Ее больше нет, и чтобы там между вами не произошло, оно исчезло вместе с ее смертью, Олети.

– Идаши, я…, – попыталась заговорить Вторая Говорящая, но он не дал ей продолжить.

– За день до того, как она, – он сделал короткую паузу собираясь с духом, – как она решилась покинуть этот мир, Карише сказала, что прощает тебя. Не думаю, что эти слова предназначались именно мне. Знаешь в последние дни она была погружена в свои мысли и часто разговаривала сама собой, но это ее признания я слышал лично. Я не знаю, что разрушило вашу дружбу, да и не хочу знать, но в одном я уверен точно, она простила тебя Олети и ты тоже должна простить ее.

Олети Марика вскинула голову и округлившимися глазами, в которых на мгновение промелькнуло негодование, смешанное с удивлением, воззрилась на Идаши. Правда длилось это совсем недолго. Ее взгляд потух, и она вновь опустила глаза.

– Я простила ее, – тихо сказала она. – Простила ее в тот самый момент, когда узнала, что сделали с ней эти…, – она осеклась и громко втянула в легкие воздух. Шумно выдохнув, она, не поднимая глаз, заговорила вновь: – За несколько дней до того, как ты объявил, что оставляешь свое место в Высшем совете и вместе с Карише покидаешь Цитадель, я встретилась с нею в «Соцветии Лаидса». Ты же помнишь эту таверну в порту? Впрочем, это неважно. Мы с Карише часто бывали там, когда еще были слушателями. Это я тогда попросила о встречи и думала, что она не придет. Но Карише пришла. И я попросила у нее прощения. Я готова была умолять ее на коленях, а она… Она просто излила на меня всю ту желчь, что накопилась в ней за годы нашего с ней разлада. Мне было жаль ее, и я понимала почему она так зла. Ведь то, что с ней произошло, оставило неизгладимый отпечаток даже на столь сильном человеке как Карише Эсико. Она ушла и последние слова ее были о том, что она ненавидит меня, – Олети наконец решилась поднять глаза и посмотреть в лицо Идаши. – Мне было очень печально и горько, а еще очень обидно. Ведь это не я была причиной нашей ссоры, а Карише, хотя сейчас это и не имеет значения. Но даже несмотря на это я простила ее Идаши там в «Соцветии Лаидса». Простила во второй раз, несмотря на то, что она сгоряча наговорила мне. Я простила ей все кроме того, что она отняла у меня тебя, Идаши и то, что она разрушила то, что мы сумели построить благодаря тебе. Но сейчас я с уверенностью могу поклясться тебе, что прощаю ее и за это. Не из-за того, что она мертва и не потому, что когда-то мы были лучшими подругами. Нет. Я прощаю ее ради тебя и только ради тебя Идаши. Ты можешь принять это или нет, но на большее я пойти не могу.

– Я принимаю это Олети, – с серьезным видом кивнул Идаши. – И я не имею права ничего требовать от тебя. Прости меня, я любил Карише и каждое слово осуждения сказанное о ней приносит мне боль. Я не должен был заставлять тебя извиняться, ведь ты ни в чем не виновата. Прости меня Олети и давай больше не будем говорить о ней.

Олети молча кивнула, благодарно улыбнувшись в ответ.

– Мы собрались здесь не для того, чтобы вспомнить прошлое, не так ли Идаши? – сказала она, протягивая руку к своей чашке, но в последней момент одернула ее, словно обожглась, не коснувшись. – Зачем ты прибыл в Лаидс Идаши? Как я понимаю никто в Цитадели духа кроме меня пока не знает о твоем возвращение.

– И я хотел бы, чтобы так и оставалось еще какое-то время, – Идаши вздохнул и отвел взор уставившись на трепетавшую на ветру белую ткань занавесок. С улицы тянуло ароматом свежей выпечки, практически полностью перебиваемой запахом филхан в свертке лежащим рядом с Идаши. – Я желаю восстановиться в Высшем совете, – спустя несколько мгновений молчания, сказал он, поняв, что Олети терпеливо ожидает его.

– Чего-то подобного я и ожидала, – сухо заключила она. – Безусловно, ты имеешь на это полное право, ведь тебя никто не лишал звания Второго Говорящего, но в связи с твоим долгим отсутствием и тем фактом, что ты в свое время по собственному желанию вышел из состава совета, решение о твоем повторном принятие может рассматриваться достаточно долго.

– Как долго? – осторожно поинтересовался Идаши.

– Достаточно для того, чтобы каждый из Первых Говорящих убедился в том, что ты не опасен для них. А ты опасен, Идаши. И они это прекрасно понимают. Говорящий, которому некогда предрекали высший пост в иерархии Цитадели в априори опасный человек. Первые Говорящие играют в свои игры, а ты Идаши в свои. Им это не нужно. Высший совет ныне разделен. Одна его часть служит Делании Кэбрил, вторая Экхарту Бишаг. Конечно же негласно. Никто никогда не признается об этом в открытую. Сейчас голосов поровну и это сохраняет баланс в Цитадели духа. Хрупкий баланс, который с твоим приходом Идаши может рухнуть. И каждый из Первых Говорящих, а также каждый член Высшего совета, поймет это. И каждый из них постарается не допустить того, чтобы ты вернулся в состав совета, по крайней мере не убедившись в том, что ты, как я сказала ранее, не представляешь угрозы. То есть они будут тянуть до последнего и сделают все, чтобы ты как можно дольше не смог занять кресло советника. Конечно, я буду выступать за то, чтобы тебя восстановили как можно скорее, но ты же сам знаешь, что один голос против одиннадцати остальных ничего не решает, тем более что каждый из Вторых и Первых Говорящих прекрасно знают о нашей старой дружбе.

– Ты говоришь о том, что совет разделился и каждый подчиняется одному из Говорящих?

– Да, – подтвердила Олети. – И не только Высший совет. Большинство Говорящих, да что там даже многие из слушателей последователи Экхарта, либо Делании. Конечно, есть те, что не поддерживают ни одну из сторон, но таких мало и они не имеют особого влияния в Цитадели, чтобы воздействовать хоть на что-то.

– Первые Говорящие всегда использовали свое влияние на остальных, и иногда бывало враждовали меж собой, вспомнить хотя бы историю вражды Иеа Оиа и Аар Боо. Оба уроженцы Боэе и при этом непримиримые враги. Но такого чтобы Цитадель духа разделилась на два лагеря не было даже при них.

– Что же, времена сейчас неспокойные, – вздохнула Олети и протянула руку к чашке с уже остывшим чаем. – Заслуга в расколе принадлежит Делании. Ты же знаешь эти ее новаторские идеи, из-за которых принятые устои Цитадели духа могут пошатнуться. Многих пугает это, других наоборот привлекает. Экхарт относится к первым. Они практически никогда не сходятся во мнениях в совете. Даже упомянутые тобой Оаи и Боо, насколько мы можем знать из анналов Цитадели, соглашались чаще. Их вражда была открытой, но оба понимали, что в некоторых случаях единство необходимо. Между Деланией и Экхартом вражда тайная, не выставляемая напоказ, но тем не менее о ней знают практически все в Цитадели. Я бы сказала, что воду мутит именно Делания, а Экхарт невольно идет у нее на поводу. Когда Делания тайно начала собирать сторонников дабы укрепить свое положение в совете и получить преимущество над Экхартом, тот узнал про это и также начал собирать вокруг себя верных ему Говорящих. Так получилось, что голоса поделились поровну.

– Но вы ведь как-то принимаете решения несмотря на то, что Первые Говорящие не приходят к согласию друг с другом.