Иван Дорога

Но Дима только бросил горлышко бутылки в темноту за прилавок, снял куртку и вытер лицо и голову краем задранной кофты. Встряхнулся, вновь надел куртку и уселся на то же место, которое занимал прежде.

Выдержав паузу недоумения, все мало-помалу попытались начать какой-то другой разговор, но тут на рыночную площадку выбежали двое: Виталик, уже здоровавшийся с нами прежде, и его друг Сема. Они быстрым шагом подошли к нам, когда Сема громко спросил:

– А где этот ваш?! – и, упершись глазами в опустившего взгляд Диму, добавил, – тебя сейчас у колонки не было?

Дима смял лицо и молча отрицательно покачал головой.

– Куда ему, он же в дрова… – находчиво объявил Вадик.

– А что случилось? – спросил я.

– Да вон Виталик на колонке воду пил, а ему кто-то из темноты по черепу бутылкой заехал!

Рядом стоял Виталик и прижимал какую-то тряпку к левой части головы.

– А че к нам-то? – поинтересовался Саня.

– Да Виталик говорит, чего-то не поделили с Димой, а тот боец тоже был лысый и в кожанке опять же… – с каким-то виноватым видом сказал Сема.

– Ну наш то не совсем лысый! – весело и громко заметил Леха и кивнул в сторону Димы.

Все вновь расхохотались, заглушая скрежет Диминых зубов.

– Ладно пацаны – извиняйте! – подняв ладонь вверх, сказал Сема и исчез в темноте, увлекая за собой раненого Виталика.

Дождавшись, когда «изыскатели справедливости» скрылись с глаз, все вопросительно уставились на Диму.

– Хорошо стоял… – сказал Дима, пожав плечами и странно коротко улыбнулся.

– Отморозок, – негромко и словно невольно сказал Леха.

Каждый поочередно покачал головой, глубоко вздохнув, а Вадик объявил, очевидно стараясь сменить общее настроение:

– Ваня наливай! Есть там еще что-нибудь?!

Быстро выпили и, разделившись на небольшие группы, не спеша поплелись к дому культуры.

На широкой площадке около клуба отиралась довольно большая, празднично одетая толпа. Мужики в рубашках и пиджаках, некоторые даже при галстуках, а женщины в платьях. Люди стояли в основном молодые и уже порядком выпившие. Мы подошли ближе и нам навстречу вышел Макс – какой-то брат Сани, через седьмое колено, в общем, родственник. Поздоровался, и на мой вопрос, что здесь происходит, насмешливо улыбнулся и ответил:

– Поролон женился!

Мы дружно ухмыльнулись, ведь каждый из нас знал, кто такой Поролон. Это был самый скользкий из всех известных прощелыг. О его верткой расчетливости и умении заработать там, где заработать невозможно, ходили если не легенды, то байки точно. С тем, хоть он и настаивал на названии себя самого модным словом бизнесмен, в контексте сельского размаха, больше чем на барыгу не тянул. Бизнесмены заседают где-то там в столицах, удаленно торгуют недрами и «дарами», учиняют международные форумы, на которых решают, где запустить очередной торговый путь, а Поролон – это так, мелкая нервная тля с купеческими амбициями. Кстати, происхождение его прозвища брало свое начало не от фамилии или характера, а как ни странно именно и непосредственно от названия материала. Дело в том, что когда-то давно он решил купить рулон поролона, но купил не то – не тот размер или толщину. В общем пришел менять, а ему говорят «товар обмену и возврату не подлежит», он взбесился и учинил такой скандал, что об этом чертовом рулоне узнали все. С тех пор в хозяйственном магазине продавцы начинают шутить, когда кто-нибудь покупает поролон. Говорят: «Как бы скандала не вышло», или: «С поролоном – это сразу в суд», так Рома Мичура стал Поролоном. Теперь ему было лет около двадцати, а года четыре назад с ним произошел один казус, как мне кажется, лучше остальных описывающий его предпринимательский талант.

Попросил как-то Рома машину у своего отца, нужно ему было в деревню съездить, километров за тридцать пять от поселка. Отец дал – Рома поехал. Туда съездил, но на обратном пути встал на трассе – бензин кончился. До заправки далеко, к тому же денег нет. Проголосовал и спросил топлива у первого остановившегося – тот налил ему пять литров. Рома поблагодарил водителя и, вместо того, чтобы спокойно ехать домой, продолжил ловить попутки и клянчить бензин, у кого два литра, у кого литр, пока на его взмахи не остановился ЗИЛ. Рома немедленно объяснил ситуацию и попросил выручить, а вошедший в положение шофер так расщедрился, что слил из бака пятнадцатилитровое ведро. Рома обрадовался и стал заливать топливо, но и трети ведра в бак не влезло, как бензин потек через край горловины. Рома только заискивающе улыбнулся, прежде чем последовал удар в лицо. С тех пор у Поролона нос чуть на бок свернут. Его, конечно, били не каждый раз, когда он предпринимал нечто новаторское, но мне думается, даже если бы били каждый, он все равно не смог бы этого бросить – заложник искаженного мировоззрения, не иначе.

Его свадьба гуляла там же, где все остальные, – в центральной столовой, совсем рядом с клубом. И, как бывало, некоторые гости вышли проветриться и, привлеченные ритмичными звуками дискотеки, решили для разнообразия потолкаться здесь.

Портвейн уже ударил мне в голову, и я, чуть отстранившись, стал наблюдать за всей этой человеческой мозаикой. Димон вместе с Саней влезли в свадебную толпу. Леха смотрел на понуро отведшего взгляд Диму и что-то ему говорил, судя по виду – нравоучительное. Зину с Любой подозвал какой-то мужичок хлыщеватого вида, но спустя полминуты общения с ним они неожиданно быстро вернулись ко мне, а после исчезли за дверью дома культуры.

Тем временем народ понемногу прибывал, люди толпились на входе, а из периодически открывающейся и закрывающейся двери вылетали обрывки песни «Happy Nation» группы «Ace of Base». Мне было хорошо, и не желая спугнуть этого ощущения, я отошел от толпы к круглой тумбе для объявлений и афиш. Закурил и, заступив за линию света фонаря, стал смотреть на проходящий мимо народ.

Около дверей кафе «Лира», расположенных с торца клуба в подвальчике, разворачивались какие-то страсти. Вначале я посчитал, что это драка, слов было не разобрать, а общая возня в тени здания очень на это походила. Но вскоре предположительно дерущееся выступили в свет фонаря и стало ясно, что это выясняющая отношения парочка. Это было довольно смешно, к тому же комичности прибавляла комплекция ругающихся – оба были очень полными (но ловкими). Еще как на грех, мужской голос звучал тонко и высоко, в то время как женский рыхло и намеренно занижено. В общем, если бы не одежда и прически их половая принадлежность перестала бы поддаваться определению. Когда эти двое неожиданно бросили ругаться и вместо этого, вцепившись друг в друга, взялись целоваться и бормотать, я не выдержал и рассмеялся в кулак.

– Счастливые… – тихо послышалось за моей спиной.

Я обернулся и чуть было не сел на землю. Передо мной стояла Надя и хитро смотрела на тискающихся толстяков.

– Привет, – выдавил я, и по спине пробежала толпа мурашек.

– А ты что здесь стоишь? – мягко спросила Надя.

Я предпринял некоторую жестикуляцию, не зная, что ответить, потому как башка в долю секунды опустела до дна, но, собравшись, сказал:

– От толпы отошел… курю… – и стал нервно шарить по карманам в поисках сигарет, при том что одна уже дымила между пальцев.

Надя улыбнулась и тактично отвела взгляд.

– Тебя ведь Ваня зовут? – словно нехотя спросила она.

Я кивнул.

– Я знаю, что я тебе нравлюсь… Нравлюсь? – глядя мне в лицо, чуть громче сказала она.

У меня внутри опять все замерло, и моя злорадно ухмыляющаяся паника уже поставила перед глазами трубу туннеля, так что я перестал видеть все, кроме лица Нади. На это я только глубоко напряженно кивнул и выдавил из легких какой-то нечленораздельный звук. Вместе с тем бесконтрольно с силой бросил под ноги окурок, так что искры от него разлетелись вспышкой маленького фейерверка.

– Не хочу здесь быть. Можешь меня проводить? – явно через силу шепнула Надя и сжала лямку висящей на плече сумочки.

Я часто закивал и поплелся за ней, постепенно поравнявшись, когда обернулся на воскликнувшую однократное «Ура» свадебную толпу.

Надя жила на горе в районе каркасных домов, возведенных для проживания недавно строивших местный мясокомбинат новозеландцев в рамках совместного проекта. По окончании строительства новозеландцы уехали, а дома местная администрация распределила почему-то между медработниками. А те, что остались невостребованными, распродала приезжим, потому как местные не верили в новые технологии и считали эти строения холодными для нашей зимы (хотя на практике это и не подтверждалось).

Мы шли медленно, Надя оказалась довольно открытой и болтливой, а я такой олух, как всякий романтик влюбился в нее, не удосужившись не только познакомиться, но и узнать, что она собою представляет в смысле характера. Она говорила о школе, вернее, о том, что у нас ей куда проще учиться чем в городе, а я, кивая, думал, какая сволочь разболтала ей о том, что она мне нравится?

Когда свернули с тротуара на проселочную дорогу, Надя споткнулась и, стараясь удержать равновесие, взяла меня под руку, и тут я словно лом проглотил. Все же погано быть влюбленным, думал я тогда и выписывал себе воображаемые подзатыльники за свой зажим. Но Наде нужно отдать должное – она держалась спокойно и свободно за нас обоих. Не знаю – наверное понимала, что теперь я как бочка с нитроглицерином и сейчас меня лучше не кантовать во избежание взрыва, с возможным поражающим эффектом в форме, допустим, глупых и неуместных заявлений, достойных уст психически больного.

Уже около дома она рассказывала, что нынешние ее подружки ни с того ни с сего уехали на жигулях с какими-то неизвестными парнями, звали и ее, но она отказалась, потому как понимает, что подобные поездки чреваты… Подружек этих, судя по рассказу, я знал куда лучше нее самой, вернее, их приверженность к распутным развлечениям.

Надо сказать, Надю я слушал на столько внимательно, на сколько мне позволяли поочередно всплывающие в голове вспышки мыслей, очевидно пропущенные через сито разных участков психики. «Ты смотри какая смелая! сама подошла, знает все…» – говорило самолюбие. «Ты подумай, какая она шикарная без одежды!» – перекрикивала фантазия. «В койку!» – лезло на голову фантазии вопящее либидо. «Ты руки? поднять не можешь, какая уж там койка!?» – заявлял заваленный хламом, еле слышный здравый смысл. А та часть меня, которая наблюдала за всем этим, думала: «Господи, какой у меня должно быть глупый вид?»

Внезапно губы Нади перестали шевелиться, и я сосредоточился сильней, чем мог себе позволить. Она смотрела мне в глаза, и я, очевидно, должен был что-то предпринять, но только неподвижно смотрел ей в ответ. Надя опять пошла мне навстречу, улыбнулась и поцеловала в щеку, после покопалась в сумочке, достала авторучку, взяла мою ладонь, написала на ней номер, тихо сказав:

– Звони…

– А когда? – ошалело спросил я, не найдя ничего лучше.

Она улыбнулась и, уже поднимаясь по ступеням крыльца своего дома, ответила:

– В приличное время. Пока!