Мещане

– Тюменев, я вас понимаю!.. – крикнула им вслед Домна Осиповна, усаживаясь с Бегушевым и доктором за карточный стол.

Тюменев на этот раз ничего ей не ответил и только усмехнулся.

– В чем Домна Осиповна понимает вас? – спросила его Мерова.

– О, она целый день надо мной подтрунивает и, может быть, права в этом случае! – произнес Тюменев с сентиментально-горькой усмешкой.

В это время они проходили уже гостиную.

– Посмотрите: это настоящий Калям[37 - Калям Александр (1810–1864) – швейцарский пейзажист.]! – говорил Тюменев, показывая на одну из картин и, видимо, желая привести свою даму в несколько поэтическое настроение.

– Калям? – повторила равнодушно Мерова.

– Да!.. – протянул Тюменев и довольно сильно пожал локтем ее руку.

Мерова поспешила освободить от него свою руку.

– А эта женская головка, – продолжал, не унывая, Тюменев и показывая на другую картину, – сколько в ней неги, грации… Как, вероятно, был счастлив тот, кто имел право целовать эту головку.

– А может быть, ее никто и не целовал! – возразила Мерова.

– Нет! Непременно целовал! – воскликнул Тюменев. – Я неисправимый поклонник женской красоты, – присовокупил он, и что-то вроде вздоха вылетело из его груди.

– Вы? – переспросила его Мерова.

– Я!.. И убежден, что человек, который имел бы право вас целовать… О! Он был бы счастлив бесконечно.

Тюменев, как мы видим, не совсем искусно и тонко любезничал и с Домной Осиповной и с Меровой; привычки не имел на то: все некогда было – служба!

– Не полагаю, чтобы был счастлив! – возразила Мерова.

В маленькой гостиной они уселись рядом на диване.

– Знаете что, – начал Тюменев, окончательно развернувшийся, – в молодости я ужасно был влюблен в одну женщину!.. (Никогда он во всю жизнь свою не был очень влюблен.) Эта женщина, – продолжал он, делая сладкие глазки и устремляя их на Мерову, – как две капли воды походила на вас.

– На меня?.. Но что же из этого? – спросила она.

– То, что вы поэтому – мой идеал! – больше как бы прошептал Тюменев.

– Вот как!.. Это очень лестно! – проговорила Мерова негромко.

– Лестно, но и только? – спросил Тюменев.

– Чего же вам еще? – отвечала Мерова.

– Маленького участия, маленького сожаления! – говорил Тюменев нежным голосом.

Сильно можно подозревать, что над всем этим объяснением Мерова в душе смеялась; но по наружности была совершенно серьезна.

– Фи!.. Сожаления!.. – произнесла она с маленькой гримасой.

– В таком случае дайте мне чувство ваше, – шептал Тюменев.

– Если оно будет! – отвечала Мерова, пожимая своими плечиками.

Послышался звонок; Прокофий поспешил отворить дверь.

Мерова прислушалась, кто именно приехал.

– Это, должно быть, Петр Евстигнеевич, – проговорила она и, проворно встав с дивана, пошла к играющим в карты.

Мерова по опыту знала, что если бы ее Петр Евстигнеевич увидел, что она вдали от прочего общества сидит вдвоем с мужчиной, так не поблагодарил бы ее; разрешая себе всевозможные шалости, он не позволял ей малейшего кокетства с кем бы то ни было.

Опешенный таким быстрым уходом, Тюменев тоже последовал за ней.

Приехал действительно Янсутский, а вместе с ним и граф Хвостиков.

Все заметили, что на обоих лица не было, особенно на Янсутском, который позеленел даже.

– Извините, Александр Иванович, – начал он, – я несколько опоздал, – дела меня задержали, но я все-таки непременно желал навестить вас, а потом вот и за ней заехал!

На последних словах Янсутский указал головой на Мерову, которая смотрела на него с некоторым недоумением и вместе с тем принялась глазами отыскивать свою шляпку.

Тюменеву Янсутский сначала было издали поклонился; но тот на этот раз сам протянул ему руку. Янсутский объяснил эту благосклонность Тюменева тем, что он покормил его обедом.

Доктор, бывший тоже домашним врачом Янсутского, не выдержал и спросил его:

– Правда, что Хмурин обанкрутился?

– Совершенная правда!.. – отвечал Янсутский. – Мы сейчас от него.

– Что же он говорит?.. Как сам объясняет свое банкротство? – расспрашивал доктор.

– Как он объясняет? Добьешься толку от этого кулака и мошенника!.. – бранился Янсутский. – По его, все от бога произошло: «Бог, говорит, дал, бог и взял!..» А у вас его акции еще на руках? – спросил он Домну Осиповну.

– Ни одной нет: я тогда же их отправила к мужу в Петербург, а он их там продал! – мгновенно придумала та и вместе с тем делала аккуратнейший счет своему выигрышу, так как пулька кончилась.

– Счастливица! – произнес Янсутский.

– А вас Хмурин зацепил немножко? – спросил Бегушев.

– Не немножко!.. Напротив, очень множко… Россия – это такая подлая страна, что… – Янсутский, не докончив своей мысли, обернулся к Меровой: – Если вы хотите, так поедемте!

– Да, я поеду! – отвечала та, надевая шляпку, которую уже держала в руках.

Несмотря на свою непрактичность, Мерова, однако, поняла, что с Янсутским что-то такое очень нехорошее случилось.

– Вам лучше в Петербург ехать… Там главные операции Хмурина… Очень может быть, что он фальшивый банкрот! – посоветовал Тюменев Янсутскому.