Последнее лето

– Да не забыл, но мало ли… Может, в другое место куда перенесли.

– Да пошто? Там же нужник и стоит, за баней.

Юрий пошёл в огород. Амур, увидев чужого, залаял было, но потом, узнав подзабытого гостя, умолк.

– Как Роман-то служит? – спросил отец у дочери о её старшем сыне.

Наталья пожала плечами:

– Вроде нормально.

– Сколько ему ещё осталось? Год?

– Весной год был, значит, ещё один остался.

– Он нам сперва-то писал, а сейчас перестал чего-то. Редко когда напишет. Может, осерчал на что?

– Да ну… осерчал… На что ему серчать-то? Так… времени, может, нету.

Снова замолчали. Наталья, задумавшись о чём?то своём, сорвала травинку, взяла её в зубы. Из сенок вышел кот, махнул из стороны в сторону хвостом и улёгся у Матвеевых ног на нижней ступеньке крыльца.

– Так вы пошто на день-то только приехали? – спросил старик через некоторое время. – Что, даже на недельку нельзя остаться?

– Нет, пап, не получается. У Юры дела.

– Ты же писала, он сам себе хозяин.

– Сам, да не сам. Делам не прикажешь. И Валерку через месяц заберём, нечего ему тут прохлаждаться.

– Как через месяц? – удивлённо вскинул брови отец. – Вы чего это нынче, а? Сами на ночь всего приехали и Валерку уже через месяц заберёте. Пошто так?то?

– Пап, ему на следующий год уже в институт поступать, а у него по английскому кое-как четвёрка выходит. Вот мы и нашли репетитора, чтоб поднатаскал его за лето. Понимаешь? Так что, Юрий числа десятого июля приедет, заберёт его.

– Так, год целый ещё впереди, успеет, поди, выучится. Мало вам, что ли?

– Мало. Надо, чтоб английский был на твёрдую пятерку. Даже с плюсом.

– А зачем ему этот английский?

– Ну-у… – протянула дочь, наморщив носик. Потом словно бы нехотя ответила: – Ещё рано говорить, конечно, но мы хотим его в Москву отправить учиться.

– В Москву? – ещё сильней удивился Матвей. – Зачем в Москву-то? Ближе, что ли, ничего нету?

– Такого нету. Мы хотим, чтоб он в МГИМО учился.

– Это чего такое?

– Ну это… В общем, там на дипломатов учат. Институт международных отношений. Это очень престижно и пер-спективно, но туда просто так не поступить, блат нужен.

– Блат? – переспросил отец.

– Ну да… связи, то есть, знакомства. Ну и у Юры там нашлись кое-какие варианты. В общем, есть возможность пристроить Валерку. Конечно, денег очень много надо, ну и язык знать всё равно нужно.

– Тьфу ты, – ругнулся старик, – взятку, что ли, давать собрались?

– Ой, пап… Скажешь тоже – взятку. Не взятку, а так… Понимаешь, сейчас время такое, что без денег и без связей ничего не решишь.

– Опять у тебя время какое-то, – Матвей недовольно помотал головой. – А Валерка-то сам хочет туда? А то, может, оно ему сто лет не надо.

Дочь скептически усмехнулась:

– Сам… Да он сам пока ничего не хочет. У него в голове только в футбол погонять, музыку послушать, да «когда в деревню поедем?».

– Так чего, Юрий твой шибко богатый, выходит? Раз знакомства у него в Москве, да взятку давать собрались.

– Пап, давай больше не будем ни о каких взятках говорить, хорошо? – с напором сказала дочь, недовольно зыркнув на отца.

Матвей, не ответив дочери, снова спросил:

– Чего Юрий-то твой делает? Где он работает, что сам себе хозяин? Он раньше вроде как на обувной фабрике инженером был.

– Он и сейчас там же, на обувной фабрике, только в кооперативе.

– Слушай, а ты можешь мне толком объяснить, чего это такое? Кооперативы-то эти. С чем их едят-то? А то, вон, люди говорят, там одни барыги да хапуги.

В сенках послышались шаги, зять возвращался из огорода.

– А вот он сам идёт, у него и спроси, – кивнула на мужа Наталья.

– О чём спроси? – глянул на Матвея зять, снова усаживаясь на лавку.

– Да вот папа спрашивает, чем ты занимаешься. Как это, что сам себе хозяин? Я сказала, что у тебя кооператив.

– А-а… – протянул Юрий.

– Это, я так понимаю, под тип артели, что ли? – уточнил Матвей. – Раньше были такие…

Юрий кивнул головой:

– Верно, папаша, под тип артели.

– Ну и чего ты делаешь там?

– Чего делаю-то? – зять усмехнулся. – Да разное.

Юрий был вторым мужем Натальи, она вышла за него девять лет назад. К родне жены он относился с нейтральной прохладцей: нос не воротил, но и душу особо не раскрывал.

– Разное, это чего? – продолжал расспрашивать Матвей. – Вот я после войны в одной артели работал, так мы коромысла там делали, дуги гнули, полозья к саням.