– Да кто угодно. Здесь такой бардак… Даже больные могли подшутить. Нет, что это я – наверняка больные… Они однажды добрались до громкой связи в гинекологии и всем велели явиться в ординаторскую без трусов…
Следователь не улыбнулся, только вздохнул.
– И сколько времени вас не было?
Александр Павлович пожал плечами.
– Полчаса. Сорок минут…
– Сорок минут ходили по кабинетам?
– Я постоял в вестибюле, подождал – мало ли что… Покурил в туалете…
– Кто-нибудь может подтвердить, что вы именно постояли и покурили?
Прятов задумался.
– Сестры приемного покоя… я же говорил с ними, когда спустился.
– Когда спустились, вот именно. Вам ответили, что вас никто не звал. А дальше? Эти сестры – что, пошли с вами по кабинетам? И в туалет с вами пошли курить?
– Нет, – Прятов опустил голову и уставился в пол. – Обычно они ходят, но на этот раз не пошли. Я был один.
Он подумал о гинекологе, которого видел в смотровой, но тот был настолько занят, что на него нечего было надеяться.
– А вы их звали с собой?
– Не звал, к сожалению.
– Понятно. Кем был принят звонок?
– Медбратом, его зовут Михаил.
– Вы сами не разговаривали с тем, кто вас якобы вызвал?
– Нет, только он. По местному телефону.
Следователь перевернул лист и задумался.
– Что вы можете сказать о поведении вверенной вам палаты в ночь вашего дежурства?
– Все было тихо.
– Вы заходили внутрь проведать больных?
– Нет, не заходил.
– Почему? Это ведь входит в ваши обязанности?
– Не совсем так, – лицо Александра Павловича пошло красными пятнами. – Среди них нет острых больных, требующих постоянного наблюдения. Им оказана помощь, они проходят стандартный курс планового лечения. Никого не лихорадит, ни у кого не расстроен кишечник. Не было никакой надобности заходить и проверять. Когда кто-то нуждается в наблюдении, мы так прямо и пишем в истории болезни, в листе назначений: наблюдение дежурного врача.
– А кто писал назначения для девятнадцатой палаты? Не вы ли сами?
– Я сам.
– Понятно. Значит, вы самостоятельно решали, кого вам наблюдать, а кого – нет?
– Получается, что так.
– Хорошо, – следователь подробно все записал. – А как же соблюдение режима? Точнее, его нарушение? Давайте говорить начистоту: дело выглядит так, что ночью в отделении состоялась пьяная ссора, и кто-то ударил вашего больного бутылкой по голове, в туалете. Как же могло получиться, что вы не в курсе?
– Было очень тихо, я повторяю, – не сдавался Прятов. – Насколько я понимаю, все произошло, пока меня не было. В отделении оставался средний персонал: медбрат и медсестра. Спросите у них.
– Спрошу, – зловеще пообещал следователь. – Что вы можете показать о потерпевшем?
– Ничего ценного, – быстро ответил Александр Павлович, думая о жалобе – успел ее написать Кумаронов или нет? Отправить по назначению, судя по поведению Дмитрия Дмитриевича, не успел точно.
– Вот это уже странно, – нехорошо улыбнулся тот. – Вы же его лечили!
– Довольно недолго, – парировал Прятов. – За пару дней человека не узнаешь. Или вас, может быть, диагноз интересует? Анализы? Лечение?
– Диагноз мне уже известен, – покачал головой следователь. – Меня интересует личность и ваши отношения с этой личностью. Неужели у вас даже первого впечатления не осталось?
– Нет, – как можно суше ответил Александр Павлович. Он очень глубоко переживал происходящее и сжал кулаки. Следователь покосился на них:
– Почему вы нервничаете?
– Собираюсь с силами, – измученно повинился Прятов. – Я все-таки с дежурства. Доктор не лошадь.
– Понимаю. И все же – как насчет первого впечатления?
– Если вы о личности, то оно, повторяю, довольно блеклое. Человек, как человек… – Он чуть было не брякнул, что Кумаронов был блатным, но вовремя сообразил, что вывести это следователь никак не мог сам, так как Кумаронов попал в общую палату. И просвещать следователя ни к чему, иначе можно навредить Николаеву и Васильеву. Тогда ему точно конец.
Следователь с минуту подумал.
– В отделении не было посторонних? – спросил он резко. – Вы никого не встретили? Родственники, гости из других отделений?
Прятов решительно отвечал, что посторонних не было.
– Распишитесь, – приказал гость.
18
Следующей была допрошена Марта Марковна, которая не сообщила ровным счетом ничего, но чем-то расположила к себе следователя.
Он откинулся на спинку стула и даже немного отъехал на нем из-за стола, наслаждаясь искренним волнением Марты Марковны. И начал беседу со своего излюбленного вопроса: что, дескать, она может рассказать по сути дела?
Та схватилась за свою областную мясомолочную грудь.