Опята. Роман

– Да вылезайте уже, – гадливо позволил им Гастрыч, думая, что от этой парочки давно пора избавиться. Толку решительно никакого, а удобрения кончаются. – Давно, – он вновь обратился к Амбигуусам, – это такая кликуха. Под нею шикует прешикарнейший человек. Так вышло, что мы познакомились… сошлись немного.

Гастрыч не уточнил, где именно.

Окулист, не имевший криминальных связей помимо Куккабурраса, смекнул, что и здесь он останется в дураках.

«Настучу на всех и на каждого, – подумал он злобно; под влиянием момента – необдуманно. – Плевать на прошлое, отмоюсь. Чуть что пойдет не по-моему – настучу».

23. Давно минувшее

– Были и мы рысаками, милый Флинт, – Давно насильно втиснул Куккабурраса в плетеное кресло, для того неудобное. Он откровенно издевался, так как его если не по-, то со-дельник никогда не числился среди рысаков и в некоторых крайних случаях принимал виагру. – Скакунами! Особенно ты выделялся… Смотри, смотри, синхронное плавание! Иди – окунись, освежись, порезвись! Я вижу, ты прямо взмок… смотри, сопреешь… опрелости, детский крем, грибок…

Узловатые пальцы Куккабурраса пробежались по трости, гадая, что выбрать: бритву, шило, однозарядное огнестрельное оружие, удавку, которые все там притихли и спрятались, а то и просто вывинтить саблю за набалдашник. Но взял себя в руки при слове «грибок».

– Ешь, пей, брат Флинт, – Давно широким жестом окинул стол, и вправду богатый внаглую.

– Спасибо тебе, любезнейший, и уже Давно, – отреагировал Куккабуррас и выбрал грушу.

– Что ты взял? Что ты такое взял? Ты коньяк пей, водку пей! Погода хорошая!

– Я взял грушу. Это полезный, питательный, дозволенный плод. Иногда застревает в глотке, но лишь на Господних путях, неисповедимых, Давно…

Действительно: солнце палило в полную силу. И жарило, не разбирая ступеней криминальных иерархий. Но самому Давно недавно это сезонное неудобство стало в сладость – после того, как в косметическом салоне ему откачали полцентнера жира. А то он вообще не умел появиться ни на людях, ни на солнце, ни в тени.

Глядя в красное, хамское рыло Давно, Куккабуррас вежливо отказался от горячительных напитков.

– Я лучше освежусь, – он улыбнулся и взял себе бутылку нарзана.

– Вах, какой недобрый гость! – Давно покачал головой. – Сначала – еда, потом уже – серьезный базар. Так у нас принято, брателло Флинт.

– Да что в нем серьезного, – пренебрежительно молвил тот, выказывая неуважение: мол, не специально пожаловал, а так, проезжал мимо и завернул на огонек. – Пустяки. Такие мелкие, что даже неудобно заводить разговор.

Тут ему пришла в голову блестящая мысль:

– Послушай, Давно, – сказал Куккабуррас и решительно вонзил трость в песок. Мирная и хищная жизнь глубинных, никчемных обитателей песков оборвалась моментально, здесь и сейчас.

– Я слушаю, – разнеженным эхом ответил хозяин. – Я слушаю покуда плеск волн. И веселые крики рыбочек-цыпочек. Пока что я не слышу ничего другого, достойного внимания, не говоря уж об интересе.

– Ты владеешь двумя платными сортирами на окраине, – приступил к делу Эл-Эм. – Уступи мне их по-братски.

– Ты, наконец, занялся надежным сортирным бизнесом, – похвалил его свинообразный Давно и залпом выпил добрую половину фужера; в фужер был налит крепкий и сладкий ликер. По-буржуйски закусил ананасом и рябчиковым крылом. – Зачем тебе сортиры, Эл-Эм? К тому же ты помнишь…

– Да-да, – поспешно согласился Куккабуррас. – У нас возникли досадные разногласия из-за пары дерьмовых бензоколонок. Какой-то Лук? Какой-то Ойл? Жареный лук. Я готов на обмен, любезный брат. К чему ругаться братским душам?

Давно отставил бокал и внимательно уставился на гостя. С чем он пожаловал? Ищет конкретного мира? С чего бы вдруг? На кой-такой ляд ему сдались сортиры, еще и не перестроенные под фешенебельные рестораны? Или это всего лишь прикрытие, обманный ход, усыпляющий бдительность?

Спеша закрепить сказанное, Куккабуррас вымолвил дополнительно:

– И вот еще что – мне помнится, мы немного повздорили насчет игрового павильона. Я готов уступить его. В качестве, если тебе будет угодно, дружеского жеста. Хозяйничай там, Давно.

Это он вымолвил зря. Давно смекнул, что затевается нечто серьезное, превосходящее прибылью все сортиры и павильоны, вместе взятые.

– Так сразу решить не могу, дарагой, – он начал поигрывать двузубой рыбной вилкой. Зубы делались на заказ из мамонтова бивня; Давно еще шутил: хорошо бы, мол, из маментового, чтобы всех их, ментов, под лед, в тундру, и драть потом клыки тысячелетней выдержки. – Здесь надо подумать. Вопрос непростой, он не решается так вот, с наскоку, с кондачка. В бизнесе участвуют и другие люди. Ты думаешь, Давно владеет земным шаром? – с усмешкой спросил Давно, ибо в его понимании земной шар давно свелся к предметам торга, тогда как самим-то шаром он давно владел, но каким-то другим, не земным. – Я должен перетереть с людьми.

– Перетирай, но не затягивай, – кивнул Эл-Эм, пытаясь подняться. Давно не двинулся с места, чтобы ему помочь. – Уже уходишь? Зачем? А как же рыбки? банька? баиньки с рыбками в баньке?

Он не успел продолжить и модернизировать слово «баиньки», чтобы оно лучше отражало процесс: недоставало еще одной буквы, самой первой, гласной. Куккабуррас брел к машине, а гориллоиды спешили к нему навстречу, молча проклиная песок.

– Созвонимся, – бросил через плечо Эл-Эм.

– Обязательно, брат, – крикнул ему в спину Давно, чуть-чуть растерянный. Может быть, он упустил случай пойти на весьма своевременную мировую? И так уже положили много людей возле этого павильона. А теперь еще и сортиры попадут под нешуточный артиллерийский обстрел. Подобный визит – дело серьезное, вопреки усыпляющим речам гостя.

Надвинув солнцезащитные очки, он следил, как авторитет загружается в салон лимузина.

«Ладно, – решил про себя Давно. – Ему важнее, чем мне, коли сам приехал, а если так, то он еще раз придет. Или пришлет кого».

Давно был прав на три четверти. Куккабуррас, во-первых, вернулся сам, а во-вторых, прислал кого.

Прошло полчаса с той минуты, когда лимузин умчался к воротам и выехал на шоссе, и вот из ближней рощи вышла скрюченная фигура, довольно бодро и все бодрее шагавшая вниз по склону. Она спускалась к пляжу, где так и стоял питательный стол, за которым Давно разбирался с шампанским и виски. Давно любил смешивать самые разные напитки – даже больше любил, чем закусывать.

Невзрачный, кривой, да одноглазый человек спускался удивительно быстро и выпрямлялся при спуске в полный, хотя и невысокий рост; на сей раз он обходился без трости, но в нем и так нетрудно было признать Куккабурраса. И охрана его признала. Эл-Эм шел один. Поэтому она не стала крутить визитеру ноги и руки, а лишь напряглась, а самый ближний к Давно охранник что-то сказал. Давно, прощаясь воздушными и водными поцелуями с рыбками, развернулся вместе с креслом.