Дубинка Махакалы. В поисках йети. Пятый том

– Это значит, если я заболею, все будут смотреть, как я помираю, и палец о палец никто не ударит?

– Не скажи, это уже зависит от твоей кармы, – последовал ответ.

– Это не люди, – сделала заключение Ирина. – Это Средневековье какое-то. Даже хуже!

– Ну почему? – обиделся за своих бурятских друзей профессор Пыжов. – Они ведь как рассуждают: что собака, как и человек, имеет шанс в будущем стать Буддой.

– Знаете, профессор, – не унималась Ирина, уже снова садясь за руль автомобиля, – я тут недавно, во время обеденного перерыва прочитала в одном журнале притчу как раз на эту тему! Вот уж не думала, что увижу здесь такую жизненную иллюстрацию – я вообще-то очень плохо притчи запоминаю, анекдоты там всякие… Вот есть же люди, у меня куча знакомых, они анекдот за анекдотом могут травить, один за одним, один за одним… Я после второго-третьего уже не могу в анекдот вслушиваться, все думаю: «Как это у них в голове-то умещается все! Или всплывает откуда-то из глубин памяти? Как рыба?» – рассуждала Ирина. – И ведь все по делу, как бусины на ниточку они эти истории нанизывают… Ну да ладно. Мы же сказания приехали собирать, так? Так вот, что я об этом думаю, притчей вам расскажу:

Так уж случилось, что человек умер. Его любимый пес вгляделся в его лицо, перестал выть и тоже умер. Подошла душа человека к вратам с надписью «Рай», а рядом оказалась душа его собаки. И тут заметил человек надпись на вратах, удивительно знакомую, как дома: «С собаками вход воспрещен!» Помедлил минуту человек и не вошел в эти врата. Побрели они по дороге, видят другие врата. Никакой надписи, только рядом старец сидит. Задумчивый такой. «Простите, уважаемый, – говорит душа человека, – а что за этими воротами?» «Рай», – отвечает ему старец. «А с собаками можно?» – спрашивает душа человека. «Конечно, можно!» – отвечает ему старец. «А там раньше, что были за врата?» – «Те были в Ад. До Рая доходит только тот, кто не бросает друзей».

– Сейчас в дацан приедем, я тебе, Ирочка, тоже притчу расскажу про собаку. Буддийскую, – улыбнулся профессор.

Кирилл все так же задумчиво и безотрывно смотрел в окно.

– Никто не друг, никто не враг, но каждый – твой учитель, – тихо, словно бы для самого себя, проговорил он.

Машина экспедиции вырулила на большую дорогу и покатилась по направлению к зданию с разноцветными крышами-лодочками.

***

Огромная рыба, которая плавала вокруг сундука, всплыла кверху брюхом, и к берегу прибило ее раздувшийся труп – к тому самому месту, где еще недавно оставил на песке след сундук, добыча рыжего мальчика.

ГЛАВА 5

К дацану шумно подъехал автомобиль. Резко сбросив скорость перед воротами, водитель ударил по тормозам так, что сидевшие внутри пассажиры сильно подались вперед. Получив от них тумаков, водитель перевел автоматическую коробку передач на паркинг и повернул ключ на «стоп». Щелкнул центральный замок. И трое кладоискателей вывалились наружу, громко хлопнув дверьми.

Чертыхаясь и переругиваясь друг с другом, они направились к главному зданию. На их шум отреагировал монах, стоявший неподалеку от входа.

– Тшшш.… Не шумите так, пожалуйста. Добро пожаловать.

– Прошу прощения, – извинился Лео, театрально прижав к груди правую руку.

– Вам сюда, – пригласил их монах внутрь дацана.

В глубине одной из его комнат сидел старый монах и рисовал. Дымились благовония. Стены и потолок украшали рисунки, на которых были изображены монахи: один в оранжевом платье сидел под деревом, другой стоял перед мужчинами и женщинами в обычных одеждах, третий сидел в окружении мужчин и женщин в таких же оранжевых платьях, четвертый гладил корову, пятый шел по джунглям и вел за собой животных… И еще много-много других таких рисунков. Полутьма помещения скрашивалась мягким умиротворяющим светом небольших ламп, лившими его вокруг себя. Света было достаточно, чтобы рассмотреть главное. В дверном проеме появилась лысая голова Гоши.

– Здравствуйте!

Старый монах развернулся от картины к гостю и, широко улыбаясь, протянул ему руку для приветствия. Однако рука так и осталась протянутой в воздухе.

Гоша шмыгнул носом и посмотрел на картину. Картина ему показалась странной и размытой.

– Что это ты такое намалевал? – спросил Гоша старого монаха.

– Душу овцы, – ответил тот.

– Что за параша? Где это ты видел овечью душу!? – удивленно спросил Гоша.

Старый монах внимательно посмотрел на Гошу и остановил свой взгляд на руке с наколкой.

– Я тоже в тюрьме был, попал чабаном, простым чабаном, а вышел художником! Представляешь? Это чудо!

– Тебе видней. Долго сидел?

– Достаточно. Это было еще в советское время. Кстати, я там познакомился с весьма умными людьми. Со мной в камере, например, сидели второй секретарь горкома партии, доктор философских наук и чемпион Советского Союза по самбо. Представляешь? Я у них многому научился.

– Ну, раз ты свой, монах в законе, – усмехнулся Гоша, – то скажи, вот если я тебя сейчас изувечу, ты будешь защищаться?

– А зачем?

– То есть, тебе все равно? Душа овцы для тебя важнее собственного здоровья?

Старый монах молча посмотрел на него, затем сочувственно вздохнул, отвернулся и продолжил рисовать.

– А сам-то ты можешь какую-нибудь гадость сделать? Заманить, например, меня в вашу бурятскую ловушку? – продолжил, сплевывая, Гоша.

– Во имя благородной цели – да! – ответил старый монах.

– Вот как, значит, по-благородному. И что? И голову мне можешь отрезать, когда я спать буду?

– Смотря сколько людей ты решил погубить, – ответил монах. – Ради их блага, может, и тобой придется пожертвовать.

– Как ты это узнаешь? Я же тебе еще ничего не сделал!

– Так сделаешь, – утвердительно сказал монах, продолжая рисовать.

Внезапно Гоша замахнулся на старого монаха с намерением ударить его кулаком в ухо. Но тот вовремя нагнулся, одним движением снял картину с мольберта и, вынырнув из-под мышки у Гоши, вышел из комнаты, а Гошин кулак попал в стену прямо на торчавший из нее гвоздь, непонятно за какой надобностью туда забитый. Гоша взвыл волком. В это время в комнату вошел Бармалей и увидел приятеля, который начал уже то ли мычать, то ли рычать в попытках снять с гвоздя изувеченный кулак.

– Ты чего тут делаешь? – в недоумении спросил Бармалей.

Гоша с трудом оторвал окровавленную руку от стены. Вокруг гвоздя образовались красные ручейки. Нарисованная на стене сцена встречи человека в оранжевом платье с грязным лесным разбойником с длинными растрепанными волосами будто бы ожила. Ангулимала, а это был именно он, с открытым в рычании ртом, заиграл новыми красками.

– Боже мой! – воскликнул Бармалей, не зная чему больше удивляться – не то получившейся картине, не то Гошиному участию в ее преобразовании. Но взял себя в руки, достал из кармана платок и обернул им окровавленную руку друга.

– Но ведь не сделал же я ему ничего! Ты видел?

– Да не видел! Когда я зашел, он уже выходил.

– Вот сука. Я его даже пальцем не тронул. Попадись он мне в столице – шнурками бы удавил. Гнида.

Бармалей посмотрел на белые шнурки Гошиных ботинок и удивленно спросил:

– А почему у тебя белые шнурки?

– Других не было. Не канают, что ли? – отвлекся от своих причитаний Гоша.

– Да не, я просто так спросил… Давай валим отсюда, пока ты еще какую-нибудь картинку не раскрасил, художничек!