Рокот полуяви: Великое делание

Рокот полуяви: Великое делание
Алексей Теплухин

Повстречав ясносветлую звезду, представшую в образе девы, Глеб стал ведуном – его сознание пробудилось. Он выпросил у звезды право быть её спутником и подняться к вершинам мироздания. Сможет ли смертный уравняться с небожителями и при этом сохранить свою сущность?

А по пятам за ними уже идёт тёмный змей, которого принято называть Гасителем звёзд.

Алексей Теплухин

Рокот полуяви: Великое делание

1. Хождение за седьмое небо

Посвящается моей маме Теплухиной Л.И.

Берег

Глеб стоял у автобусной остановки. Вечерело. Сумрак, наползающий откуда-то со стороны копчёных пятиэтажек и частных домиков, переваливал через шоссе и захлёстывал небо. Холодное блёклое небо, которое, впрочем, и в полдень казалось выстиранным и безликим, потому и солнце предстало намалёванным пятном… Ничуть не лучше, чем этот фонарь. Фонарь, чей жиденький свет бесстрастно лизал асфальт с бордюрами вместо того, чтобы сложиться в снопы, сгрести себя в пук и сделаться чем-то действительно стоящим. Зачем ты разгорелся сейчас, когда тьма ещё не поглотила город? Зачем ты нужен? Этот вопрос можно адресовать многим – и автомобилям, мчащим людей до бесконечности, и тем, кто суетился на рынке возле торговых палаток, возил тележки, нахваливал свой товар, вожделел приобрести нечто… Зачем вы здесь? Его усталый взгляд скользил по фигурам, выхватывал лица, запоминал итог очередного душного июльского дня, а в руках покоился свёрток.

Это был плащ – приобретённый в школьные годы, специально для театральной сценки, где ему отводилась роль королевской мантии. Цвет, некогда кофейно-молочный, теперь превратился во что-то трудно узнаваемое, то ли блёкло-серое, то ли отдалённо напоминающее перламутр. Школьный приятель недавно для чего-то просил эту вещицу – теперь Глеб забрал её обратно. Тряпка тряпкой, а память хранит. Он не любил расставаться с предметами, как-то отразившимися в жизни, хоть пустяшными, хоть по-настоящему полезными. Барахольщиком его окрестили давно и неслучайно, однако прозвище – не смущало. Он, в целом, довольно легко относился к поддёвкам и даже оскорблениям, будучи направленным скорее на созерцание, чем на действие. Потому отличался медлительностью, молчаливостью, задумчивостью, раздражая присутствующих рядом.

На остановке напротив он увидел красивых девушек – с ярким макияжем, в лёгкой одежонке, едва прикрывающей тело, с блестящими украшениями, наверняка ненастоящими, но броскими. Самое главное, девушки обладали именно такой внешностью, которая была в ходу в последние десять-двадцать лет.

С улыбкой, всегда слабо проглядывающейся на его тяжёлом глинистом лице, Глеб подумал о том, что уже его одноклассницы стремились к той внезапно востребованной, распутной красоте, которая сегодня захватила жилые квартиры. Одна из прелестниц – а они являлись самыми что ни на есть прелестницами, потому что стремились прельщать, и не более, – поймала его взгляд и, хищно сверкнув глазками, ответила плотоядным оскалом, вполне чарующим и манящим. Подъехавший автобус прорезал пространство между ними, затормозив несколько дальше положенного, – в любом случае, Глеб вот-вот отвёл бы глаза и проигнорировал, как делал всегда, когда объект наблюдения – всего лишь объект! – вдруг замечал его и реагировал как-то в ответ.

Несмотря на всю сдержанность и беспристрастие, он с трудом переключил внимание, словно ещё чуть-чуть, и осознал бы некую очевидность. Девушка кивнула, подмигнув и цокнув языком. Этот её жест заставил Глеба дёрнуться, будто ударило электрическим током, из-за чего он споткнулся и чуть не упал. Автобус пыхнул выхлопной трубой и поехал дальше, а в уши врезался звонкий смех. Отряхнувшись, он поправил выроненный плащ, начал было сворачивать, но вдруг решил, что не хочет нести этот свёрток, так как отправится домой пешком, не дожидаясь транспорта. Глеб накинул плащ на плечи, щёлкнул застёжкой и зашагал по обочине.

Прилетевшая полумгла, предвестница ночи, жирными размашистыми мазками прятала различия. Он осязал кожей мельтешащих людей и в то же время брёл точно во сне, точно в коконе, благодаря которому его не касалась окружающая действительность. То ли вокруг – спящие, то ли ему дрёма свила почти непроницаемую защиту…

Возле входа на рынок к Глебу прицепился мужичонка цыганской наружности, который писклявым голосом сообщал о чём-то великом и загадочном, подвластном лишь ему одному, после схватил руку Глеба ладонью вверх и начал «читать по линиям».

Он попытался объяснить цыгану, что не верит в хиромантию, физиогномику и прочее (хотя, на самом деле, читал подобную литературу и пробовал практиковать). Цыган то ли внял словам «клиента», то ли по какой-то другой причине отбросил его ладонь – даже отшатнулся. Будь кто другой на месте Глеба – непременно обиделся бы, заскандалил, а этот усмехнулся тем же самым образом, как другие часто фыркали ему прямо в лицо, махнул и пошёл дальше. Всё равно! – сердце рвётся, как птица в силках, разум шаток, а на небе уже проглядываются звёзды.

Двадцать минут по дорожке вдоль полупустого шоссе и коттеджей, затем пересечь трассу и через дебри выйти к одному из двух озёр, украшающих здешнюю местность. Ближе к ночи тут тихо-тихо, как будто не случалось шумных компаний и десятков людей утром, о которых ныне свидетельствовали лишь горки мусора и бутылки, напоминающие крохотные курганы и крохотные тела павших воинов. Глеб жил в доме по ту сторону трассы, где располагался завод, супермаркет и пожарная часть, – там вместе с пятиэтажными старыми жилищами соседствовали частные постройки, похожие на деревенские избушки.

Он присел на берегу и смотрел, как звёзды отражаются в озёрном зеркале, подёрнутом рябью. Зрелище красивое, магическое… можно представить, как далёкие предки также вздыхали о недосягаемых вершинах, куда потомки сумели вырваться на ревущей ракете. Только тогда, в прошлом, в воздыханиях было куда больше смысла – они верили, что там божества, а теперь мы знаем – там космическая безграничность, невесомость и чёрные дыры… что толку по ним вздыхать?

Зазвонил телефон – родители, уехавшие в гости к родственникам за тысячу километров. Он принял входящий вызов, поздоровался. Мама интересовалась по поводу статьи, отправленной в редакцию.

– Нет, не приняли… ничего не говорят… – Глеб не любил общаться по телефону, тем более упоминать о том, что доставляло неудовольствие.

– Я нормально, – он продолжил говорить ещё более вяло и тягуче, когда заметил на небосводе ярко горящую точку, свет которой постепенно лишь возрастал.

«Падающая звезда?» – мелькнула мысль.

– Хорошо всё у меня, да…

А потом поспешно выдохнул:

– Ладно, пока!

Точка превратилась уже в пылающий бесформенный объект, мчащийся вперёд. Глеб утёр выступившие слёзы и припал к кромке травянистого берега, когда светящаяся штуковина пронеслась у него над головой и внезапно потухла, где-то перед пожарной частью, прямо на дороге.

Пролежав ничком полминуты или минуту, он поднял голову и прислушался: никакого взрыва или шума не последовало, хотя что-то должно было разлететься на куски, как в фильмах об НЛО (а произошедшее ассоциировалось у него именно с НЛО). Рядом прошла улыбающаяся парочка влюблённых, держась за руки. Они беспечно ворковали о разных пустяках, что было понятно по интонациям голосов. Глеб поднялся, осмотрелся по сторонам, обратился к дядьке, который с мрачным видом выгуливал собаку:

– Извините, Вы не видели тут такой сверкающей штуки?

– Что?

– Ну, вот сейчас над нами пролетела…

– Проспись, алкаш!

Покачав головой, Глеб вышел к шоссе – наверняка там можно будет найти больше полезного. Сейчас, когда на любом замусоленном телефоне есть камера, практически ничего невозможно утаить. Но и здесь ждало разочарование – трасса пустовала, никого поблизости не было, кроме группки полупьяных парней, распивающих спиртные напитки и просматривающих видео под дружный гогот. Глеб помассировал виски, протёр глаза…

Неужели почудилось? Но тело – плечи, спина, шея – ещё помнило жар от летящего кома… неужели такой жестокий обман? Надо идти спать… нечего гулять по ночам… хватит…

Бормоча под нос какие-то невнятные невразумительные рассуждения, он проплёлся мимо широкой лужи и лишь шагов через десять осознал, что в мутной воде вместо собственного искажённого отражения увидел женское лицо. Глеб встал как вкопанный, скомкав свой импровизированный плащ. За спиной раздалось слабенькое потрескивание – так рушится тонкий лёд… Он обернулся – из лужи спиной к нему поднималась, снизу вверх, точно на невидимом лифте, пламенно-рыжая девушка, обнимающая себя за плечи и вздрагивающая всем телом…

Движения

Он завертел головой по сторонам, пытаясь найти доказательства тому, что это не мираж, не обман зрения, как только что погрезившийся ослепительный шар в небесах. Однако шумная компания парней не отрывалась от действия, воспроизводимого на дисплее, никого другого же поблизости просто не обнаружилось. Глеб с дрожью во всём теле остановился и стал наблюдать за безумством, творившимся перед его взором.

Из лужи, меленькой и длинной, не предпринимая никаких видимых усилий, поднималась рыжеволосая девушка, облачённая в плотное, но в тоже время как будто лёгкое, воздушное, платье, которое облепило нежную славную фигурку. Удивительно, но локоны её казались совершенно сухими, в отличие от одежды. Босоногая, она повернулась к нему – рыжеватые брови дёрнулись было вверх, а потом глаза как-то холодно и отстранённо блеснули, даже несколько недоброжелательно. Изящные черты лица, гладкого и безупречного, сейчас были напряжены – испуг перемешался с волнением…

Глебу никогда не нравились рыжие – нет, не потому, что он испытывал неприязнь к людям с определённым цветом волос или обладал какими-то убеждениями касательно их поведения. Он никогда не издевался над ними подобно тому, как вот уже на протяжении долгих лет в школах раздаётся дразнилка «рыжий, рыжий, конопатый…». Просто не встречал он среди людей с этим цветом волос тех, кто вызывал бы у него симпатию. Не встречал до сегодняшнего вечера, стоит отметить…

Девушка из лужи постаралась выпрямиться – это у неё плохо получилось, словно был повреждён позвоночник. Затем она сделала несколько неловких шагов, что со стороны выглядело как нелепый танец: она встала на вытянутый носок, потом резко опустилась на пятку, потом уже другой ногой повторила эти же движения и села на корточки, обвив колени руками. Глеб всего лишь подумал о том, чтобы осторожно предложить ей свою помощь, как девушка внезапно подпрыгнула, будто разжавшаяся пружина, и внутри её, в груди, в области сердца, засиял свет, прорывающийся сквозь оковы плоти наружу…

Глеб содрогнулся – заныла кожа на спине и шее, а ещё на плечах, ведь это был тот самый свет горящего НЛО, который никто, кроме него, не почувствовал и не удостоил вниманием. Он даже не успел осознать случившегося, как сверкание исчезло, потом вновь повторилось и больше не вырывалось наружу. Так происходит с лампочкой, которая должна вот-вот перегореть…

Незнакомка опять закружилась в непонятных па – и неуклюжих, и вместе с тем элегантных. Она вообще не могла делать что-либо неэлегантно. Глебу подумалось, что девушка из лужи испытывает боль – пробует встать на ноги, куда-то пойти, но взамен желаемого – ломаные жесты и скрученные судорогой конечности. Сзади раздалось вдвойне усиленное гоготанье. Он обернулся – захмелевшие парни в нескольких метрах в стороне от него тоже неожиданно заметили странный танец и теперь снимали его на камеру мобильного устройства. Глеб совершенно запутался в происходящем. После случая на озере он полагал, что только он один способен видеть это сумасшествие – падающие звёзды (или, может быть, всё-таки летающие тарелки?), красавиц, выходящих из луж, как Афродита, рождающаяся из морской пены… Теперь же оказывается, что и пьяным балбесам доступна картина, уничтожающая грань реального и недоступного.

Он не знал, что в это же время, прячась за деревьями возле заборов частных домишек, следил за всем ещё один человек. Это был Игнат – темноволосый, несколько нервный молодой мужчина с беспокойными бегающими чёрными глазами и синеющей щетиной. Он жил по соседству с Глебом и имел с ним приятельские отношения, настоящей дружбы за все минувшие года меж ними не завязалось. Сейчас на лбу у Игната появилась испарина, щёки втянулись, воздух со свистом проникал в лёгкие через полураскрытый рот с толстыми губами. Периодически он поглаживал подбородок с большой ложбинкой посередине вздрагивающей рукой.

Из мрака, словно тень, отлипшая от ближайшей ограды, возник другой худощавый человек в длинном тёмно-фиолетовом плаще, с бархатным котелком на голове. Неестественная желтизна кожи и худоба заставляли сравнивать его с мертвецом, а хищный крючковатый нос делал его образ – зловещим. Лакированные туфли, чьи носы выглядывали из-под брюк, еле слышно поскрипывали. Глаза скрывали необычные очки: круглые стёкла были в виде тайцзи, чёрно-белого символа, выражающего концепцию инь-ян в древнекитайской философии. Этот странно одетый человек встал в двух-трёх шагах позади Игната. Ладонь его покоилась на отполированной гладкой трости, и на безымянном пальце поблескивал драгоценный перстень с отливающей золотым и серебряным буковкой «Г».

– Действуй! – худощавый господин обратился к Игнату, почти не разжимая губ.

– Там много людей, – выдавил Игнат, боясь смотреть на своего знакомца.

– Возьми!

Игнат обернулся полностью и замер, внутри всё похолодело – ему протягивали заряженный пистолет. Причём не какой-то современной модели, а маузер, каким, наверняка, не побрезговали бы комиссары времён Гражданской войны.

– Бери! – настоял человек в очках. – Три заряда. Надо – убери соседа, но она мне нужна!

Встрепенувшись, Игнат принял оружие, опять посмотрел на дорогу и понял причину, по которой ему велели в случае необходимости «убрать соседа». Глеб подошёл к рыжеволосой девушке, выбившейся из сил, и накинул ей на плечи свой плащ. Пьяные ребята затихли – запечатлев на телефоне несуразный танец, они решили просмотреть его, но дисплей засветился изнутри, покрылся сетью трещин, приведших аппарат в полную непригодность, и погас навсегда. «Да ну её!» – закричал тот, что снимал на камеру, и первым побежал подальше от этого места, почувствовав животный страх. Через пару секунд к нему присоединились товарищи.

Придерживая незнакомку за талию, Глеб помогал ей передвигаться. Игнат изготовился, надавил на курок… Последовал наименее всего ожидаемый шипящий звук, с которым вместо пули из дула вылетел некий сгусток.