Котомемуары Ага-Хана Мюнцеля

– Obrigado, вы, немецкие коты, очень упорные, и если правильно взяться за дело, то на многое способны! То ли дело русский медведь: сколько ни бились, а он все спит и спит, лентяй! Вот и пришлось отдать его в зоопарк.

Думал Мюнцель взять ещё одну ставку в цирке – скакать, стоя на спине пони и прыгать сквозь огненное кольцо – да не сложилось, надо было выступать с тиграми да львами. Мюнцелю даже сделали большую картонную гриву, раскрашенную в желтый цвет – ну, чтобы чуть-чуть походить на льва, хоть и маленького. Но львы и тигры с Мюнцелем работать отказались – мелковат.

– Тоже мне, родственнички, да я на вас жаловаться буду, – возмущенно мяукал Мюнцель.

Маэстро Чинизелли сначала просил, потом грозил, да так их и не убедил.

– Мы, львы да тигры, большие и страшные хищники, повелители саванн и джунглей – и с котом-акробатом в картонной гриве, да к тому же по совместительству ловящим мышей на цирковой кухне, вместе выступать не будем! Не по ранжиру!

Хоть Мюнцель и Мики и обиделись, да делать-то нечего, пришлось снять картонную гриву.

– Но как же она мне шла! Каким грозным и могучим казался я всем! – думал Мюнцель.

Да, забыл сказать, что Педро-Бразильянец был тот ещё прохвост, плут и мелкий воришка и промышлял тем, что за отдельную плату и в свободное от работы в цирке время помогал разным тёмным личностям вскрывать хитроумные замки, чем и заслужил известную репутацию среди воришек и прозвище «Педро-бес в ребра». Был пару раз пойман маэстро Чинизелли и безжалостно выдран, однако за цирковые таланты прощен. Предлагал он и Мюнцелю поучаствовать в парочке тёмных делишек, чтобы составить себе небольшой капиталец, но получил решительный отказ. Однако, восхищенный талантами нашего дрезденского кота, научил его разным хитростям, как то: обходить тайные ловушки и открывать наисложнейшие замки. А Мюнцель был кот практичный и не отказался.

– Мало ли, а может, пригодится?

Дружно и весело протекала цирковая жизнь: успех в Вене, Грассе и Зальцбурге. Цирковой номер пушистых канатоходцев вызывал всеобщий восторг, а особенно – мадам Чинизелли, ведшей цирковую кассу. Мальчики и девочки, вместе с родителями, толпами устремлялись на представления, раскупая билеты, да так быстро, что приходилось давать по пять, а то и по шесть представлений в день.

И вот, гастролируя по разным городам, цирк добрался до Венеции. Бесчисленные толпы народа, лучшие семейства города и даже сам Дож посетили цирк. Успех был грандиозным! Денежки так и лились рекой, к радости мадам Чинизелли! Пять, шесть, а то иной раз и семь представлений в день! Вызовы на бис, сальто-мортале под куполом цирка, разноцветные шарики – всё слилось в глазах Мюнцеля и Мики в один пестрый калейдоскоп!

А поздними вечерами наши артисты плелись на кухню, где должны были ловить расхищающих съестные припасы мышей.

– Ну нет, Мики! Это решительно невозможно, – ворчал Мюнцель, – прыгаем весь день под куполом, жонглируем, по канату туда-сюда, туда-сюда бегаем! Так ещё и мышей по вечерам ловить заставляют!

– Да-а, ловко устроилась мадам Чинизелли! И жить нас определили в старом сундуке для реквизита, который уж и от ветхости разваливается, – отвечала Мики, затыкая очередную дыру подушкой, сшитой из лоскутков ткани. – Ну, да хоть тепло.

– Всё! Я решился! Завтра же пойду к хозяину и потребую больше денег! Уж я ему покажу, на что способен решительный кот!

Но назавтра вся его смелость куда-то улетучилась: а вдруг выгонит из цирка! Робкими шажками приблизился Мюнцель к двери повозки господина директора и осторожно постучал мохнатой лапкой.

– Si?

– Это я, Мюнцель-канатоходец.

– Заходи, дружок. Садись.

Мюнцель аккуратно присел на краешек стула.

– Чем могу служить?

– Я, это, хозяин… пришел просить Вас… о небольшой прибавке к жалованию. Совсем, видите ли, денег не хватает, так ещё и работаю весь день.

А надобно заметить, что синьор Чинизелли был человек добрый, да и сам – бывший циркач-акробат, и в просьбах артистам не отказывал. Но жёнушка его, синьора Чинизелли, бывшая трактирщица, цепко держала в своих ручищах все дела цирка и артистов совсем не жаловала. Потому-то и улучил Мюнцель минуточку, когда она отлучилась по делам.

– Что, брат, тяжело?

– Да, уж что и говорить. Прыгаю весь день, а потом ещё и кухню от мышей стерегу! Полночи – жена, полночи – я, а утром снова на арену! Устали.

– Вижу, вижу. Ну да что-нибудь придумаю. Надо бы вам жалование поднять и от службы на кухне освободить. Всё легче будет. Так и порешим.

– Это что ты тут решил? – загрохотала синьора Чинизелли, некстати вернувшаяся с рынка, – ах, чего удумали – тунеядцы, дармоеды пушистые! Как по крышам лазить, да песни распевать, да людям ночами спать мешать – тут как тут, а публику развлекать и по канату ходить – устали они, видите ли! Да ещё мышей ловить не хотят! Да для чего вы ещё нужны, котяры облезлые! Вот хвосты-то вам пооткручиваю!

– Я попросил бы Вас, синьора, быть со мной повежливее, и хотел бы заметить, что… ой-ой, только не за ушки, ой-ой-ой, – завопил Мюнцель, когда огромная рука синьоры Чинизелли схватила его и выбросила за дверь.

– А с тобой я ещё поговорю! – сказала она, грозно взглянув на мужа.

– Ну, что думаешь – пожалеет нас хозяин? – спрашивала Мики Педро-Бразильянца, прячась за клеткой с тиграми, ожидая Мюнцеля.

– Он человек добрый, может и помочь. Сам бывший циркач. Эх, беда! Хозяйка идет, и принёс же её черт не вовремя!

– Педро, делать-то что?

– Теперь только ждать. Вот угораздило-то, попал Мюнцель в переплёт.

В следующее мгновение услышали они громкие крики и брань из хозяйской повозки. Внезапно дверь распахнулась, и из неё мощным пинком был выброшен Мюнцель.

– А ушки-то, ушки-то какие красные, не иначе, оттаскали!

Шипя и рыча, потрясая мохнатыми кулачками, кричал Мюнцель о несправедливости, жаловании и правах артистов, да всё без толку.

Как могли, друзья успокаивали Мюнцеля. Мики даже открыла припасённую на случай бутылочку лучшей валерианки, но напрасно.

Возмущенно мяукая, отправился Мюнцель прочь из цирка развеяться в городе да и забыть жестокую обиду. Долго-долго ходил он по чудным улицам, перебегая по мостам и мостикам через каналы. На площади святого Марка подрался с местными котами – поколотили они его знатно. Добрался до Арсенала, по пути стащив с лотка уличной торговки жирную рыбу – не ходить же злым, да ещё и голодным. Думал, было, закусить рыбкой, примостившись у каменных арсенальских львов между лапами, да стража прогнала.

– Даже поесть не дадут спокойно! – так, ворча, добрался он до торгового порта, где, устроившись у тюков с товарами, и поужинал чудной рыбой. То ли рыба была и впрямь очень вкусная, то ли, набегавшись за день, Мюнцель устал, но наш пушистый друг, оставив свой гнев и обиду рассудил, что надо возвращаться, ведь какая-никакая работа в цирке у него есть, да и в старом сундуке, в котором они жили с Мики, тепло и уютно. Наевшись вдоволь, отправился Мюнцель на набережную посмотреть на корабли, ибо хоть и был он кот сухопутный и до прибытия в Венецию моря отродясь не видал, однако всегда мечтал он о морских путешествиях, парусных кораблях и заморских странах. И грезились ему дивные пальмы, пески далёких пустынь, восточные города, картинки которых видел он в Дрездене в магазине гравюр герра Хайнрике. А надобно добавить, что в Венецию той поры приходили корабли из разных стран: с шелком из Китая, со специями с далёких островов пряностей, с чудными коврами из Самарканда и Исфахана и много-много чем ещё. Больше же всего хотелось Мюнцелю посмотреть на настоящих морских волков, то есть котов, которые плавали на этих кораблях и так важно держали себя со своими собратьями, что и подступиться с распросами было страшно. А уж расспросить их очень хотелось:

– Как, мол, живётся там, за морем?

– И есть ли, как говорят, то царство, где котов почитают и держат их на службе?

– И как добраться туда?

И многое ещё хотел бы узнать Мюнцель, да подойти боялся.

В ту пору разгружался в порту торговый левантийский корабль, прибывший прямиком из Бейрута: команда хлопотала, капитан кому-то грозил, бегали таможенные чиновники – в общем, суета. Однако Мюнцель разглядел на груде сложенных ковров важно разлёгшегося толстого кота, деловито попыхивающего трубочкой и обозревающего разгрузку.

Набравшись смелости, Мюнцель подошёл и, учтиво поклонившись, спросил:

– Не подскажет ли любезный господин, что это за корабль, откуда пришёл он, что за товары привёз он в город? И кто Вы, так важно восседающий на этих узорчатых коврах?

– Подскажет, подскажет. Зовут меня Аззам ибн Марван, по прозвищу Аззам-мореход, кот-корабел, ну, то есть живу на корабле, друг самого Давуда ибн Бутруса, чей торговый дом является украшением всего Леванта, чьи корабли плавают от Бейрута и до Стамбула и от Александрии до Кандии, да продлит Аллах его дни! Привезли же мы в славный сей город ковры самаркандские, финики ширазские, сталь дамасскую, самоцветы индийские, лазурит афганский и много чего ещё. Корабль же наш – гордость всех кораблей, ибо быстрей его нет на свете, и зовётся он «Гармсиль», что на вашем языке значит «сильный ветер».

– Вот оно как!

– Но кто ты, незнакомый пушистый собрат, что так подробно расспрашивает меня?

– Зовусь я Мюнцель, родом из достославного саксонского города Дрездена. Гонимые жестокой судьбой и несправедливостью, бежали мы с женой из города прочь. Примкнули к бродячему цирку и служим там жонглёрами-канатоходцами.