Гаремы. Все зло от баб?

– А почему не оставит? – спросил я его.

– Да оставить «Город городов» без головы это выиграть как минимум две недели времени, пока они козни строить начнут. Сейчас они переключатся на выяснения, кто достойный из достойнейших, и дай Бог, к большому турниру разберутся. Так что нам этот вызов очень кстати! Главное, чтобы они пакостей зловредных против Мазура не применили.

– А какие они могут пакости применить?

– Яды какие еще, лезвие Манира наверняка намазано, и я думаю, что и в нише они натыкали ловушек. Мазур вон, видишь, в саму нишу и не входит, снаружи все время, знает все эти хитрости!

– А что за ловушки?

– Да гвоздей скорей всего наставляли, да все смазали чем-нибудь, чтобы любая рана загнила, даже мелкая. Тут, в ложе, кстати, тоже есть, вот смотри.

Рыцарь показал мне на гвоздь, который как будто нечаянно торчал из лавки. Я внимательно осмотрел его, он реально был смазан чем-то, и пах омерзительно.

– Так вот вроде гвоздь и гвоздь, можно сказать столяр криворукий, лавку сделал плохо. Ан нет, тут все рассчитано, чтобы жопой на него сесть, уйти и сдохнуть, может, через день, а может через неделю.

Я не верил своим ушам и глазам, неужели настолько много подлости в местных людях, чтобы вот хотя бы так, но насолить, и застыл с лицом, на котором отражалось мое удивление, и потрясение.

– Ну а чему ты так удивился? Эгиль, когда статус забрал у Миллоса, так там со всего посольства три человека живых вернулось, и те передохли в течение недели, потому Мазур-то и беспокоится, чтобы мы тут не задерживались и не жрали ничего. Он даже в тавернах нам запретил ночевать, пока в Маринию не перейдем. Провизию всю закупили заранее.

– Да, Мазур талантливый руководитель. Все вперед видит. Я в восхищении.

– Да потому ему и вызовов-то не кидал никто, только глупый Липин вот хотел, да и то реально по молодости да наущению, – тут рыцарь осекся и замолчал. Видимо, обсуждать церковников, которые науськали Липина, было запрещено, и многие, даже если понимали происходящие процессы, предпочитали молчать.

Над ареной раздался удар гонга, который означал начало поединка. Мазур, взяв оружие наизготовку, двинулся на встречу Маниру. Манир также пошел навстречу. То, что Манир не брал, по словам Мазура, меча в руки в течение года, не делало из него менее опасного противника. Я сейчас это видел очень отчетливо. Он был максимально готов к поединку, и был опытным воином. Я бы не хотел столкнуться с ним в поединке, мой мизерный опыт не мог бы мне помочь против сильнейших, какими были Воеводы городов. Я вряд ли бы с ним совладал. Трибуны ревели в поддержку Манира, скандируя название города: «Эндеель, Эндеель, Эндеель!» – Против всей трибуны нам было кричать бесполезно, и мы молчали. Я вспомнил, как говорили, что в родных местах и стены помогают. Вот и тут поддержка Манира была абсолютной. Но Мазура видимо это не цепляло, он был в настоящем боевом трансе. Я это видел, для него сейчас ничего не существовало, кроме противника и сражения. Противники сошлись в центре арены, и начали ходить по кругу, глядя друг на друга. Никто не торопился идти в атаку первым, наблюдая друг за другом. Мазур ударил первым, сделав шаг вперед и взмахнув копьем, он попытался нанести удар в область груди Манира. Манир сделал шаг назад и ударил снизу-вверх по копью Мазура, и нанес встречный удар, тоже целясь в грудь, а Мазур парировал удар другой стороной копья. Такой обмен ударами, продолжался в течение нескольких секунд, когда противники двигались то в одну сторону, то в другую. Я впервые видел такой красивый поединок, какие обычно бывают в боевиках. Все прошлые схватки были быстрыми и стремительными. Всегда кто-то из противников был сильней и расторопней, особенно времени не тянули, два-три удара, и кто-то один был в песке, а кто-то шел обратно в нишу. Тут же было двое крайне опытных противников, которые большую часть своей жизни провели в обнимку с оружием, и они сейчас оба максимально хорошо демонстрировали свои навыки. Поединок продолжался, шел обмен ударами, но тут Мазур и Манир провели одинаковый прием, мне показывали его на тренировке. Смысл в том, чтобы замахнуться копьем и нанести удар слева направо, двумя руками, потом оставить копье в одной руке. Копье летит с ускорением от центробежной силы, вылетая из другой руки. В конце древка, около самого лепестка ты останавливаешься, дожимаешь рукой вперед. Если прием проведен правильно, то лепесток копья должен перерубить кадык противника. Сейчас Манир и Мазур одновременно сделали это, было очень красиво. Они, развернувшись друг к другу с пол-оборота, замахнулись прямо зеркально, как отражение друг друга, выпустили копье и дожали на уровне горла, глядя друг на друга в течение двух долгих мгновений. Но тут Манир упал набок, и фонтан крови брызнул на песок арены, Мазур же повернулся и быстрым шагом пошел в нашу сторону. Я четко помнил инструкции, и вместе с рыцарями мы все пошли к выходу. Через секунду меня догнал счастливый Нег, у которого на поясе висел явно тяжелый кожаный кошелек с выигрышем. Мы встретились с Мазуром внизу прохода и двинулись к месту, где были наши лошади и кибитка, и тут трибуна взревела и пришла в движение. Я прямо почувствовал, как огромный ком ярости и злобы повис над ареной, как бы собираясь с силами и готовясь бросить обезумевшую толпу в атаку. Только слаженность действий и готовность к этому событию сейчас выводила нас оттуда.

– Если кто-то из посольских миссий не успел покинуть город, то им не повезло, – сказал счастливый Нег.

– Да уж, нам бы самим теперь успеть выйти.

И мы успели. Вышли из арены, сели на коней и рванули к выходу. Мы ехали по городу, а за нами шла волна, я прямо чувствовал, как эта она нас пытается догнать, но не может. Оружие мы держали в ножнах, но готовность рыцарей достать это оружие была максимальной. Любой, кто сейчас бы встал на нашем пути, лишился бы жизни мгновенно. Может быть, поэтому впереди никого и не было, но позади точно была разъярённая толпа. Догнать они нас не могли, так как у толпы не было сейчас единого вектора, она была, как взрыв, и растекалась по всему городу в слепой ярости. Нам нужно было уйти как можно дальше от ее эпицентра. Мы дошли до границы города и продолжили скачку, пока Эндель не остался далеко позади.

Впереди показалась таверна, в которой мы должны были поменять коней и продолжить движение. В этой таверне была назначена встреча с посольством, которое уже должно было нас там ждать. Мы заехали на территорию таверны и начали процесс замены коней, и тут Мазур свалился с лошади. Он упал, как мешок с картошкой. Всю дорогу Мазур шел впереди нашей колоны на полном галопе, и ни у кого не было и мысли, что с ним что-то не так, но когда мы заехали на территорию таверны, и начали спешиваться, он упал. Я подбежал к нему, и встал рядом с ним на колени. Мазур был жив, но весь горел. На шее, около кадыка, отчетливо была видна небольшая царапина: видимо, копье Манира все-таки зацепило Мазура, рана была пустячной, но явно было что-то еще, что свалило этого великого мужчину с коня. Я быстро распорядился, чтобы мы продолжили движение и отнесли Мазура в кибитку, где я строго сказал Негу:

– Нег, в кибитку не заходить и не заглядывать, если я тебя не позову! Твоя часть – дорога и только дорога, жизнь Мазура – это теперь моя забота! Ты меня понял?

– Да, Алексей.

Я зашнуровал кибитку изнутри так, чтобы в любом случае в нее было зайти не так просто, и, сняв пластырь, приложил его к плечу Мазура. Яд! Как я и предполагал, сканер выдал предупреждение и необходимость госпитализации, на экране засветились формулы с результатами химического анализа яда, попавшего в кровь Мазура. Яд не был известен библиотеке, но принцип его действия сканер мне выдал.

– Яд животного происхождения, вызывает отек легких и разрушение костной ткани. Для спасения, укушенного необходимо синтезировать…

Дальше шел перечень формул, которые я не понимал, но меня интересовал только один показатель – время. Требовалось порядка сорока восьми часов, то есть двое суток мне нужен был полный контакт с Мазуром. Я внес изменение в программу лечения, добавив седативное средство для нас обоих, чтобы Мазур не проснулся и не повредил запястье, а я спокойно поспал. Все-таки бодрствовать столько времени, держа прижатой свою руку к руке Мазура мне не очень хотелось, и идея проспать все излечение казалась крайне привлекательной. Я разложил мешки так, чтобы наши головы лежали на самых мягких, и лег рядом с ним, связав наши запястья вместе. Программа лечения была запущена.

Глава 12. Большой турнир

Стало скучно, у всех были какие-то дела, Мазур с Сафием целыми днями решали вопросы подготовки к турниру и необходимой перестройки города. Милл не вылезал из своей клиники, а мне было скучно и обидно. Про меня как-то все забыли, даже отец Фартин теперь не мог встречаться со мной каждое утро, потому что и он решал вопросы управления церкви и целые дни проводил вместе с отцом Фатием. К Лейле тоже было не попасть, кроме как вечером, и я целыми днями бездельничал и тренировался, но и это мне уже порядком поднадоело, так как особенной мотивации получать статус рыцаря у меня не осталось. Мне надоело тут, я хотел домой и встав утром, я вновь не знал, чем себя занять. Сходил в клинику и понял, что там мне нечего делать, все уже как-то обходились без меня, вопросов Милл больше не задавал, да и отчеты он как-то перестал давать. Работал, ему было некогда. Я прогулялся до дома Мазура, но там было все еще хуже, у него был полный зал народу, и было просто не до меня. Сафия вообще нигде видно не было. И, постояв в конце коридора, я решил, что делать мне и тут нечего. Я пошел на Арену.

На Арене шла тренировка, я решил пострелять из Лука, ведь эта дисциплина у меня была самой слабой, но чем больше я стрелял, тем больше навык нарабатывал. Однако и это мне быстро наскучило. Выпустив двадцать стрел, я решил пойти в конюшню и потренироваться верховой езде.

Я купил коня, того самого, в яблоках. Он принял меня и уже узнавал. Правда, пришлось отдать за него весь выигрыш с поединка Мазура. Никто не предупреждал, что к коню ведь нужно еще и кучу всяких прибабахов, которые были обязательны, поэтому, когда трактирщик выкатил мне счет в три золотых, я даже обомлел, но при помощи Нега и Мазура удалось сторговать его до двух с половиной, и я, как всегда, остался без денег. Но конь был знатный и того стоил. Я возвращался последние дни легкой рысью, отстав от всех, так как жалел его, но, как говорил Мазур, обратно нам уже незачем было торопиться.

После того как Мазур пришел в себя, в кибитке он задал мне вопрос:

– Это был яд?

– Да.

– Яд пещерного геккона?

– Я понятия не имею. Могу только рассказать, что он делает

– И что?

– Вызывает отек легких, разрушает кости.

– Яд пещерного геккона. Подлейший яд. Это ящерица такая, живет в пещерах, она сама небольшая размером, сантиметров тридцать в длину, но у нее на спине шипы, из которых выделяется этот самый яд. Если в пещеру забредает какое животное или человек, эти ящерицы стараются попасться так, чтобы обязательно поцарапались о них. Яд медленный, животное погибает не сразу, а в течение нескольких дней. Кости становиться мягкими. В итоге ящерицы пожирают его. Если человек решает заночевать в таких пещерах, обычно он не просыпается, и от него ничего не остаётся даже костей. Съедают все. Применение яда на арене строго запрещено, но яд геккона, из-за того, что его действие небыстрое, может остаться незамеченным. Меня-то он свалил, потому что я не спал двое суток и просто потерял сознание и свалился с коня больше от усталости. Так-то я бы до конца дня бы чувствовал только легкое недомогание.

– Если бы ты до конца дня не упал бы, я бы тебя уже и не смог спасти. Если бы пошло разрушение костей, я бы уже не смог процесс остановить.

– Ну, славно, значит, ведет нас Пророк, раз опять помог даже в этой мелочи.

И на этом мы закончили наш разговор, дальше была только дорога с минимальным общением. Приехав в город, мы устроили большой общегородской пир. Все праздновали, что мы выиграли право проведения большого турнира. А потом началась работа, в которой я оказался чужим. Ну, или может не совсем чужим, но каким-то не очень нужным. Первые две недели меня это радовало, а потом надоело. Я искал, чем занять себя в течение дня, а вечером шел к Лейле, вместе с ней ужинал, занимался любовью и шел обратно к себе. На следующий день все повторялось. Правда, я наконец-то разобрался с протоколом, убрал надоедающие мне сообщения при использовании сканера, разобрался с несколькими приложениями, до которых у меня так и не доходили руки, и продолжил откровенно скучать. В Средневековье было скучно, мы в двадцать первом веке все время привыкли жить в информационном потоке: телевизор, интернет, телефон. Мы постоянно чем-то занимаем свой мозг, а если нет информации, есть алкоголь, который занимается тем, что вычищает информацию из мозга. И мы называем этот процесс -«расслабление». В Средневековье процесс расслабления был точно таким же, но процесс насыщения мозга информацией был существенно менее интенсивным. Тут больше было физической работы, нежели умственной, а для меня и такой работы особенно не было. Ну ,кроме тренировок на арене, но и они сейчас были не очень интересными, так как в основном шла отработка приемов, спарринги были редки, хотя я и просил сотников мне их устраивать, на что они мне разумно отвечали:

– Спаринги все будут за три недели перед турниром, там и «Груши» опыта поднаберутся, и тебе будут занятия.

Отрабатывать приемы мне было скучно, к тому же, как кандидату не обязательно. И я еще и филонил. Правда мне полюбились конные прогулки, сейчас, когда уже наступила весна, стало значительно теплее. Я катался на моем коне все дальше и дальше от города, изучая окрестности, мечтая взять с собой Лейлу, но все еще не знал, как ей это предложить, как ей все рассказать. Она все-таки всю жизнь не выходила из стен гарема, и я боялся настолько расширять границы мира в ее сознании. Все ее рассказы про жизнь сводились к внутриполитической жизни гарема и новостей с потоком имен, которые я даже не пробовал запоминать.

– Вот, а вчера девушек на большой турнир отбирали, на ставку. Их же теперь, нужно в отдельное помещение перевести, что бы они там жили, в общем, отобрали. Я в комиссию вот входила, по мне они все такие красивые, так тяжело конечно расставаться, если придется.

Вот под такие вот рассказы я обычно засыпал, лежа на ее груди. Потом она обязательно будила меня со словами:

– Алеша, тебе пора.

И я с большой неохотой вставал и шел к себе. Хотел было оставаться у нее на всю ночь и уходить утром, но она побоялась.

– Утром могут евнухи прийти, а вдруг мы не проснемся, а там любое подозрение, и все, меня спишут, а тебя, в лучшем случае, кастрируют. И, как бы мне ни было неохота, я вставал и шел к себе.

Весна брала свое, садик около дома Лейлы начал зацветать и распускаться. До большого турнира оставалось уже меньше месяца. В город прибывали посольства, столбили места. Уже ни у кого не оставалось сомнений в том, что Эгиль станет «Городом Городов», и воеводы других городов спешили отдать почести Мазуру и застолбить себе место получше. Город расцветал, статус «Города городов» давал очень много, город становился столицей, все торговые караваны начинали идти через него. Трактирщик, у которого я обедал, рассказал мне, что впервые в истории «Городом городов» может стать настолько северный город как Эгиль. И что купцы, конечно, будут недовольны этим фактом, но тем не менее за два-три года все основные маршруты будут перестроены.

– А пока что я уже стал выручки-то больше получать. Идут посольства, идут новые люди. Вон Хилт на Арене говорит, что уже на три команды набрал мечников.

– Да, он и мне говорил, да и в других дисциплинах говорят, много пилигримов.

– Да, в следующем году уже конкурсные матчи будут.

Конкурсные матчи – привилегия больших богатых городов, когда для того, чтобы попасть на содержание города, нужно не просто пройти привратника, а выбить кого-то из действующей команды. Жизнь воинов, конечно, становилась более опасной, так как пилигримов могло быть и много. Но как я понял, город не был заинтересован в том, чтобы терять бойцов просто так, и там такие турниры не проводились чаще одного раза в месяц и при условии, если набирали необходимое количество заявок. В этом году Эгиль набрал в три раза больше, чем обычно, воинов-спортсменов, и в этом была и моя заслуга, связанная с появлением простейшей медицины и методов обработки ран.

Я сидел в трактире и планировал, то ли поехать на Арчи по западной дороге, то ли пойти все-таки потренироваться. До начала турнира оставалось три недели, и уже нужно было заниматься, и я сидел и думал, куда направить свои стопы. Все-таки, свобода выбора иногда бывает вредна, особенно когда выбираешь из двух вещей, обе из которых делать не хочешь. Я решил прогуляться до отца Фартина и, если его на месте уже не будет, то пойти на арену. Я прошел на церковную площадь и по ней дошел до стены с кельями, и постучался к Фартину. Он оказался дома, и я услышал его голос: