Гаремы. Все зло от баб?

– Входи, Алексей, входи, давно тебя жду, – вот интересно, он так говорит из вежливости, или правда меня ждал? Видимо, все-таки из вежливости, ну как он мог меня ждать? Последний месяц мы с ним и не встречались почти.

– Приветствую, Отец Фартин. Как ты тут, как самочувствие?

– Да с Божьей помощью жив еще, ты проходи-проходи, я уже и чай тебе заварил, хорошее такое название ты придумал, «чай», всяко лучше, чем «отвар». Вкусное такое название. Еще ты на корешки «кофе» говорил, но мне не нравится, а вот «чай» нравится, – Фартин, как и многие старики, которых я знал, имели склонность рассуждать сами с собой, как бы жуя мысли вслух, по-разному их преподнося. Может, в старости это особенность такая, развитие диалога с самим с собой, когда и поговорить не с кем?

– Да вот, представляешь, мне заняться нечем в городе, надоело все, скучно мне.

– Ну, так ты, видимо, миссию-то свою уже выполнил, вот и заняться тебе нечем, – такой прямой ответ Фартина меня поставил в тупик, я ждал, что он скажет что-то вроде: «Да не боись, ты тут всем нужен, тебя любят и ценят», – а он мне вот так? Внутри закипела злость, и я спросил:

– Так может мне уйти?

– Так может и пора уже, – Фартин, вроде, был не злой, он разговаривал со мной открыто, и я понимал, что он был прав. Видя, что я напрягся, он все-таки смягчился и произнес уже помягче. – Ты, Алексей, герой, и войдешь в легенды нашего мира как святой, но ты выполнил свои миссию, дал столько информации, что больше мы унести уже не сможем. Ты ускорил продвижение в нашем мире максимально. Ты выполнил свою роль, пробил ворота, до следующего сражения ты не нужен.

То есть вот так, опять орудие, которое пробило головой дубовые ворота и брошено в сторону. Орудие хорошее, и его обязательно заберут и сохранят, но на руках носить не будут. Хорошо хоть на вилы не подняли, как в Техно.

– Я хотел после Большого турнира уйти. Меня тут кое-что еще держит.

– Лейла?

– И она тоже, ну еще хотелось увидеть и поучаствовать в Большом турнире.

– Ну, это можно, это не повредит тебе. Но есть одна проблема, про которую я тебе хотел рассказать. Во время Большого турнира из Энделя приедет большая комиссия, которая будет проверять Эгиль на готовность получения статуса «Город городов», далеко не все хотят этого. Комиссия будет злобной и фанатичной. Прибыть она может в любой момент, и лучше для всех будет, если ты перейдешь жить на арену и там до турнира пробудешь. Не нужно, чтобы тебе задавали вопросы. После турнира, после посещения гарема тебе лучше всего уйти и забрать с собой Лейлу, иначе ты закончишь красиво.

– Странно, второй мир и второй раз один и тот же результат, вроде делаю добро, но все равно нужно бежать.

– Ты делаешь добро, которое человек в рамках одной жизни оценить не в состоянии, и даже десяти жизней ему может не хватить. Тебе повезло с твоим даром путешественника, но в тоже время ты взял на себя определенный груз. Ты стал этим самым орудием, и я тебе лично очень благодарен, что ты помог мне в моем мире, но ты ведь чужой тут, ты не вправе дальше решать за этот мир, как ему жить и развиваться.

Меня прошиб сначала холодный пот, потом горячий. Я вспомнил слова Клавы из Техно, и теперь мне их говорит старик Фартин. И говорит он так, как будто он хозяин этого мира, а я так, просто рядом пробегал.

– Не злись, Алексей! Я, правда, тебе благодарен за помощь. И я надеюсь, что тот, кто тебя послал, найдет для тебя награду. Я, кроме того, что буду всегда рад тебя видеть в моем мире, ничего больше пообещать не могу.

– В твоем Мире? Ты считаешь, что этот мир твой?

Фартин ничего не ответил на мой вопрос, который я задал, находясь практически на грани истерики, во мне все кипело и бурлило, я хотел спорить и драться, но вдруг осекся и посмотрел на Фартина внимательно. Он улыбался и наливал чай в чашки.

– Твой мир?!

– Да, я такой же человек, с болячками и проблемами, и чудес не творю и даже не могу ничего изменить, вот так просто, потому что сам создал эти правила и сам создал все это. И пока что лучшее, что у меня тут получилось это вот этот чай.

Сказать, что я был потрясен – не сказать ничего. У меня было столько вопросов к Фартину, но задать я их не мог. Он был творцом, я пил чай все это время с создателем, который сказал, что лучшее, что у него тут получилось это этот самый чай. Я шел в сторону арены и думал над словами Фартина. Я совсем не был религиозным, более того, я скорее был агрессивным атеистом, чем хоть сколько-то погруженным в теософию человеком. И то, что мне много раз говорили Элронд и Элиза, все как-то проходило как бы мимо меня. Я даже Элронда не воспринимал в серьез. К тому же, он и сам, при всей своей серьезности, был настолько эгоцентричен, что не вызывал никакого доверия к его словам. Мне гораздо легче было представить создателя-творца в виде старца с белой бородой, который сидит на царском троне и так вот ладошкой над людишками водит, чем вот такого обычного человека, больного старика, который бормочет не всегда связанные слова и заваривает хоть и вкусный, но всего лишь чай.

Но что же мне делать? Желание покинуть этот мир стало острым, я хотел домой, но уйти так просто не мог, мне нужно было увести Лейлу. Может, если она согласится уйти со мной сегодня, я покину этот мир, Бог с ним с турниром, к тому же, оказывается, Бог действительно с ним. Кстати интересно, а может и Клава – творец в Техно? Тоже ведь не по годам мудрая старушка была, хорошенько тогда мне мозг-то вправила. Ведь почему Бог – обязательно мужчина?

Я решил воспользоваться советом Фартина переехать на арену. Переезд уже не был таким простым, как раньше, у меня был готов рыцарский доспех, но мне было кому помочь, поэтому я прямым шагом пошел в клинику к Миллу, нужно ведь было с ним еще попрощаться. Все-таки, он за это время стал мне практически родным человеком, хотя конечно избавиться до конца от предвзятости я так и не смог. Милл был в своем кабинете, он был почти в белом халате с шапочкой на голове. Почти, потому что отбеливать ткань до белоснежного цвета тут еще не научились. Но при этом, когда я рассказал, как выглядят врачи у меня в измерении, Милл прямо очень захотел это повторить, и по его заказу стали шить то, что я бы скорее назвал робами, чем врачебным халатиком. Но Миллу они очень нравились, и он мне взахлеб рассказывал:

– А я понял, почему нужна белая ткань! И почему нужно закрывать все участки тела! На белом видна грязь! Я вот делал операцию, вышел и сразу заметил, что у меня на подоле кровь осталась, а ее ведь нужно убрать, чтобы заразы не было. Только ее очень уж много нужно, этой одежды.

Милл сидел в своем кабинете и, как и положено главному врачу больницы, что-то писал перьевой ручкой. Так как я пожалел бедных птичек, которых тут рвали на перья, и подсказал, как можно сделать перо из металла, они быстро стали в Эгиле ходовым товаром, хотя Сафий лично считал, что перо птицы лучше, так как чернил помещается больше, а пишет оно дольше. Я не стал с ним спорить, это был его выбор, а вот Милл сразу оценил железное перо по достоинству, так как ему нужно было писать очень много. Подняв голову от работы, Милл увидел меня и улыбнулся:

– Алексей, приветствую! Прости, я очень занят, столько всего еще нужно успеть. Еще эта проклятая комиссия, многое ведь нужно спрятать и придать клинике богообразный вид.

– Как это?

– Ну, мы же тут силой божьей лечим, вроде по благословению отца Фатия, а у нас ни одного святого образа в палатах, и даже часовенки нет своей. Людям исповедоваться негде, службу совершить благодарную, за спасение, вот сейчас и организуем это все в спешке.

Я не мог понять, всерьез ли обо всем этом говорит Милл или с сарказмом, мне казалось, что большего атеиста, чем Милл, в этом измерении больше нету. Но, как и все местные, он ведь вырос воспитанный церковниками, да и большую часть жизни проработал на них. Потому его отношение к этим всем ритуалам и бубнам было максимально серьезным, хоть наверняка в душе он в науку уже верил больше, как и очень многие из тех, кого я встречал в «Гаремах». Конечно, тут все было по-другому, несмотря на церковное образование, практически все мужское население умело читать и писать, то есть общая грамотность была на уровне второго класса начальной школы. Другое дело, что читать особенно было нечего, свободной литературы, как таковой не было, книгопечатание было целиком и полностью в руках церкви, потому книг в понятии «Художественной литературы» не существовало. Но при этом книги все же были, и стоили они очень дорого. Также было достаточно много «ремесленных свитков», как тут их называли, или технической литературы, как бы назвал я.

– Ну, так и как, получается?

– Да, это дело не хитрое, только времени много отнимает это все. Но думаю, справимся, не переживай.

– Да я вот тоже за помощью к тебе, на арену хочу переехать, дом свой под клинику тебе отдать целиком. Мне он больше не понадобится.

Милл долго молча смотрел на меня, мне кажется, он понял, что я уже не вернусь.

– Как же много у меня осталось к тебе вопросов, Алексей, как же много! Но так много работы, ты прости, что я перестал приходить к тебе. Но просто мне не хватает времени, мы столько всего делаем.

– Милл, ради Бога, не нужно оправдываться, то, что я встретил тебя тут, это был подарок судьбы всему миру. Я очень рад. Но мне пора, все что смог, я вам дал.

– Ты после Турнира уйдешь?

– Может и раньше, я не решил еще.

– Ну, хорошо, – Милл плакал, у него бежали слезы по щекам, он встал из-за стола и, вздрагивая плечами, подошел и обнял меня. Я растрогался и обнял его в ответ, от него пахло какими-то препаратами, пахло остро, но этот запах даже успокаивал.

– Милл, да ладно, я приду к тебе еще в гости через пару месяцев, точно приду, – говорил я ему, с трудом сдерживаясь, чтобы самому не зарыдать. Заболели скулы, защипало глаза и что-то засвербело в носу. – Ну ладно, ладно, Милл, каждый должен дальше идти своей дорогой. Дай мне двух ребят, чтобы я пошел своей. У меня там барахла что-то накопилось.

– Да, да, это не вопрос, ты иди, я распоряжусь, тебе все принесут. Тебе доспехи ведь нужны и вещи чистые?

– Ну да, просто я его один не унесу.

Рыцарский доспех, который для конного сражения, был громоздким и неудобным, хоть и был изготовлен специально для меня и под меня, но одеть или снять такой доспех самому без помощи было невозможно, как и забраться на нем на коня. Я, когда в первые сел на Арчи в доспехе, чтобы провести первичное испытание, понял, как чувствуют себя танкисты. Я не видел своих рук, с трудом мог шевелиться и при этом сидел на коне и должен был попасть копьем в противника. На своей первой тренировке, я воткнул копье в цель, но слетел с коня, упав на спину. Благо вся турнирная арена была устелена соломой, и удар был не таким уж и жестким. Но тем не менее, встать на ноги сам я не мог и лежал, как жук навозник, которого перевернули на спину , и беспомощно шевелил лапками. Одно, конечно, было без сомнений, во всем этом добре выехать на сражение стоило того, чтобы тебе сразу вручили золотой ярлык. Просто сесть в этом доспехе на коня – уже был подвиг. Мне еще предстояло четыре тренировки, причем две последних против живого противника, и мне категорически не нравилась эта затея. Но, чтобы получить звание рыцаря, я должен был выступить именно в этом виде соревнований. Хотя победа была не обязательна, и мне достаточно было поучаствовать, внутренняя гордость прямо вопила от обиды, когда я представлял, как на глазах у всей арены буду лежать в соломе и лошадином дерьме, как беспомощный жук, пока ко мне прибегут оруженосцы, чтобы поднять меня. Уж лучше бы я два раза сразился на мечах или копьях или даже вызвал на дуэль кого из рыцарей в этих двух дисциплинах, чем испытать такое унижение.

Но все-таки я надеялся, что не ударю в грязь лицом. По крайней мере, Хилт меня уверял, что мой доспех один из лучших, и выбить меня из седла будет делом не простым. И что мне просто нужно следовать технике и крепко держать ногами Арчи. И я держал и учился, но уверенности во мне не было.

Я заселился в отдельную комнату, в этот раз вовремя решив переехать на арену, по словам Хилта, он мне придержал лучшую из лучших комнат. Почему она была лучшая, мне было понятно: во-первых, она была на самом верху, во-вторых, окна этой комнаты выходили на стену гарема, а это значит, что проклятые трубы не будут так сильно раздражать по утрам, и это было действительно прекрасно. Я разложил доспехи, протерев, сложил оружие, и тут понял, что верхний этаж не очень-то мне подходит, так как уйти незаметно к Лейле и вернуться с 3 этажа я не мог никак. Придется искать место, откуда можно будет незаметно уходить и не заметно проявляться. Я решил поискать и пошел гулять по арене и казармам. Казарменная баня, которую топят во время турнира, была в самый раз. Правда, конечно, нужно будет смотреть за тем, чтобы никто не видел, как я захожу туда и выхожу оттуда. Ну, в конце концов, придумаю, что заходил за чем-нибудь, что там может лежать. Я огляделся, вокруг никого не было, и перешел в соседнее измерение, дойдя до привычного уже мне места, посмотрел в домик Лейлы. Было еще довольно рано, и ее могло и не быть на месте. Но она была дома, я вошел к ней, как всегда, через ванную комнату, чтобы не пугать. Она бросилась мне на шею, с радостным криком:

– Леша, как я рада тебя видеть, как я рада, у меня для тебя новость! Обалденная новость! Я беременна, представляешь, у нас будет маленький!

Я вот как стоял, так чуть и не упал. Я не знал, как на это должны реагировать мужчины, лично мне было страшно. Я, конечно, обрадовался, все-таки стану отцом, как такое может не радовать, но тут же мозг выдал мне кучу информации о том, где я, как я, с кем и с чем! Меня сковал страх. Видимо, гримаса, которая застыла на моем лице, испугала Лейлу, она отстранилась от меня и спросила:

– Ты что, не рад?

– Э-э-э… как не рад, рад. Просто все так неожиданно.

– Неожиданно? Ты ходишь ко мне больше месяца, что тут неожиданного? А ты для чего ко мне ходил, разве не для того, чтобы у нас был маленький?

А ведь и правда, я ходил к ней, не предохраняясь даже самым простым способом, в течение достаточно длительного срока, и чего я ждал? Реально остолоп. Забыл, что секс, в общем-то, придуман как раз для зачатия детей, и беременность была всего лишь вопросом времени, хоть почему-то я и был уверен, что да минет сия чаша меня. Ну, с другой стороны, почему бы и нет, на самом деле. Я люблю Лейлу, она любит меня. Заберу ее в Родное, там будем вместе воспитывать нашего ребенка. Только вот надо ей как-то это предложить. В общем, самое время, это сделать как раз сейчас, и может даже сегодня уйти отсюда.