Сенявин

Бой у крепости Очаков. Рисунок Алексея Зубова.

В это же самое время 26 мая командующий галерным флотом принц Карл-Генрих Нассау-Зиген в Днепровском лимане вышел со всеми судами в устье реки Буг. В составе этой эскадры было 4 плавучих батареи, которыми командовал капитан-лейтенант Ахматов. Левый фланг со стороны моря укрепили 2 фрегатами парусной эскадры, которыми ранее командовал бригадир флота Алексиано. Императрица весной приняла на службу американского «чёрного пирата» Джона Пол Джонса, присвоила звание контр-адмирала и отправила к Мордвинову. Князь Потёмкин назначил его командующим парусной эскадрой, сместив Алексиано. По флоту прошло недовольство этим назначением и несколько английских офицеров покинули театр военных действий. Бригадир Панайоти Алексиано так же решил уйти и забрать всех греков «не хочу, чтоб мной командовал бывший пират». Генерал-фельдмаршалу Потёмкину пришлось улаживать это недовольство, он несколько раз уговаривал Алексиано остаться «этот выскочка ненадолго». Перед сражением бригадир флота принял решение «…критические обстоятельства, в которых мы находимся и любовь общаго блага меня решили. Я остаюсь, но чувствую обиду». Алексиано остался капитаном корабля «Владимир», а Пол Джонс принялся командовать эскадрой.

Вот как писал Нассау-Зиген «…мы теперь в состоянии принять капитан-пашу, которого суда видны были при захождении солнца под Очаковым, их находится там около 40 судов и флаг адмиральский поднят на одном кирлангиче». Погода была очень ветренная и турки не начинали боевых действий. Нассау-Зиген прибыл в Кинбурн, согласовать свои действия с генералом Александром Суворовым. В это время прибыло к флоту 31 лодка запорожских черкас (казаков) численностью 1500 человек, которыми командовал атаман Сидор Билый.

6 июня парусная и гребная Лиманские эскадры подошли к турецкому флоту и «стали на линию» около Кинбурна. Турки решили обходить наши выстроившиеся эскадры с правого фланга вдоль берега от крепости Очаков. Турки, двигаясь начали стрельбу из пушек, наши то же стали отвечать. Нассау-Зиген приказал наступать 4 первым галерам и 2 плавучим батареям. В это время прибыли Пол Джонс и Алексиано. Вот как писал в рапорте командующий гребной флотилией «контр-адмирал пересел в мою шлюпку, а бригадир отправился к правому флангу чтобы подвинуть вперед, между тем как мы теснили неприятеля левым. Старания бригадира Алексиано не мало содействовали нашей победе, этот славный офицер сам буксировал батареи и возбуждал своим примером запорожцев, которые с самого начала сражения беспрестанно буксировали под самым сильным огнём на своих лодках артиллерийские батареи. Бригадир Корсаков помогал бригадиру Алексиано на правом фланге».

Огонь с наших судов велся с большей точностью чем стреляли турки «два их судна взорвались разом, ещё одно сгорело, и их поражение сделалось всеобщим… так как турки стреляли по верху, то мы потеряли немного людей». Все старались попасть во флагманский турецкий корабль. Сгорели два 64-пушечных линейных турецких корабля, один из них был «капудан-пашинский» ставший на мели, другой был зажжен брандерными шлюпками. В первый, который выдвинулся вперед удачно попали ядрами, и он взлетел в воздух. Это произвело общую панику, и османы кинулись к берегу под прикрытие крепости. Турецкий капитан паша приказал стрелять по бегущим и отважно бросился вперед на своем адмиральском корабле. Наши галеры видя такое отдельное расположение крупного турецкого линкора стали его окружать и корабль неудачно сманеврировав сел на мель. Сам турецкий адмирал Гасан-паша успел вовремя спастись на шлюпке. Весь экипаж сдался нашим морякам, а турецкий линкор сгорел до ватер линии. Турецкие корабли бежали в большом беспорядке, а поднявшийся встречный ветер не дал нашим галерам отрезать им отход «мы преследовали их до района выстрелов очаковских пушек, где была расположена большая неприятельская эскадра; ветер не позволял нашей эскадре удержаться на месте чтоб её атаковать; мы отступили и заняли позицию на которой были атакованы, и ни одно турецкое судно не осмелилось за нами идти». Всё это можно видеть на карандашном рисунке Алексея Зубова, который выставлен выше. Литерой «А» обозначена парусная эскадра, под «С» видим плавучие батареи, под «D» галеры. Так же здесь изображена артиллерийская батарея Суворова на Кинбурне. Конечно, галер и лодок было намного больше. Это единственный рисунок, сохранившийся до наших дней, и практически нигде не был опубликован. Наши в этом бою потеряли 4 человека убитыми, 13 ранеными и потонул один фрегат. Турки стреляли очень плохо в основном по парусам и такелажу. Видимо вновь набранные на флот артиллеристы не имели опыта сражений и не могли прицельно вести стрельбу в условиях морского боя.

Позже Григорий Потемкин писал Екатерине: «…Алексиано человек добрый, но упрямый и прямой, так было озлился, что насилу уговорили. Сказал, что он сердит на меня, да и на Вас то же; это было поутру, а в вечер пришел и объявил, что остается для того, что неприятель враг нашего закона, и греки все остались по его примеру. Что же сделалось потом. 7 июня во всех такое было рвение, что друг перед другом рвались и как по причине ветра противного парусные суда не могли тронуться с места, а в дело вошла только флотилия принца Нассау, то все, даже больные приехали на шлюбках. Пауль Жонс на шлюбке у Ниссау был вместо адъютанта, а Алексиано вел запорожцев, которые тянули суда на буксире и всё кричал чтобы целили на корабль капитан-паши; он с такой был холодностью, что всех удивил; доверенность к нему чрезвычайная.

Корабли в гавани. Художник Ж. Бук.

Помилуйте Матушка, сделайте с ним милость, произведите его, ей-ей он достоин, жаль будет его потерять; даже сам Пауль Жонс об нем просит». На другой день Нассау-Зиген повторил атаку и взял в плен 8 кораблей (из них два 64-пушечных), два из них сгорели. Кинбурнская батарея пресекла выход турецких кораблей и принудила их отойти к очаковским берегам. Пол Джонс не стал поддерживать гребную флотилию своими кораблями. Тогда Нассау-Зиген забрал бригадира Алексиано, и они отправились к гребным судам. Вот как писал принц артиллерийскому капитану Килену: «…я как нельзя больше недоволен контр-адмиралом, его корабли ничего не сделали вчера, гребная флотилия всё взяла, и сегодня не захотел идти и требовал оставить для охраны половину моей флотилии… мы разгорячились и я сказал ему что доведу до сведения князя, как он старается разстроить всё и помешать действовать, так как сам не знает дела». В этом бою гребная флотилия построилась в 2 колонны в виде полумесяца вокруг турецких кораблей. Огонь из наших береговых пушек и галер был такой плотности, что ядра летали как мухи и турки защищались с большим упорством. Корабль капитан-паши, делав манёвр встал на мель, а остальные суда «становились вокруг в большом безпорядке». Дубель-шлюпки и лодки французского волонтёра графа Дамаса начали стрелять по этой куче кораблей, затем подтянули ещё одну артиллерийскую батарею и две большие галеры. Турки отвечали, стреляя по нашим лодкам с близкого расстояния «пальба из ружей продолжалась со всех бортов, причиняя нам большой вред» и удачно пущенное ядро пробило борт одной батареи, которая затонула. Это сражение продолжалось более 4 часов «…мы не видели зрелища более ужасного: слишком 2000 человек погибли в пламени или потонули. Я не мог спасать всех, которых желал, по причине быстрого течения. Я не могу нахвалиться действиями всех служащих на вверенной мне флотилии. Бригадир Корсаков был весьма полезен во время сражения, а бригадир Алексиано, не отлучался от меня, должен вполне разделить со мною малыя заслуги командующаго такими офицерами, которым стоит только приказать атаковать неприятеля, чтобы быть уверенным, что они одержат победу». В этом сражении майор Де Рибас потерял левую руку «сам лично наводил орудия и палил из них. будучи опасно ранен», начальник запорожцев был убит.

Именно в эти дни Севастопольская эскадра контр-адмирала Марко Войновича снялась с якорей и вышла в море в направлении Гаджибея. В составе эскадры были 2 линейных 66-пушечных корабля «Преображение Господне» -Войнович и «Святой Павел» -Ушаков, 2 фрегата 50-пушечных «Св. Георгий Победоносец» и «АпостолАндрей», 8 фрегатов 40-пушечных: «Стрела», «Победа», «Перун», «Легкий», «Кинбурн», «Берислав», «Фанагория» и «Таганрог»; один малый 32-пушечный фрегат «Вестник», два вооруженных транспорта: 16-пушечная шебека «Острая» и 10-пушечная шхуна «Полоцк» и 17 малых корсарских судов; 3 малых брандерных судна. Двадцатипятилетний Дмитрий Сенявин был на флагманском корабле в должности флаг-капитана, как теперь назвали бы начальник штаба. Ветер был встречный и корабли продвигались медленно.

20 июня генерал-аншеф граф Александр Суворов, находясь в Кинбурне с тревогой писал Потемкину: «…лишь бы Войновича где-нибудь опять не потрепало. Буря очень велика, Светлейший Князь! Боже сохрани». 28 июня контр-адмирал Пол Джонс, державший свой флаг на корабле «Святой Владимир» у Очакова, известил главнокомандующего бывшему на берегу: «Имею честь сообщить Вам, что в эту минуту, то есть в 2 часа пополудни, Турецкий флот поднял паруса; этот маневр может находиться в связи с приближением Севастопольского флота, что представляет большой интерес». На следующий день непрерывно лавируя, эскадра Войновича подошла к острову Фидониси (Змеиный). Матросы находящиеся на саленгах завидели османский флот, паруса которого заполонили горизонт. Вперёд смотрящие насчитали 45 судов, из них 26 вымпелов больших кораблей и фрегатов. 30 июня эскадра Войновича пошла на сближение с турецкой эскадрой, занявшей наветренное положение. Приблизившись до трех миль, наши корабли выстроилась в линию баталии левым галсом. Турецкие суда адмирала «капудан-паши Джезаирли Гази Гасан-паши» тоже растянулась в боевую линию. Ближе к полудню наступил штиль, и все корабли встали в безветрии. Спустя какое-то время ветер снова появился, и эскадра Войновича вторично пошла на сближение «построил я линию баталии левым галсом и приготовился к бою». Турки стали удаляться, не принимая боя. Наши преследовали их, стремясь занять при этом наветренное положение. Ближе к тёмному времени Гасан-паша «убавил паруса», то же сделал Войнович. Наступившем утром оказалось, что флоты снова разошлись «находясь в штиле совсем без ветру, большое течение разносило суда и нарушало ордер». Ещё трое суток флоты маневрировали на виду друг друга. Наконец опытный старый турок Гасан-паша решил атаковать Севастопольскую эскадру с наветренной стороны «весь его флот начал спускаться на нас в двух густых колонах, так как в кораблях имел превосходнейшее число».

Авангардом командовал 43-летний капитан бригадирского ранга Фёдор Фёдорович Ушаков на линейном корабле «Св. Павел». В его подчинении были фрегаты: «Берислав» (капитан 2-го ранга Я. Н. Саблин), «Стрела» (капитан-лейтенант М. Н. Нелединский) и «Кинбурн» (капитан 2-го ранга Н. П. Кумани). Более крупная вторая колонна турецких кораблей пошла на «кордебаталию и арьергард» где был Войнович и Сенявин на линкоре «Преображение Господне». После недолгой перестрелки с русской эскадрой на дальней дистанции корабль турецкого адмирала поднял больше парусов и ушел вперёд, при этом он попытался отрезать два 40-пушечных фрегата «Береслав» и «Стрелу» авангарда Ушакова. Арьергардия бригадира флота на быстрой скорости проскочила мимо турецкой линии флота и вступила в бой с турецкими передовыми кораблями «обойти и окружить с ветру оную эскадру на другую сторону… сбить с немалым повреждением капитан-пашинский корабль».

Вот как пишет Ушаков в рапорте: «…он поминовав немного вперед моего корабля, поставил против онаго из следующих за ним один самый большой 80 и два 60-пушечные корабля, а сам с двумя следующими передними кораблями, прибавя паруса, бросился с чрезвычайной скоростию, как лев, атаковать передовые мои фрегаты. Чрез сию погоню отдалился я ещё больше от последующих за мною вперед и на ветру ближе к неприятелю… Капитан-паша с превиликаго азарту спустился ещё ближе и стал бортом прямо против двух наших фрегатов палил по ним, я был выше оных на ветре и к нему сделался очень близок… дрался он с чрезвычайным жаром, но Всевышний нам сим положением и победою вспомоществовал и уповаю в корабле его по видимости должно быть много пушечных пробоин». Корабль «капудан-паши» оказался с одного борта под огнём фрегатов, а с другого русского 66-пушечного корабля «Св. Павел». Интенсивная стрельба русских судов нанесла турецкому флагману серьёзные повреждения, ядра и книппеля с турецкого корабля в основном поражали рангоут и такелаж наших кораблей.

Рапорт Ушакова-Войновичу. Документ РГАВМФ.

Кордебаталия в том числе флагманский корабль «Преображение Господне» (командир капитан 2 ранга Иван Селивачёв) под флагом контр-адмирала Марко Войновича вел бой с двумя кораблями турецких «партон-бея и реал-бея». По два раза вражеские 80-пушечные корабли, сменяя друг друга, вставали на траверсе «Преображения Господня». Турецкие суда открывали по нему ураганный огонь «стремление его было больше на наши два линейные корабля и два 50-пушечные фрегаты, против каждого нашего корабля было по пяти неприятельских». Флагманский корабль Войновича выиграл все дуэли так как имел пушки более дальнего боя. Весь бой продолжался около 5 часов. Капитан-лейтенант Дмитрий Сенявин во время сражения постоянно находился на палубе командуя матросами и при помощи флагов, и специальных сигналов отдавал команды в построении кораблям «кордебаталии и арьергардии». Всякий раз после залпового огня из пушек на палубах вражеских кораблей показывались языки пламени, и валил густой черный дым «капитан-паша только 40 минут с своим кораблем держаться мог в бою, принужден был выйти из линии». Команды турецких вице-адмиральского и контр-адмиральского кораблей, которые стояли против нашего флагмана дважды справлялись с пожарами «два раза густой дым показывался и погасал». Корабль турецкого капитан-паши ушёл за линию огня линкора «Преображения Господня». Именно в это время Гасан-паша сцепился с двумя фрегатами авангардии Ушакова «они весьма удачно весь свой лаг в него выстрелили, так что видно было большия доски как летели с кормы его корабля». Против «Преображения Господня» турки «безпрестанно из бомбардирских кораблей бросали бомбы». Наш флагман стрелял из пушек большого калибра, и османы потеряли 24-пушечную трехмачтовую шебеку «которая противу корабля утонула, людей немного успели спасти с оной».

В своём рапорте Потёмкину контр-адмирал Войнович перечислил всех отличившихся капитанов кораблей, принимавших участие в этом сражении включая Ушакова, Баскакова, Селивачёва, Поскочина, Саблина, Нелединского, Вильсона, Кумани, А. Алексиано, Ознабишина, Заостровского. Про своего помощника Дмитрия Сенявина Войнович написал «…да находящийся за флаг-капитана, капитан-лейтенант Сенявин отменно храбр и неустрашим, со всякою расторопностью делал приказываемые ему сигналы и обозревал движения и заслужил великую похвалу». Турецкий флот потерял всего одну шебеку, но был очень потрёпан в этом сражении. Два дня он был на расстоянии 30 вёрст от нашей эскадры. 5 июля пытался турки повернули на курс к «Ак-мечетской пристани» и Войнович пошёл на перерез, но затем капитан-паша свернул на юг «я сделал тоже, пошёл в паралель с оным под самыми малыми парусами в ожидании какие будут его движения, но он держал в море и к покушению виду не показывал». Следующим днём эти две эскадры были от «Херсонеса мыса в расстоянии верстах 18 к северу», турки поворотили и пошли в глубь моря. Наша эскадра следующий день оставалась на реях, а 4 повреждённых фрегата были отправлены в Севастополь.

Во время плавания контр-адмирал Марко Иванович писал записку бригадиру флота Федору Ушакову: «Поздравляю тебя Батушка Федор Федорович, с его числа поступил весьма храбро; дал ты капитан-паше порядочный ужин, мне все видно было. Что нам Бог даст вперед? Сей вечер как темно сделается, пойдем на курс OSO к нашим берегам; сие весьма нужно, вам скажу после. А наш флотик заслужил чести и устоял против этакой силы. Мы пойдем к Козлову, надобно мне доложиться князю Потемкину кое-что. Прости друг сердечный, будь душенька осторожен. Сей ночи что бы нам не разлучиться, я сделаю сигнал о соединении, тогда спустимся. Пока темно не сделается, не покажем никакого вида, а будем под малыми парусами».

Вернувшись в Ахтиарскую гавань наши корабли срочно начали исправлять повреждения, вешать новые паруса и такелаж. Бригадир Ушаков подготовил рапорт своему начальнику Войновичу, оригинал которого впервые стал нам доступен, и здесь первая страница мной опубликована. В этом рапорте он отразил своё видение боя у Фидониси. В нём в частности упоминалось что «фрегат спустившийся с ветру один потопил… имел сражение с подошедшими к нему на дистанцию из середины и задней части флота вице-адмиральский и контр-адмиральский кораблями, которых так же от себя храбро отразил и принудил уступить место… в числе повреждённых кораблей у одного сбита фок-мачта, у другого сбита фок-стеньга, третий уповая за великою течью в самой скорости под всеми парусами ушел в сторону Инкермана… в рапорте капитана 2 ранга Кумани его фрегат Кирнбурн бросанием от него брандскугеля проходящий мимо его вице-адмиральский корабль двоекратно загорался, но видно в скорости потушен». Это как считал бригадир флота, командующий «арьергардией» он сделал до того, как погнался за турецкими передовыми судами, проходя на скорости мимо линии противника. Прочитав рапорт Войнович, остался им недоволен, так как в нём отражалась картина, в которой Ушаков со своими кораблями практически вел бой в одиночку со всем турецким флотом и к тому же не выполнял команд контр-адмирала. Не подтвердилось утверждение бригадира в потоплении турецкого фрегата и количестве линейных кораблей противника. Войнович приказал переписать рапорт, убрав неточности, но Ушаков отказался и написал «примечание к рапорту» в котором заметил, что «в разсуждении не регулярного неприятеля нельзя соблюсти всех правил эволюции, иногда нужно делать несходное».

Контр-адмирал Ушаков в бою при Фидониси. Худ. Н. Г. Николаев

Из-за разных точек зрения на бой возник конфликт между хорошими преданными России людьми, конфликт старых правил ведения боя перед новаторскими новыми. По прибытию в Севастополь Федор Ушаков слёг в постель с болезнью и просил у Потёмкина отставки. 11 июля он пишет развернутое донесение князю Потемкину и просит уволить его со службы. Здесь стоит процитировать хоть часть того письма, в котором Федор Федорович жалуется вышестоящему начальнику: «…гонимое меня здесь через Его Превосходительство Марка Ивановича несчастие никогда не оставляет и ни через какия всевозможныя отменныя мои старания милости и справедливаго по заслуге моей его к себе расположения изыскать не могу;…ибо с самого моего малолетства привык к почтению и уважению командующих; все начальствующие во флоте с кем я служил и по них прочие обстоятельно знают меня с хорошей стороны, и ото всех по заслуге моей был счастлив и имею хорошие аттестаты. В одном из всех Е. П. Марк Иванович не могу сыскать желаемаго успеха, который с начала нашего знакомства, когда были еще полковниками и оба под командою других, восчувствовал некоторую отменную ко мне ненависть, все дела, за которыя я иногда похвален, не знаю причины отчего отменно его безпокоят, чего во всем виде и в деле укрыть не может… оным я в награждение безвинно обруган и приписано совсем несправедливыми и не сходными поведению и делам моим словами всякое поношение чести и тем причинил чувствительнейшее оскорбление и в болезни моей сразил жестоким ударом, ибо всякое дело с командующим почитаю я за величайшее в свете несчастие; против командующих все защищения и доводы оправдания весьма трудны, но Бог защитник справедливости всевышним своим покровительством оправдает меня непременно… рапортом, поданным мною, был недоволен… имеет около себя множество шпионов и во всякой неправде им верит и после мстит до безконечности за всякую безделицу».

Против этих слов в рапорте бригадира Ушакова был капитан-лейтенант Дмитрий Сенявин, который находился при контр-адмирале, подавал сигналы, управлял кораблями и вел наблюдение в подзорную трубу за боем с флагманского корабля «Преображение Господне». Он точно видел все манёвры «авангардии, кордебаталии и арьергарда» и принимал участие в составлении рапорта командующему. В это время прибыл в Севастополь принц Нассау-Зиген на быстроходном греческом корсарском судне, у него был разговор с Войновичем. Капитан-лейтенант Дмитрий Сенявин был послан к Потёмкину в Очаков на этой полакре и далее в Санкт-Петербург, со всеми рапортами, собранными от главных командиров.

Сенявин рассказал Потёмкину про это сражение и двинулся далее, а 20 июля командующий написал письмо Войновичу: «Я получил донесение Ваше, отправленное с капитан-лейтенантом Сенявиным, и с удовольствием вижу из оных, сколь храбро принят и отражен Вами флот неприятельский близ Фидониси, не взирая на чрезмерное превосходство сил его. Вам яко первому в сем знаменитом деле участнику объявляя мою признательность, препоручаю засвидетельствовать оную г. Бригадиру и Кавалеру Ушакову, по донесению Вашему столь отличившемуся и прочим содействовавшим в поражении неприятеля, так как и всем нижним чинам. Весьма тут приметны мужество и неустрашимость Российским воинам свойственные, и я не преминул о сем одержанном преимуществе всеподданнейше донесть Ее Императорскому Величеству».

До столицы Дмитрий Сенявин добирался на лошадях с охранной грамотой от Григория Потёмкина и с его письмом к Императрице. На почтовых станциях ему быстро меняли лошадей и выполняли все требования.

Бой у острова Фидониси был первым крупным сражением нашего парусного Черноморского флота с турками. Русские моряки показали умение держать линию против турецкого флота во время боевых действий. Задача русского флота по поддержке сухопутных войск под Очаковым фактически была выполнена. Явное господство турецкого флота на Чёрном море завершилось.

Капитан Сенявин прибыл в Санкт-Петербург в конце июля и сразу же был принят Екатериной. Императрица уже 28 июля восторженно писала Потемкину: «Твоё письмо, друг мой Князь Григорий Александрович, я получила чрез флаг-капитана Сенявина, которого, буде разсудишь, что его производить должно и другим не обидно, то объяви ему чин моим имянем. Действие флота Севастопольского меня много обрадовало: почти невероятно, с какою малою силою Бог помогает бить сильные Турецкие вооружения! Скажи, чем мне обрадовать Войновича? Кресты третьего класса к тебе уже посланы, не уделишь ли ему один, либо шпагу?». Она наградила молодого капитана своей золотой табакеркой, осыпанной бриллиантами, и приказала выдать ему 200 золотых червонце.

Ночевал Дмитрий Сенявин у своего дяди адмирала Алексея Наумовича Синявина и почти всю ночь рассказывал ему о сражении про подвиги Ушакова и рисовал схему боя. Адмирал тогда вспомнил, что этот молодой шустрый мичман двадцать лет назад командовал ПРАМом на Азовском море. Синявин в том году руководил комплектованием кронштадтской эскадры, которая готовилась в поход на Средиземное море, но с лета заболел и был отправлен Императрицей в отпуск «за болезнями его увольняем от всех дел, и за долговременную и усердную службу по смерти производить ему полное жалование».

По возвращению Потёмкин досрочно присваивает Сенявину звание капитана 2 ранга и приказывает быть «генеральс-адьютантом» по флоту при своей персоне. Эта должность открывала большие возможности подниматься по служебной лестнице, и Сенявин к тому же получает двойную прибавку к жалованию. Во время вечернего ужина в шатре новоиспечённый капитан 2 ранга сидел рядом с главнокомандующим и выпивал с ним из серебряных кубков «терпко-сладкую мальвазию». Потом были приглашены певчие, которые пели русские народные песни. Им подпевал немного хмельной Дмитрий, что не осталось незамеченным Григорием Александровичем. Он его хвалил за красивый голос и заставил спеть любимую песню. Отказываться было бесполезно, и Сенявин пел, а его исполнение запомнили многие кто находился в это время в походном шатре Потёмкина. Позже много лет спустя некоторые неприятели злословили по этому поводу.

Здесь Потёмкин на следующее утро поделился с Сенявин своими задумками по специальной операции который он хочет провести у берегов турецкой Анатолии. Именно с тех мест шло продовольствие и подвозилось подкрепление к осаждённой крепости Очаков. Главнокомандующий флотом поручил «дерзко-бойкому» Сенявину провести «поиск» с помощью «греческих арматоров» на их быстрых судах. Письмо об этой планируемой морской операции Потёмкин посылает Войновичу.

В то же самое время на Балтийском побережье шведы захватили таможенную заставу и судно с провиантом около крепости Нейшлот. Затем они в приграничном посёлке Пуумала, переодетые в российскую униформу, устроили перестрелку, ставшую для короля Густава III формальным предлогом к началу войны. Его войска вторглись на нашу территорию, но была остановлена русскими войсками под командованием генерал-аншефа графа Валентина Платоновича Мусина-Пушкина. Императрица приказывает адмиралу Самуилу Карловичу Грейгу «шведский флот искать и стараться его атаковать и разбить, если Бог поможет». В начале июля наша эскадра (авангардия-контр-адмирал Фондезина, кордебаталия- контр-адмирал Спиридов, арьергардия -контр-адмирал Козлянинов) в 15 линейных кораблей встречает шведский флот, состоящий из 28 судов под командованием герцога Карла Сёдерманландского «между островом Штеншкер и мелью Калбо в 7 верстах от острова Гогланта». Именно там в Финском заливе произошло Гогландское сражение. Оно проходило в полном безветрии в течение 10 часов и корабли приходилось передвигать при помощи баркасов. Два флота потеряли по одному кораблю «многие разбиты особливо в мачтах, реях и оснастке, имеют множество пробоин». Обе стороны объявили себя победителями, хотя, по сути, бой закончился вничью. При этом стратегический успех остался на стороне русского флота, который завладел инициативой в войне. Шведский флот был вынужден отступить в Свеаборг, что означало крушение шведского плана войны. Наши потеряли 321 человека убитыми и 702 ранеными. Затем эскадра адмирала Грейга отправилась к острову Нарген (ныне Найссаар) что перед Ревелем и встала на якоря. Часть кораблей осталась крейсировать против полуострова Паркалаут у берегов Финляндии.

В этом бою участвовал сын адмирала Алексея Наумовича Синявина 21-летний капитан Григорий Алексеевич Синявин. Он командовал 44-пушечным фрегатом «Брячислав» и в итоге ему присвоили звание капитана 2 ранга. Позже состоял при адмирале Грейге «генеральс-адьтантом». Теперь во флоте стало 2 капитана с такой фамилией, и современные историки часто путают их.

Но вернёмся на Чёрное море, и пока новоиспечённый капитан 2 ранга Дмитрий Сенявин был в пути в Севастополь, эскадра контр-адмирала Войновича рано утром 24 августа вышла в море. В её составе было два 66-пушечных корабля «Преображение Господне» и «Святой Павел», два больших фрегата и семь малых. Так же вышел отряд «корсерских греческих судов» состоящий из 15 полакров. Два дня флот «лавировал по причине большой зыби и течения» и далее держался на реях в районе Булганака. На третий день «нашла большая буря от севера с дождём, молниею и громом и во всю ночь продолжались шквалы и флот принудило лежать под нижними парусами, у иных фрегатов изорвало марсели». Все корабли отнесло ветром к Херсонесскому мысу, и эскадра с большим трудом вошла в Ахтиарский залив. Фрегат «Покров Богородицы» капитана Ивана Ознобишина отнесло до Балаклавы. По окончании бури он вернулся в Севастопольскую гавань, где Войнович производил «обученеие рекрутам и исправление судам».

В начале сентября 1788 года контр-адмирал Войнович по приказу Потёмкина отправляет Дмитрия Сенявина с самыми быстрыми греческими полакрами в «морской поиск» к берегам Османской империи, а конкретно к Синопу. Он вместе с прапорщиками: Дмитрием Кундури, Николаем Вальяно, иоанисом Марингопуло; капитаном Григорием Ганале и мичманом Феодором Аркуловым провёл стремительный набег на северное побережье Турции.

Об действиях этого отряда Войнович докладывает князю Потемкину в письме от 7 октября: «…отряд сделанный в Анатолию, состоящий из 4 судов под командою В. Св. штаба генеральс-адъютанта Сенявина отправился из Севастопольской гавани 16 сентября и при переменных ветрах 19 подошел к Синопу, в который день завидел к югу 4 турецких судна, да от востока идущее большое судно одно; разделил своих так дабы пресечь у всех неприятельских курс, в котором и успел; сам (Сенявин) напал на большое, оное по легкому ходу и уходило, но поспели на пересечку два другия его судна, под командою капитана Ганале, и прапорщика Марангопуло, и поражали оное на ружейной выстрел; на турецком судне было множество народу и вооруженное пушками отбивалось от наших со всякою горячностию и по близости его берега надеялся спасения; два раза Ганале и Марингопуло покушались онаго обордировать, но превосходному числу народу и наступившей темноте ночи должны были уступить, а продолжали бить онаго пушечными выстрелами, пока в 10 часов оно стало на подводный камень у Синопского мыса и разбилось; тогда слышно было большой жалостный крик топившагося народу; с Синопской крепости 9 пушечных выстрелов выпалили по нашим и перебили несколько снастей, но они отворотили прочь и пошли в море; спасли 2 человек турок весьма израненых. Из других судов прапорщик Скандраки (Сарандинаки) взял одно, а 3 в темноте ночи спаслись». Сарандинаки прицеил к себе взятое судно и отправился в сторону Анапы. Капитан 2 ранга Дмитрий Сенявин, Ганале, и Марингопуло на своих судах 20 сентября продолжили плавание вдоль анатолийского берега к Вонне. Заметили около берега ещё одно стоящее турецкое судно. Капитан Ганале взял его, а турки на баркасе убежали. Это судно было гружено смолою и пенькой и тащило на тросу плот из мачтовых деревьев «генеральс-адъютант Сенявин приказал оное сжечь, а мачтовые деревья изрубить». 21 сентября у мыса Чонсамба наши корсары увидели 4 турецких небольших судна «мелексы», погнались за ними на своих полакрах. Спустив на воду вооружённые баркасы стреляя из пушек 2 потопили, взяв в плен шестерых турок. На другой день этот отряд под руководством Сенявина подошел к местечку Вонн: «ветер был самый тихий и проходя мыс начали турки палить из пушки и множества ружьев, но скоро оная была сбита и хотя покушались оную взять, но крутой под пушкою берег не позволял барказам пристать… однако барказы были посланы к другому берегу, где стояла одна турецкая мелекса; оную взяли и совсем имеющимся на ней грузом, лесом и пенькою, была сожжена». Капитан Дмитрий Сенявин со своим 24-пушечным полакром «Панагия Турляни» подошёл к берегу «прогнал народ защищающий магазин, где много турок побито картечами… генеральс-адъютант Сенявин не находя тут в Вонне тех 8 судов к перевозу войск приуготовленных, в сходственность полученных известий, решился вдоль берега продолжить далее свой поиск». Через день наши суда подошли к острову против города Гересинда (Карасунд) и увидели стоящие там 4 турецких судна и множество пехоты и конницы. Погода была пасмурная и подойдя к этим судам встал на якорь. Когда стемнело Сенявин спустил два баркаса и хотел взять суда, но турки ответили сильным огнём из пушек и ружей. На следующий день рано утром он переставил свой полакр против тех пушек и начал стрелять со всего борта «отбил весь народ от пушек от берегу и с судов, потом барказами абордировал большую шайку, отрубил у ней все канаты и вывел из под берегу; оная была нагружена провиантом, до 300пудов пороху и к перевозу войск всеми припасами». Далее Сенявин открыл огонь по следующим 3 судам «почти вовсе разбили», но турецкие войска ожесточённо сопротивлялись. В итоге они были потоплены артиллерийским огнём. Эти суда должны были перевозить турецкую армию в Очаков, но Сенявин своими действиями сорвал эти планы. Команды наших судов, состоящих из греков в этих боях, потеряли 9 человек убитыми и 13 ранеными. После этого сражения «греческие арматоры» отправились вдоль берега к Таврическим берегам. По пути Сенявин встретил грузовой парусно-гребной трекатр с 70 тоннами соли и других товаров. Турки бежали с оного, а наши греки, высадив 12 человек повели его к нашим берегам, но спустя 3 дня во время сильного шторма его пришлось потопить.

По пришествии отряда 6 октября в Севастополь «генеральс-адмирал Сенявин весьма одобрял перед Войновичем капитана Ганале, мичмана Аркулова, прапорщиков Марингопуло и Николая Вальяно отличившимися, как ревностию, так и мужеством во всех случаях, да и всех служителей на корсарских судах, хвалил их смелость и послушание… и так ополчая анатольские берега, сей мужественный и храбрый офицер навел на турок страх, поразил много народу, уничтожил неприятельския покушения в перевозке войск, истребил довольное число судов числом 11,взял пленных и привез от себя и своим подчиненым у неприятеля довольно взятого богатства». По правилам войны командам и капитану Дмитрию Сенявину доставалось большая часть трофеев. Григорий Потёмкин в письме Императрице так написал про это «Севастопольский флот весь вошёл в гавань, только греки крейсируют, не потерпели они». Это был первый военный поход разведывательной эскадры, совершенный нашими кораблями на южное побережье Черного моря в тыл турецким войскам.

Здесь приведу ещё одну цитату Потёмкина: «…мой Сенявин много навел страху на Анатолийских берегах. Позвольте дать ему крест Георгиевский 4 степени. У меня есть лишние». В ответном письме Екатерина Алексеевна сообщила «…Сенявину твой дай крест Георгиевский из тех, кои у тебя остались не розданы».

Во второй декаде октябре Сенявин был срочно вызван в Херсон по приказу Потемкина для награждения и принятия под команду 64-пушечного корабля «Святой Мученик Леонтий». Этот корабль был летом захвачен у турок в призы, ремонтировался в Херсоне и перевооружался в Глубокой гавани «онотменно хорошей конструкции в подводной части и ходит скорей всех наших на фордевин». Мастер Семён Афанасьев установил на него новые мачты, бушприт, стеньги, такелаж и были сшиты паруса. Этот корабль вооружили 24-фунтовыми пушками с корабля «Св. Владимир» капитан которого Панайоти Алексиано умер от заразной болезни.

Командующий Днепровской гребной флотилией принц Нассау-Зиген в согласовании с контр-адмиралом Мордвиновым разработали план нападения на крепость Очаков. К осени было готово 6 артиллерийских батарей, 32 бота вооруженных 18-фунтовыми пушками, 4 большие галеры, 4 дубель-шлюпки и 5 судов с поставленными мортирами. Морские батареи должны были стрелять в стену и в первую очередь разрушить угловую башню.

В это время на Балтике в Ревельском порту на корабле «Ростислав» умер от лихорадки 52-летний адмирал Самуил Карлович Грейг. На его должность был поставлен адмирал Василий Яковлевич Чичагов.

22 октября капитан Сенявин несмотря на очень плохую погоду вывел корабль «Святой Мученик Леонтий» к крепости Кинбурн. Следующим днём началась атака гребного и парусного флота на корабли и крепость Очаков. Артиллерийским огнём в первый день было потоплено 6 турецких судов и много было повреждено. Контр-адмирал Николай Семёнович Мордвинов парусную эскадру расположил под прикрытием кинбурнских батарей «большие суда поставлены под прикрытием мели, простирающейся от косы в море и приближены к обороне линии гребной эскадры». Несколько дней продолжалась бомбардировка крепости Очаков и кораблей, стоящих у берега. 30 октября Мордвинов сообщает Потёмкину что «23 неприятельских судна от выстрелов наших потоплены». Капитан 2 ранга Сенявин, обладая дальнобойными пушками на своём корабле вёл огонь по кораблям и крепости.

2 ноября контр-адмирал Марко Войнович вывел свою эскадру из Севастополя и направился к Тендре для поиска турецкого флота. Погода стояла плохая с сильным ветром и густым туманом. Греческие крейсера (под командой мичмана Григория Кацаити, прапорщики Дмитрия Купа и Галаки Батиста) ранее посланные в разведку на глазах всей эскадры, преследовали турецкий «кирлангич», который обладая большей скоростью увидев наш флот, убежал в море. Вот как пишет Войнович об тех днях: «…8 ноября подошёл я к оконечности Тендры в разстоянии верстах в десяти, так что видны были мачты наших судов в Лимане; по полудни в 4 часу крейсер дал знать сигналом, что 8 кораблей видит в море на румбе W, погода сделалась пасмурная и ветер переменной. 9 числа в 5 часу после полуночи слышны были в море на румбе WSW 5 пушечных выстрелов, спустя четверть часа и паки два; ветер сделался от востока крепкий с снегом… следующие дни ветер от северо-востока весьма крепкий с снегом и мороз». Спустя два дня эскадра Войновича передвинулась к самой северной оконечности мыса Тендра, провела разведку и не увидела турецких кораблей. Он послал к Потёмкину своего нового флаг-капитана лейтенанта Юрьева с донесением о дальнейших действиях. Тот разрешил Севастопольской эскадре идти в море к Таврическим берегам и выслать для поиска флота противника крейсерские суда. 19 ноября все корабли прибыли в Севастополь кроме корабля «Св. Андрей» (капитан 1 ранга Иван Баскаков) которого ветром унесло вдоль берега в сторону Козлова.

У контр-адмирала Мордвинова от сильного ветра потонули 4 канонерских лодки, и он запросил у главнокомандующего возможность уйти на зимние квартиры, так как морозы усиливались. Потёмкин, видя ситуацию скомандовал всем уходить из лимана в устья рек. Капитан Дмитрий Сенявин свой корабль повёл к Глубокой пристани, но сильный ветер не давал продвижения. Подойдя к мысу Станиславский, он там был прихвачен льдом «прочие суда замерзли по разным местам Лимана от Станислава до устья Буга; Спиридон Тримифийский вошел в Буг и стоит выше русской косы». Как ни боролся капитан Сенявин со своей командой, пытаясь вырваться от ледового плена, его корабль сорвало с якорей и всей глыбой отнесло назад к Кинбурнской косе к Александровской крепости. Днепровский лиман был свободен ото льда в своём фарватере, где шло сильное течение. Фрегат «Василий Великий», вынесенный из устья Буга сильным ветром потонул недалеко от корабля Сенявина. Позже Дмитрию Сенявину удалось вырваться из ледяного плена, вывести корабль «Святой Мученик Леонтий» и зайти за мыс Станиславский к берегу напротив Широкой балки.

В течение декабря и наступившей зимы Войнович просил у Потёмкина материалов и мастеровых для ремонта кораблей. Главнокомандующий был занят осадой Очакова и эти надоедливые просьбы его выводили из себя. Тем более большинство солдат в армии болело «четвёртая часть осталась от армии, а кавалерия потеряла почти всех лошадей».

Штурм крепости Очаков. Старинная гравюра 18 века.

6 декабря Григорий Потёмкин приказал штурмовать крепость Очаков. Турки сидели без пропитания и в сильном холоде, мороз достигал 23 градуса. Шесть русских колонн пехотных полков с большим мужеством за час с небольшим овладели этой крепостью. Османы понесли большие потери. Было убито при штурме более 8000 человек и около 4000 попало в плен. Наши войска потеряли намного меньше: 956 солдат и офицеров убитыми и 1823 ранеными.

Князь Потемкин писал Екатерине 7 декабря, которая ранее постоянно торопила его со штурмом: «…поздравляю Вас с крепостию, которую турки паче всего берегли. Дело столь славно и порядочно произошло, что едва на экзерциции бывает лутче. Гарнизон до 12000 отборных людей-не меньше, на месте положено семи тысяч, что видно, но в погребах и землянках побито много. Урон наш умеренный, только много перебито и переранено офицеров, которые шли с жадным усердием и мужеством. Убит генерал-майор князь Волконский на ретраншементе и бригадир Горич на стене… какие труды армия моя понесла и сколько наделала неприятелю урону, того не вдруг можно описать… тяготит меня пленные, а паче женщины. Зима жестока, как в России. Отправлять их хлопот много. В городе строения переломаны нашими пушками, много нужно починать». Более подробнее про штурм Очакова можно прочесть в другой моей книге «Синявин» про адмирала Алексея Наумовича Синявина.

В середине декабря главнокомандующему Григорию Потёмкину приходят сведения, что льдом многие суда в днепровском лимане были потоплены. Особенно Потёмкин злился что 42-пушечный фрегат «Василий Великий» под командою капитан-лейтенанта Семёна Мякинина потонул у Кинбурнской косы. В это время Мордвинов временно выехал в Херсон к своей беременной жене. Об этом доложил главнокомандующему бригадир канонирских лодок подполковник Иосиф Де Рибас. Возник конфликт и Потёмкин, грубо ругаясь заставил Мордвинова писать прошение об отставке. 30 декабря он пишет бумагу Черноморскому адмиралтейскому правлению: «Контр-адмирал Мордвинов по прошению его будет уволен от службы, и главная команда подо мною, как в сем правлении, так и во всех прочих местах, препоручается контр-адмиралу Войновичу. О чём черноморскому адмиралтейскому правлению объявляю к исполнению».

В эти же дни Потёмкин пригласил к себе Дмитрия Сенявина и тот ему рассказал о рейде, который он совершил к берегам Анатолии с греческими морскими крейсерами. Потёмкин в письме Войновичу говорит про них: «Доставьте себе сведения о греках на судах находящихся, как об офицерах и о нижних чинах; я их препоручаю в ваше особливе призрение, ибо Ея Императорское Величие высочайше мне объявить соизволила, что она поставляет себе священным долгом покровительствовать сей народ… вы представляли бы мне о воздании должном за службы их; долг мой отдавать каждому справедливость кого по старшинству и достоинству следует произвести в чины; желал бы я ради единообразия, чтоб одинаким цветом по их образу оделись греки, на что я сукна доброго доставлю; неприятель бы по сему виду больше их уважал».

3. Капитан 2 ранга Дмитрий Сенявин в Херсоне. Керченское сражение. Выборгское сражение. Бой у мыса Тендра

Наступил новый 1789 год. Армия ушла на зимние квартиры, оставя небольшой гарнизон в Очакове. Около крепости Кинбурн обмёрз льдом 66-пушечный линейный корабль «Св. Владимир» недалеко от моря. После смерти контр-адмирала Алексиано им временно командовал капитан-поручик Пётр Клавер, так как капитана 2 ранга Михаила Чефалиано поставили командовать гребной эскадрой. Князь Григорий Потёмкин посылает на этот корабль своего генеральс-адьютанта, капитана 2 ранга Дмитрия Сенявина и приказывает его вывести в море. Имея опыт освобождения от ледового плена, Дмитрий вместе с многочисленной командой, высадившейся на лёд, прорубали канал. Они даже при помощи пушки делали полыньи и спустя несколько дней вывели корабль на чистую воду. Контр-адмирал Марко Войнович для вступления в новую должность «командующим морским департаментом» уже 8 января прибыл к крепости Кинбурн. В помощь Сенявину дали двухмачтовое транспортное судно «Березань» и навстречу из Севастополя вышли на полакрах неутомимые греки с капитаном Григорием Ганале. 12 января капитан Дмитрий Сенявин при сильном зимним ветре повёл линкор в сторону Тарханкута западной оконечности Крыма. Впереди двигалось «форзейлем» вышеупомянутое судно. Берега по крымскому полуострову были освещены ночью при помощи костров. Посылаемые раньше в таких зимних условиях суда неоднократно терпели крушения у берегов полуострова. Спустя шесть дней капитан 2 ранга Сенявин успешно завёл линкор «Св. Владимир» в Севастопольскую гавань, где его встречал Фёдор Ушаков. Князь Григорий Потёмкин в это время направлялся в Санкт-Петербург и с дороги писал Императрице: «…чрез прибывшего курьера из Севастополя стало известно, что корабль „Владимир“ в гавань пришёл. Слава Богу, я очень безпокоился об нём. Граф Войнович, быв на корабле „Мария“, строящемся в Херсоне, с верхних лесов поскользнувшись упал. Я был встревожен. Однако ныне пишут, что ему легче». За этот зимний перевод корабля Дмитрий Сенявин был позже награждён орденом «Святого Владимира» 4 степени с бантом, что давалось за боевые заслуги. Потёмкин писал в своём указе: «…я ожидаю и впредь новых от вас заслуг, которые мне ещё приятный случай засвидетельствовать об оных».

Контр-адмирал Марко Войнович при отъезде из Севастополя поручил командовать эскадрой бригадиру флота Фёдору Ушакову «предписываю употребить всевозможные меры и старание в исправлении судов и килевания кораблей, дабы всё поспело к открытию мореплавания». Сам же он в зимнее время у Кинбурна начал снимать пушки с затонувшего фрегата «Василий Великий» и других повреждённых судов. В Севастополе князь Потёмкин решает открыть «контору порта» и назначает на неё начальником капитана 1 ранга Дмитрия Доможирова. В начале апреля Войнович приказывает капитану Сенявину, собрать греческие полакры для сопровождения транспортов и всем отрядом прибыть в Днепровский лиман. Начальником этой эскадры был назначен флаг-офицер контр-адмирала лейтенант флота Иоанис (Иван) Бардаки, который на эти 18 судов посадил Балаклавский греческий батальон и вольнонаёмных греков (более 600 человек) майора Константина Чапони. Прибыв вместе с ними к назначенному месту у Глубокой пристани Дмитрий Сенявин, отправился далее в Херсон для принятия в командование 80-пушечного линкора «Иосиф II», который вооружался в этой гавани.

Готовых на всё греческих «арматоров» контр-адмирал Марко Войнович отправляет «для поиску неприятеля к румелийским берегам». 18 апреля этот отряд наших судов подошли вдоль берега к Акерману, где выходил из устья большой транспортный трекатер. Десант, спущенный на баркасах, его захватил, а турки спаслись бегством. Транспортник с ячменём, кожами и другими скобяными товарами подцепили за одним из полакров. Далее продвигаясь вдоль побережья, греки сожгли один кирлангич и канонерскую лодку. Около устья речки Портица наши арматоры увидели три «беяды» и погнались за ними. Турки повернули к берегу и бросив суда с кожей и шерстью бежали на берег «крейсеры сгрузя сей товар, суда сожгли и с жильём около устья находящимся». Через день подойдя к городку Констанция к самому берегу укреплённой гавани и начали палить из пушек. В это время под прикрытием артиллерии спустили на баркасах десант майора Чапони более 600 человек и развернув русские знамёна взяли обороняющихся в «клещи заняв возвышенную горку у мельниц пресёк тем отвод к матёрой земле». Турки кинулись к берегу, но там были уничтожены картечью и ядрами с кораблей «было сожжено 5 магазинов, 6 мечетей, 15 мельниц и множество домов». Позже они захватили ещё одно большое транспортное судно, шедшее из Константинополя с грузом апельсинов. Этот транспортник был приведён в Днепровский лиман, а апельсины были отправлены в Санкт-Петербург на стол Императрицы. Захваченные пленные сообщили, что султан Махмут умер, а престол занял Султан Селим. Главный командующий флотом «капудан Хасан-паша» был назначен «сираксиром» главнокомандующим и собирает огромное войско для воинского похода и освобождения Очакова. Турецкий флот под командой Хусейн-капитана собирается в «Варне, Коварне и Чинганескалеси сделали многия на берегу укрепления батареями». Султан обнародовал фирман, в котором обещал, что «он или лишится своего трона, или отомстит России за Очаков».