Пища

– Это просто.

Алиса смутилась и больше не спрашивала об этом Тома. Может быть, думала она, я что-то сказала. Может, слово ПАПА промелькнуло на ее сухих тонких губах. Беззвучно.

– Откуда ты взялся?

Она протянула птицу назад, словно этого требовал разговор. Ритуал. Передача трубки мира. Говорил не Том. Говорила птица.

– Родился, как и ты. Только раньше. Гораздо.

– Когда ты родился? Ты ведь такой молодой.

– В том время еще не был построен этот Дом, а у Старшего Настоятеля еще не выросли молочные зубы.

– Разве ты такой старый? Это такая-то болезнь?

– Нет, это не болезнь, а я еще слишком молод, чтобы говорить о старости

Алиса поморщилась. Она не поняла, сумасшествие ли это молодого человека или что-то куда более странное. Необъяснимое. На секунду ей показалось, что она столкнулась с тем, во что никогда не верила, отчего и спросила:

– Ты Бог?

– Нет, я не бог.

Он рассмеялся.

– Но я говорил с ним. Много говорил. Хочешь знать, почему я так молод? Просто, Он еще не все рассказал мне. Не обо всем поведал.

– Он до сих пор говорит с тобой?

– Конечно. Я хорошо умею слушать.

– И что он говорит?

– Он говорит, что когда все кончится, Он заберет меня к себе, чтобы мы могли продолжать.

– Почему тебя?

– Я хорошо умею слушать, а в слушателях он нуждается. У него столько поклонников. Столько людей говорят о нем, считают себя гласом его разума, но они никогда не видели его. Не слушали его речей, поэтому Он всегда будет далеко от своих почитателей.

11

Охранник ударил. Потом еще раз. Снова и снова. Звук был слышен даже на первом этаже – на подходе к Башне. Удар, удар, а следом крик.

– Вы не нужны ему!

Иногда революционное высказывание молкло, становилось мягким, сменялось воплем. Неразборчивым и бешенным. Лишь проявление боли. Не больше и не меньше.

Алиса бросила тележку и понеслась вверх по лестнице. Спотыкаясь, она несколько раз чуть было не выбила себе передние зубы. Она и сама не знала, почему бежит. Не было для того причин. Просто что-то внутри нее скулило. Жалобно и протяжно. Поэтому она и побежала. Чтобы спасти. Чтобы заглушить этот вой. Возможно, не того, кто кричал, но себя. За бездействием следовала расплата. Остановка мучительна. Замедление непростительно.

Она преодолела все ступени и старалась отдышаться за спиной охранника на входе. Старший Настоятель стоял, сложив руки за спиной, пока Дядюшка Карл орудовал дубинкой над Томом. От каждого удара ноги Тома дергались точно в судороге, а сам он подвывал в такт, рассекающей воздух, резине.

Легкие Алисы готовы были выпрыгнуть наружу, пульсируя внутри. Том залил кровью весь пол и барахтался в жиже, точно рыбка в осколках разбитого аквариума.

– Что вы делаете?

– Учу.

Старший Настоятель был суров и спокоен. Он наблюдал подобное научение далеко не в первый раз, отчего не дрожал. Давно не дрожал. Две таблетки кодеина в его густой крови лишь подбадривали, но не опьяняли, не давая желудку вывернуться наружу. Дядюшка Карл изрядно взмок, орудуя дубинкой, черная резина в любой момент могла выскользнуть из его руки, но он всегда перехватывал ее в нужный момент.

Том уже перестал кричать. Он просто лежал и смотрел на Алису. Кровь застыла у него в глазу, отчего белок стал красным и пугающим.

Он говорил с Алисой. Говорил, что не следовало ей приходить. Говорил, что все это совсем неважно и не страшно. Все это временно. А потом, он решил показать ей, как показывал другим. Мертвецам.

– Смотри.

Сначала смолк звук ударов, потом исчезла комната с камерами на последнем этаже Башни. Исчезла вся Башня, оставив за собой только поросший травой холм, на котором Алиса стояла в одиночестве.

– Видишь? Ничто не вечно, но они этого не понимают.

Она моргнула и очутилась в комнате Старшего настоятеля. Он усердно мастурбировал, сидя за столом, а когда кончил и тяжело встал со стула, из-под стола вылезла голая молоденькая девушка. Лет шестнадцати не больше. Она боязливо выбежала из комнаты, пока Старший Настоятель мыл руки. Потом он застегнул брюки и встал на колени возле импровизированного алтаря, на котором была изображена массивная человеческая фигура в черном капюшоне. Алиса подошла поближе и вслушалась в слова, что охотно вырывались изо рта Старшего Настоятеля.

– Я – воля твоя. Служу заветам твоим, о Великий Одинокий Бог. Повинуюсь милости твоей. Преклоняюсь перед могуществом твоим.

– Видишь?

Голос Тома стал тише и слабее.

– Видишь, кто он такой?

– Я вижу. А кто тогда ты?

Мимо Алисы пролетела птица, ударив ее крыльями. Совсем легко. Словно сообщая о своем присутствии.

– Я лишь пища его голодного сознания.

12

Я лишь пища. Лишь пища. Лишь пища. Пища. Мы лишь пища. Пища. Пища. И нас пожирают. Они питаются нами. Откусывают кусочки, растягивая удовольствие. По чуть-чуть, чтобы хватило надолго. Иначе они не могут. Не могут. Не способны восприниматься этот мир иначе. Мы для них – мы все – еда.

И нас жрут.

– Том! Томас! Томми! Покажи мне! Покажи! Прошу тебя! Я хочу знать!

Он показал. Приоткрыв лишь один глаз, кутаясь в плед, он немного вздрогнул. Это как на велосипеде. Нужно попробовать лишь раз, чтобы помнить, как это делается. Как взбираться по скале. Движения и мысли должны быть в единении, чтобы не сорваться и дотянуться до вершины, на которой ждет он. Древний и мудрый. Обелиск. Титан. Искушенный и искушающий. Прикоснись к нему и узнаешь. Все узнаешь и более не сможешь быть прежним.

Алиса лежала в кровати среди дня. Все были на занятиях, но она сказала, что ей нездоровиться. Пусть, без обеда, но зато одна.

– Давай же, Томми. Давай же, покажи.