Инцидент. Сборник рассказов

– Так кем же оказалась Ну Ну?

– Принцессой.

– Что?

– Да. Самой настоящей принцессой. Из одного очень древнего бирманского рода. С отцом они скрывались в джунглях от преследовавших их коммунистов. Знаешь, те коммунисты – не чета нашим. Одно название только, а по существу бандиты бандитами. Она не объяснила, почему именно к ним у коммунистов были какие-то особые счёты. За головы их назначили немаленькую сумму, потому скрываться приходилось и от всех других группировок, которыми кишела округа. Они, конечно, очень рисковали, выхаживая меня и ничего о себе не скрывая. Тем более, когда решили отправить меня к людям. Я же мог выдать их убежище. Но у них имелись на мой счёт свои виды. К тому моменту они сами готовились к переезду, и не абы куда, а в Советский Союз. Однако, хотелось им прежде переправить через границу все свои семейные ценности, которые удалось сохранить. Их было не так много, этих ценностей: какие-то архивные документы, фотографии и чуть больше килограмма ювелирных украшений. Отец Ну Ну мне всё показал. Такого я не видел никогда раньше – красота, достойная королевы. Однажды Ну Ну появилась передо мной в чудесном платье, с браслетами, ожерельем и колечками на каждом из пальцев. Я был ослеплён. Сердце вырывалось у меня из груди, когда я смотрел на неё. Ну разве мог я предать её? Разве мог отказать? Может быть, и она это вполне понимала и поэтому доверяла безоговорочно. Я согласился.

На следующий день они вручили мне два чемодана. В одном – мои оставшиеся вещи и скромные подарки; в другом – образцы с того участка, куда нас послали на разведку с командой. У этого второго чемодана имелось потайное отделение, куда и сложили они свои реликвии. Я должен был вывезти их из Бирмы, а потом ждать, когда Ну Ну с отцом переберутся в Союз. Тайными тропами они вывели меня к ближайшей безопасной деревне. Оттуда я уже сам добрался до советского посольства.

Никого из группы моей найти так и не удалось. Что случилось тогда в лагере и куда все подевались – так и осталось до сей поры неразрешённой загадкой. Я рассказал в посольстве свою историю, заменив только своих спасителей жителями деревни. Не думаю, что мне во всём поверили, но странным образом особо не настаивали на деталях. И более того, чемоданы с образцами и подарками отправили дипломатической почтой прямо в Воронеж, откуда я их благополучно забрал и привёз к себе домой. То ли не было до меня никому дела, то ли существовали ещё какие-то договорённости, о которых мне не положено было знать.

– О, – раздалось с соседней койки. – Папа? магати? титя?. Би. Во. Ну Ну ро?ша.

Это решил вставить свой комментарий Папа?, всё это время, лёжа на боку, внимательно слушавший историю Алексея Петровича.

Старик улыбнулся:

– Да, дружище. Ну Ну хорошая.

– Ага, – согласился тот.

– Что-то я подустал, Лиза, – сказал Алексей Петрович, закрыв глаза. – Больно вспоминать обо всём этом. Сорок лет прошло, а в памяти всё так живо, будто вчера было. Я ведь, Лизанька, часто и об этом забывать стал. И не всё ещё рассказал. О Ну Ну и о тебе.

– Обо мне? – удивилась Лиза.

– Да, милая. О тебе. Но об этом как-нибудь в другой раз. Устал я. Да и тебе что тут со стариком полуночничать. У тебя работа.

– Хорошо, Алексей Петрович. Вы отдыхайте. Продолжите в другой раз.

– Ну Ну и?за, – снова пробормотал Папа? и повернулся на другой бок.

***

Следующие несколько вечеров Алексей Петрович не возвращался к рассказам о бирманской принцессе. Провалы в памяти участились. Порою он даже начал забывать своё имя. Оживал только тогда, когда Лиза выходила дежурить в свою смену. Анализы показывали, что болезнь прогрессирует. Развилась к тому же и сердечная недостаточность, которая мешала назначению необходимых лекарств – все они так или иначе сказывались на работе сердца.

Володю всё-таки перевели из женского отделения. К счастью для Лизы, не ей в напарники. Но к несчастью для Алексея Петровича, под его варварскую опеку.

Когда бывали банные дни, то все женщины приходили мыться в мужскую половину, потому что у них в душевой шёл ремонт. В такие дни Володя был сама доброта, аж слюни текли. Загоняя в душ женщин, словно это была отара овец, он и сам проводил с ними всё время, отведённое им для гигиены. Отгонял перевозбуждённых солдатиков, следил, чтобы женщины не подрались из-за куска мыла, сбривал им безопасным станком лишние волосы, если те об этом просили. Доверить им бритву, само собой, считалось недопустимым. Было непонятно, почему Володе доверяют такую миссию. Однако дело обстояло именно так. В обычные же дни Володя, как обычно, был со всеми жесток. Клизма, торчавшая из его кармана, говорила сама за себя. Даже Папа? старался в такие дни не докучать своими историями про магазин. Но, как на зло, Алексей Петрович начал мочиться в кровать. И всё внимание Володи переключилось теперь на него.

Лиза жаловалась главврачу, обращая его внимание на бесчинства по отношению к её пациенту. Но тот только разводил руками и говорил, чтобы она искала точки соприкосновения со своим коллегой. Да какие ещё точки! Лиза готова была выцарапать этому извращенцу глаза. И Володя после нескольких разговоров с ней, кажется, уловил её решительный настрой – и пыл свой умерил. Было странно для Лизы обнаружить под непрошибаемой оболочкой этого мужлана позорную трусость. Володя оказался на поверку совершеннейшей тряпкой. Это почувствовали даже больные и стали давать отпор. А однажды ночью скрутили его в туалете в тот момент, когда он измывался над Вовой Зиборовым, и провернули операцию «Клизма» под предводительством художника и под радостные восклицания Папа?. И с той ночи Володя в их отделении больше не появлялся. А Папа? перевели на какое-то время в палату для буйных.

Алексей Петрович снова стал приходить в сознание. Но рассказы его делались всё короче, а к теме Ну Ну он так больше и не вернулся. Лиза, чтобы хоть как-то его взбодрить, заказала ему в подарок необычную записную книжку. Это была самая настоящая книга на триста страниц, с красивой обложкой, на которой были нарисованы джунгли и имелась надпись «Последняя экспедиция». Только страницы были пусты. Лиза надеялась, что Алексей Петрович собственноручно сможет их теперь заполнять. Он обрадовался такому вниманию Лизы. Вооружившись ручкой, по полдня корпел над своими записями. Даже художника привлёк для оформления книги. Тот читал истории и снабжал их великолепными рисунками. Писатель Евгений, сосед художника по палате, тоже увлёкся книгой. Поначалу злился на что-то, сидел суровый и молчаливый, перестав мучить своей собственной писаниной салфетки. Потом всё же оттаял. Но писать так и не продолжил, смирившись, судя по всему, с тем, что рассказы Алексея Петровича куда интереснее его графоманских виршей. Да и художник перестал колотить по ночам шкафы, и «висельник» больше не прикручивал по пятым числам к спинке кровати свои кальсоны. Обе палаты словно обуяла атмосфера творчества.

Так продолжалось около двух месяцев. Алексей Петрович не позволял Лизе читать. Она единственная не знала, о чём он пишет. Но Алексей Петрович пообещал, что, как только закончит, обязательно подарит ей эту книгу. И даже целиком посвятит ей.

Однако самочувствие старика становилось с каждой неделей всё хуже. По ночам стали случаться сердечные приступы. Анализы показывали ясно – жить ему оставалось считанные дни. Он больше не рассказывал по вечерам историй. Лежал молча, уставившись в потолок. Лиза сидела рядом с ним, держала за руку до тех пор, пока тот не засыпал. Папа?, вернувшийся из ссылки на своё прежнее место, тоже наблюдал за всей этой картиной молча, разглядывая Лизу по-детски добрыми светло-серыми глазами.

Однажды утром, – случилось это уже в конце февраля, когда начал подтаивать снег, обнажая бледную зелень прошлогодней травы, – к ней, слегка задремавшей под жёлтым бра, подошёл рано проснувшийся Алексей Петрович.

– Вот, – тихо сказал он, положив перед девушкой свою книгу. – Я закончил. Теперь, Лизочка, ты можешь прочитать. Дочитай до конца. В последней главе ты узнаешь очень много важного. Для меня. И, возможно, для себя тоже.

– Хорошо, Алексей Петрович. Вы рано встали. Как вы себя чувствуете?

– Теперь хорошо, Лиза. Теперь хорошо. Благодаря тебе. – Он жестом показал, чтобы Лиза не возражала. – Ты сама поймёшь, когда прочитаешь всё до конца.

И Лиза не стала ему возражать.

Дома она прочитала первые сто страниц. Какие-то из историй она слышала от Алексея Петровича, но какие-то оказались новыми. Прекрасные рисунки художника радовали глаз. Животные, нарисованные по описанию старика, выглядели почти сказочными. Пейзажи дикой тайги. Люди у костра, поющие под гитару. В этой компании Лиза без труда узнала Алексея Петровича. Художник изобразил его молодым, но основные черты внешности сумел подчеркнуть так, что не узнать его было невозможно. Какие же талантливые люди всё это время окружали её!

С намерением высказать своё восхищение и художнику, и самому Алексею Петровичу, Лиза и вышла на следующую свою смену. Но её желанию не суждено было осуществиться. На работе её ждала весть о том, что сегодня, в 16:30, Алексей Петрович скончался. Сердце его остановилось…

Дети Алексея Петровича, за крайние два месяца ни разу его не посетившие, приехали за телом на следующий день. Лиза знала, что последнее время перед тем, как совершенно забыть о своём отце, они с ним сильно ругались, разговаривая в зале для посетителей. Что-то требовали от него. Нужно было то ли подписать какие-то бумаги, то ли сказать, где эти бумаги находятся. Алексей Петрович на ругань и истерики никак не реагировал – просто молчал, опустив в пол глаза. Видимо, так и не добившись от него никаких результатов, брат с сестрой исчезли. Однако деньги на счёт Лизы исправно продолжали перечислять. Она не сняла с накопленной суммы ни копейки, надеясь однажды вернуть всё обратно.

Чуть позже она узнала, что хоронить Алексея Петровича увезли в Липецк, где проживала вся немногочисленная его родня. И хотя девушку на похороны никто не приглашал, всё же она посчитала своим долгом проводить в последний путь человека, посвятившего ей целую книгу. Он стал ей почти родным за это недолгое время. На кафедре психиатрии их учили ни в коем случае не привязываться к своим пациентам, иначе можно в конце концов свихнуться от бесконечных потерь. И Лиза только теперь со всей силой почувствовала это на своей шкуре. Но поделать с собой ничего не могла. Она взяла положенный ей уже давно отпуск, купила билет до Липецка и в полночь двадцать четвёртого февраля села в поезд.

***

День выдался ясным. Не по-весеннему горячее солнце беспощадно топило расползшийся по дорогам снег, а тёплый ветер подсушивал рыхлую землю, в которой вязли острые каблуки Лизы. Выбор гардероба на такой случай у Лизы оказался невелик – вышло и не по погоде и не совсем по настроению. Несмотря на печальный повод, мысли её блуждали вокруг ещё живого Алексея Петровича. Прожить ещё несколько лет в их богоугодном заведении было бы слишком жестоко для старика. Конечно, он мог бы ещё радовать сказочными историями и девушку, и своих соседей по несчастью, но всё это не настоящая жизнь, а только болезненное хватание за прошлое, которое к тому же и угасало с каждой неделей и больше становилось похожим на едва различимые тени. Наверное, Алексей Петрович и сам это понимал и потому уходил из жизни осознанно и с достоинством, успев подвести правильные итоги.

Лиза никогда раньше не задумывалась о Боге или о рае. Но в эти минуты, когда она вошла в кладбищенские ворота, вдруг ясно поняла для себя, что рай существует. Она почти видела его, ощущала своей кожей. Слышала радостные голоса и смех, чувствовала жар от костра, вокруг которого сидели бородатые люди и пели под гитару полные смыслов песни. И Алексей Петрович будто даже махал ей рукой и пальцем показывал куда-то в сторону залитого светом востока. И она смотрела – и видела восхитительной красоты девушку, спешащую присоединиться к компании бородачей. И она понимала – то была принцесса Ну Ну. Конечно. Ведь теперь они непременно встретятся и расскажут друг другу о том, о чём промолчали сорок лет тому назад.

К церемонии прощания Лиза опоздала. Гроб с телом уже опускали в могилу. Но она подумала, что это даже и к лучшему. Не хотелось ей видеть Алексея Петровича бледным подобием самого себя, со смиренно скрещенными на груди руками и с венчиком на холодном лбу. Она хотела запомнить его живым.

Провожавших в последний путь оказалось немного. Впереди, отдельно от остальных, стояли брат с сестрой и ещё какой-то мужчина. Лиза видела только их спины. Поодаль, будто опасаясь к ним приближаться, стояли ещё человек семь. Двоих она узнала, хотя никогда знакома лично с ними и не была – пожилые мужчины, немногим моложе усопшего. Неужели художник смог так точно передать и их лица в той недочитанной пока книге? Как такое возможно? Но других объяснений Лиза этому найти не могла. Один из мужчин чуть заметно кивнул ей, с интересом вглядываясь в её лицо. Что-то сказал своему соседу. Тот тоже обратил на Лизу внимание, и заметно было, что слегка удивился. Лизу это смутило. Откуда они могли её знать? В больнице, кроме детей, посетителей у Алексея Петровича никогда не было.

Троица из первой шеренги бросила в яму свои положенные комки клейкой глинистой земли, пропуская для церемонии остальных. Мужчина, стоявший возле брата с сестрой, на секунду повернулся к Лизе своим профилем – и сердце у неё бешено заколотилось. Да что сегодня за наваждение такое?! Профиль мужчины был точной копией профиля её бывшего парня, Андрея. Бред. Откуда он мог здесь взяться?! Все сегодня кажутся ей знакомыми, словно она выпала из реального мира и её окружили призраки прошлых лет. Лиза бросила на крышку гроба комок земли, развернулась и столкнулась взглядом с глазами дедушки, который минуту назад поприветствовал её кивком головы.

– Будьте осторожны, – едва слышно произнёс тот.

– Что? – испуганно переспросила она.

– Соболезную, – уже громко сказал старик.

Наверно, первая фраза ей только почудилась. С чего бы вдруг говорить ему такое? Может, подумал, что Лиза могла поскользнуться? Воображение разыгралось с той минуты, как она начала думать о рае. Лиза поёжилась, отряхнула от земли руки и направилась обратно к выходу с кладбища. На поминки ехать она не собиралась, да и вообще ей не хотелось как-то акцентировать на себе внимание. Она пришла только ради Алексея Петровича, ничего более её здесь не задерживало.

Люди гуськом потянулись к забрызганной грязью «газельке», вытирая о рыхлый снег жёлтую от налипшей глины обувь. Только парень, показавшийся Лизе похожим на Андрея, прошёл мимо, направившись, как и она, к выходу. Лиза шла метрах в пяти от него сзади. Ещё раз внимательно всмотрелась в фигуру – сходство всё-таки было поразительным. Даже походка Андрея и его привычка держать руки в карманах.

– Андрей? – негромко окликнула она.

Парень не обернулся, только ускорив шаг.

Лиза тоже пошла быстрее и, когда почти догнала незнакомца, повторила чуть увереннее и громче:

– Андрей!

Мужчина лениво обернулся. И сердце у Лизы ушло в пятки. Теперь сомнений быть не могло – это был никто иной как Андрей.

– Лиза? – остановился тот.