Инцидент. Сборник рассказов

Девушке показалось, что он не особенно удивился, когда произнёс это. Скорее, он был слегка озадачен и даже недоволен неожиданной встречей.

– Что ты тут делаешь? – спросил он.

– Хотела задать тебе тот же вопрос. Ты был знаком с Алексеем Петровичем?

– Друзья мои, Дашка с Олегом… – Он достал из портсигара чёрную сигарету и закурил. – Это их отец.

– А я была его лечащим врачом.

– Вот как? Превратности судьбы. А с каких пор лечащие врачи ходят на похороны своих пациентов?

– Это особый случай. Для меня.

– Ты всегда была впечатлительной. – Андрей слегка улыбнулся. – Хотя, насколько я знаю, Дашкин папаша умел привязать к себе людей. Видимо, способность эту не утратил, даже потеряв память.

– А Дашка… Это…

– Да, – перебил Лизу Андрей. – Моя новая половинка.

– Значит, – заметила вполголоса Лиза, – слухи имеют под собой основания.

– Какие слухи?

– О том, что ты живёшь с женщиной, которая намного тебя старше.

– Так уж прямо и намного? – Андрей бросил на обочину наполовину выкуренную сигарету и сплюнул. – Ей тридцать восемь. Десять лет разницы – это не так уж и много.

– Извини, – смутилась Лиза. – Я не хотела тебя обидеть. Это не моё дело. А на поминки почему не поехал?

– Не люблю такие мероприятия. Меня на кладбище-то еле уговорили. Так чем же тебя так привязал Петрович? Баснями своими о приключениях?

– Просто хороший человек. И басни его, как ты выразился, тут не при чём. Хотя, все их слушали с удовольствием.

– Психи-то? – ехидно усмехнулся Андрей. – Не удивительно.

Та неприязнь, с которой он говорил об Алексее Петровиче, покоробила Лизу. Всё-таки хорошо, что она рассталась с Андреем. Было в нём что-то холодное, мертвящее её душу. Ей захотелось побыстрее закончить этот разговор, потребовать вернуть, наконец, ключ от её квартиры и навсегда распрощаться с этой ядовитой тенью из своего прошлого. И всё же напоследок хотелось как-то возразить, защитив и себя, и память о старике.

– А знаешь, – выпалила Лиза, – Алексей Петрович не только рассказывать умел. Он и писателем оказался великолепным. И даже книгу свою мне посвятил.

– Книгу? – На этот раз Андрей искренне удивился. – Какую ещё книгу?

– Он вёл в больнице дневник воспоминаний. А у нас художник ещё лежит. Так тот украшал его записи рисунками. И в итоге получилась такая вот книга. Перед смертью он подарил её мне. Вот такие у нас, как ты говоришь, психи. Поталантливей многих, кого люди считают адекватными.

– И что же в этой книге? – Андрей снова закурил. – Интересно хоть?

– Истории.

– О чём?

– О многом. Байки, в твоём понимании. И замечательные картинки.

– Горные пейзажи и карты странствий?

– И карты, и пейзажи, и люди, и животные…

– Дашь почитать?

– Размечтался. Тебе такое не зайдёт. Ты же не псих.

– Ладно. – Андрей нахмурился и остановился. – Я пошутил. В общем, рад был тебя повидать. Мне теперь по делам нужно отъехать. Тебя подвезти куда? Я на колёсах.

– Не надо. Пока. И да… Ключ мне, пожалуйста, верни от квартиры. Давно хотела тебе сказать.

– Да ты не беспокойся. Я его давно уже потерял. На старой хате, наверное, на съёмной. Но если переживаешь, смени замок – какие проблемы. Пока.

И Андрей, выйдя за ворота кладбища, повернул налево, где оставил свой новенький чёрный «Рено». А Лиза пошла направо, в сторону вокзала.

Неприятный осадок на душе от этой встречи преследовал её всю дорогу, пока она не добралась до перрона. Зачем она стала оправдываться перед этим кретином? Книгу ей посвятили – какая детская наивность с её стороны. Андрей, наверное, сейчас ржёт, чувствуя своё превосходство. У него богатая подруга, дорогущий автомобиль, и всё, видимо, в шоколаде. А она в стареньких каблукастых сапожках месит снежную кашу и требует какой-то ключ, о котором Андрей сто раз уже позабыл. Дура! Самая настоящая дура. Надеялась, что он специально тянет с ключом, оставляя за собой повод однажды вечером явиться к ней в гости. До сих пор ведь ревнует этого болвана неизвестно к чему и к кому и не хочет в этом признаться самой себе. А он даже не спросил, как у неё дела. Не удивился тому, что она работает в психушке, а значит, не пошла в аспирантуру, о которой мечтала. Она для него – пустое место, бесполезный отработанный материал. Скорее всего, он вообще заметил её раньше, когда они ещё стояли рядом с могилой. Заметил, но не захотел признаваться. Поэтому и не удивился, когда она его окликнула. Дура!

***

Когда Лиза, усталая и разбитая, к вечеру вернулась домой, её ждал ещё один неприятный сюрприз. Дверь квартиры оказалась незапертой. Сначала она подумала, что сама забыла её запереть, но, войдя в комнату, поняла, что дело обстоит намного хуже. Всё в комнате было перевёрнуто вверх дном: стулья лежали опрокинутыми, ящики шкафов и комодов выдвинуты и содержимое их раскидано по ковру. Даже книги с полок валялись все на полу. Первым делом Лиза бросилась к документам и деньгам, которые потихоньку скапливала на чёрный день. И те, и другие оказались на месте в целости и сохранности. Драгоценностей у неё вообще никогда не имелось. Что же искали тогда воры? Лиза в бессилии уселась на пол и, окидывая бардак беспомощным взглядом, пыталась найти здравый смысл в действиях домушников. Не было никакого смысла. Сберкнижку, с которой ещё вчера она перевела детям Алексея Петровича все те деньги, что они успели ей за три месяца переслать, тоже не тронули. Лиза осмотрела замок на двери – взлома заметно не было, открывали умело, словно родным ключом. Ничего не понятно. Хотела было позвонить соседке, узнать, не видела ли та каких-нибудь странных людей отирающимися возле их дома, но так и не решилась. Не сильно она была знакома с соседями, да и не хотелось лишний раз обращать на себя внимание, особенно сейчас. Кому же она вдруг стала интересна в этом безумном мире? Таких людей она не могла представить.

На кухне, слава богу, воры не тронули почти ничего. Лиза вскипятила чайник, налила большую кружку кофе и заревела. Потом достала сумочку, с которой ходила на работу, нашла в ней пачку сигарет, предназначенную для Папа?, и закурила. Последний раз курила она лет в девятнадцать, на втором курсе. Но в эту минуту давно позабытая привычка вдруг вспыхнула с новой силой, словно и не было тех лет, которые отделяли Лизу от славной студенческой поры. Лиза сделала затяжку и закашлялась. Посмотрела на пачку – «Ява» явская. Такие она обычно и курила раньше, не жалуя «Яву» фабрики «Дукат». Но вкус был отвратительный. Она затушила сигарету под струёй воды из-под крана и выбросила в ведро. Это теперь никак не поможет.

Допив кофе и доплакав до красных глаз, Лиза вернулась в комнату и стала собирать разбросанные вещи. Аккуратно сложила бельё в ящики, вернула в исходное положение стулья, сложила в один общий пакет все документы. И вдруг поняла, что кое-что всё же пропало – её красные кружевные трусики от «Петры», которые она купила три года назад, отстояв шесть часов в очереди в январскую стужу. Она и одевала-то их всего лишь один раз, в ночь на годовщину их с Андреем знакомства. Ну, это уж вообще ни в какие ворота не лезло. Воры пришли за её трусами? Она рассмеялась. Какая чушь! Может, просто сунула куда-то в другое место. Но нет – лифчик, который шёл в паре, лежал на своём месте, а трусики очевидно пропали. Кем бы ни были эти воры, но с фантазией у них явно проблемы.

Странным образом это обстоятельство подняло Лизе настроение. Она уже заканчивала ставить обратно на полки книги, когда в руках её оказалась «Последняя экспедиция» Алексея Петровича. Поднимая её за корешок, Лиза заметила, как из книги выпала фотография. Девушка подняла снимок и всмотрелась. Господи! Она глазам не могла поверить. С фотографии смотрела на неё она же сама, Лиза Замятина, только совсем молоденькая и в странной одежде, какой у неё никогда не могло быть. Карточка была старой, потрёпанной на краях, потрескавшаяся и пожелтевшая от времени. Но лицо легко можно было рассмотреть. Её лицо. Чуть раскосые глаза, высокие скулы – раньше люди всегда думали, что она какая-нибудь кореянка. Это досталось ей от отца, который, собственно, и сам не знал, в кого из своих предков пошёл такими азиатскими чертами. Для одного дня всё это было уже чересчур. Не могло быть Лизы на этом фото. Разгадку следовало искать в книге.

Девушка открыла страницы на последней главе, о которой ей говорил Алексей Петрович, и начала читать:

«Я ждал больше месяца, надеясь, что Ну Ну с отцом вот-вот постучатся в мою дверь. Но ничего не происходило. Я вернулся к работе на кафедре. Всё шло своим обычным чередом. За доставленные в институт образцы из Бирмы меня наградили премией. О пропавших напарниках по экспедиции тоже известий никаких не было. Несмотря на разлуку, образ Ну Ну не переставал терзать моё сердце. Супруга моя словно почувствовала это, всячески допытывалась, не разлюбил ли я её и не замыслил ли какую-нибудь пакость. Я чувствовал себя виноватым. Я любил её. Я любил нашего сына. А четыре месяца спустя, узнав, что у нас будет ещё один ребёнок, искренне был этому рад. Но то была совсем другая любовь – привычная, земная, уютная, не требующая никакого надрыва. Чувства мои к Ну Ну я видел иными. Она звучала в моей душе, как отголосок чего-то небесного, равного самому настоящему чуду. Но тревога за её судьбу становилась с каждым днём всё сильнее. Я начал читать газеты, надеясь найти там новости о последних событиях в далёкой Бирме. И однажды такая новость попалась мне на глаза: одной из враждебных и правительству, и коммунистам группировок были захвачены в плен и позже казнены отец и дочь из знатного бирманского рода, за головы которых ранее назначили большое вознаграждение. В новости не упомянули ни их имён, ни конкретных титулов. Но мне всё стало понятно.

Я уехал с чемоданом на свою старенькую дачу, сказав жене, что отправляюсь в командировку, и целую неделю проливал там горькие слёзы, вспоминая о своей погибшей в муках принцессе. И всё же я мог ошибаться. Новость могла оказаться совсем о другой семье, не имеющей никакого отношения к Ну Ну. Слабая, конечно, отговорка для того, чтобы продолжать верить. Однако это затаилось в моём сердце не гаснущим угольком.

Я достал из потайного отделения драгоценности Ну Ну, не зная, что теперь с ними делать. Документы можно было хранить и дома, но объяснить наличие этих сокровищ никаким образом невозможно. Я вертел их в руках и так и сяк, вспоминая принцессу и её танец в отблесках быстрого тропического заката. Память об этом нужно было спрятать в самой глубине своего сердца, а кольца и браслеты закопать в лесу, чтобы больше не таскать с собой в чемодане. И я схоронил их в надёжном месте.

Милая Лиза, эта глава написана мной исключительно для тебя. Только ты знаешь её содержание, если смогла, как я тебя и просил, дочитать до конца мою книгу. И ещё знает художник, потому что ему пришлось рисовать карту с точными координатами моего тайника. Ты, конечно, можешь мне не поверить и посчитать, что я под конец совершенно сошёл с ума. И всё же я надеюсь на твою интуицию, на твоё женское начало. На фотографии, которую я прилагаю, моя Ну Ну. Представляю, как ты удивилась, увидев её впервые. Понимаешь теперь, почему я так к тебе привязался? Вы с ней почти близнецы. Как только я увидел тебя в больнице, то будто воскрес. Память, до этого уже превратившаяся в решето, обрела прежнюю цельность. Всё ожило внутри меня – каждая деталь, каждая минута испытанного мной когда-то восторга. К счастью, ты оказалась, ко всему прочему, очень хорошим человеком. А это такая редкость – сочетание совести и красоты в нашем мире. Только не говори ни слова моим детям. Держись от них подальше. Они догадываются о существовании клада. В бреду я, видимо, часто о нём говорил, и они заподозрили, что это может быть правдой. Хоть и неправильно так говорить о своих детях, но они, к несчастью, выросли нехорошими людьми. Возможно, я уделял им слишком мало времени. Я не отрицаю своей вины. Я не могу доверить им самое ценное, что было в моей жизни. Бедная моя жена, наверное, проклинает меня на том свете за такие слова. Но слов из песни уже не выкинуть. Говорю как есть. Не браслеты, и не колечки я называю здесь самым ценным. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду. Но если любовь мою я могу унести с собой, то драгоценности пусть останутся здесь, на земле, но только в добрых руках достойного человека. Я завещаю их тебе, моя дорогая. Ты одна можешь справиться с этой ролью. Так уж решила судьба.

Съезди ко мне на дачу по адресу, разыщи по карте то место – и сама увидишь. Только будь осторожна. Если что-то в последний момент пойдёт не так… Впрочем… Это вряд ли, если ты будешь благоразумна. Сам клад закопан под живописной такой корягой. Её нельзя не заметить. Она ещё там, я проверял перед тем, как окончательно лишиться рассудка. У неё есть толстый острый сучок. Ни в коем случае не трогай его, не хватайся сильно рукой. Это опасно. Небольшая инженерная хитрость на случай непредвиденных обстоятельств.

На этом я, пожалуй, и закончу свои истории. Будь счастлива, Лиза, и хоть иногда добрым словом вспоминай старика. Мне же настало время отправляться к моей Ну Ну. Или… совсем превратиться в овощ. В любом случае мне придётся сказать прощай».

***

Лиза два дня ещё приходила в себя, то плача, то снова принимаясь читать воспоминания Алексея Петровича. На третий день она, наконец, взяла себя в руки. Прежде всего сменила замок на двери. Потом сходила в магазин, где купила садовую лопату и компас. Соседку так и не стала ни о чём спрашивать, хотя встретилась с ней у подъезда, возвращаясь с покупками, и проболтала минут десять ни о чём. Пришлось соврать насчёт лопаты, сказав, что собралась к родителям на дачу.

На пригородной электричке Лиза добралась до Подлесного. В резиновых сапогах, голубом дождевике и с рюкзаком за плечами она почти ничем не отличалась от других дачников, которые косяком повалили на свои освободившиеся из-под снега участки. Весна выдалась ранней. Солнышко припекало, лишь время от времени заслоняемое редкими тучами, которые непременно проливались мелким дождём на землю. Длинноносые грачи деловито копались в полях, изображая из себя агрономов; последние снегири и синички уже перекочевали за городские кварталы, готовясь на всё лето вернуться в лес, утратив яркое зимнее оперение и затерявшись в листве деревьев. Чавкала грязь под ногами, слышно было, как шипит тающий на обочинах снег. Ну разве можно было не улыбаться, наблюдая всё это? И Лиза улыбалась, хотя мысли её продолжали блуждать вокруг нерадостных последних событий. Неужели воры искали книгу Алексея Петровича? Эта мысль пришла ей в голову только сегодня утром, когда слесарь в очках, стянутых на затылке резинкой, внимательно разглядывал её старый замок.