Избранные. Гримдарк

Избранные. Гримдарк
Алексей Жарков

Перед вами сборник рассказов финалистов конкурса «Лимит удачи исчерпан». Всего в конкурсе приняли участие 58 авторов с 72 произведениями. В этот сборник вошли лучшие рассказы финала, отобранные Александром Дедовым, идеологом и вдохновителем жанра, редактором альманаха «Медианн».Сборник из 12 мрачных историй открывает его статья о том, что такое гримдарк и почему вам отчаянно необходимо как можно быстрее пройти через содержание этой книги. Книга содержит нецензурную брань.

Избранные

Гримдарк

Дизайнер обложки Алексей Жарков

Составитель Александр Дедов

© Алексей Жарков, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4498-9842-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мрачнее! Грязнее! Кровавее!

Гримдарк – жанр молодой. На текущий момент нет единого мнения о том, каковы его «родовые признаки». Позиция альманаха Mediann по данному вопросу – это «усреднённый плюрализм», лоскутное одеяло из различных трактовок.

Однако можно утверждать точно, что гримдарк – один из наиболее мрачных поджанров фантастической литературы. Лучше всего он раскрывает себя в декорациях средневекового фэнтези, мрачной фантастики (привет, Warhammer) и городского фэнтези. Так проще, приятнее и интереснее передавать атмосферу всеобщего упадка и безысходности.

Так каковы же «кирпичики» этого жанра? Давайте разбираться.

Суровый мир и его обитатели

Как уже говорилось многократно, гримдарковский мир – это мир победившего зла. То есть если сравнивать с классическим героическим фэнтези, здесь нет клишированного фактора борьбы светлых и тёмных сил; тёмные уже победили или их победа лишь вопрос времени.

Какими могут быть обитатели таких миров? Тут бы неплохо включить здравый смысл: принципиальные добряки и филантропы здесь не выживут; слабовольные нытики станут рабами, умрут от голода или примерят на себя роль пушечного мяса в бесконечных войнах. Добиваются успеха (ну, или хотя бы имеют сносный уровень жизни) лишь единицы, и это очень многогранные, хитрые и изворотливые личности.

Натуралистичность и правдоподобие

В гримдарке умирают. Часто. И смерть персонажей здесь не самоцель, а всего лишь способ подчеркнуть насколько мрачное и жестокое место посетил читатель.

Данный жанр крайне не рекомендуется брезгливым чистюлям и моралистам: герои истекают кровью, их раны гниют, переулки городов могут оказаться вонючей помойкой. Персонажам хочется есть, ими частенько овладевает похоть, иногда им нужно справить нужду или отковырять засохшую болячку; ничто не остаётся «за кадром».

В гримдарковских сеттингах насилуют и убивают без особой причины, а безумие и извращения уже никого не удивляют. Приготовьтесь к тому, что будет реально жёстко и вместе с тем правдоподобно.

Царство альтернативной морали

Любители классической фантастики и высокого фэнтези часто обвиняют гримдарк в отсутствии «внятных» персонажей. Дескать, а за каких парней тут нужно переживать, если все плохиши? Гримдарк как никакой другой жанр показывает относительность добра и зла.

Многие персонажи могут показаться кончеными ублюдками, но при этом порою совершать «правильные» поступки. А хороший парень, который понравился с первых страниц книги, может вдруг оказаться трусом и предателем.

Всё относительно, всё течёт и меняется. И это прекрасно!

P.S.

Чистая субъективщина, но мы считаем, что одним из важных элементов гримдарка является «обратный эскапизм». После мрака и ужасов, пережитых на страницах книги, приятно возвращаться в реальность. Собственные проблемы уже не кажется такими уж существенными. Отсюда проистекает «парадокс гримдарка»: литература вроде бы и мрачная, а всё же настраивает на позитивную волну.

    Александр Дедов

На орбите, под Боуи

Артем

Родина-мать вышвыривает нас прочь червями в консервной банке, пинает ракетным импульсом под жопу, провожает стрекотом глумливых радиопередач и замолкает, переключается на развлекательный канал, забывает.

Нам отказывают даже в сущей малости – в виде на прекрасную голубую планету. Не дают полюбоваться и на звезды – в тонких стенках тюремных капсул нет ни единого иллюминатора. Не заслужили.

Всю долгую дорогу мы жрем, испражняемся, разминаем дряблые мускулы в полной темноте. Ощупываем лица друг друга, чтобы убедиться – мы еще люди, мы еще живы, мы еще летим на этот чертов Марс.

Опасность подкрадывается к нам все ближе. Всплеск солнечной радиации – и заряженные частицы прошьют наш беззащитный корабль, поджарят пассажиров, подарят пару недель мучительной смерти.

– Ужасно, если сначала выпадут волосы, – думаю я однажды вслух, пугая сокамерников. – В невесомости они разлетятся повсюду, будут лезть в глаза и ноздри тем, кто еще жив.

Нет, заряженные частицы проходят стороной, белокурые засаленные волосы остаются на месте.

На орбите Марса капсулу трясет, маневровые двигатели выкашливают пару коротких импульсов, выводят корабль к контролируемому падению, иначе говоря – посадке. Мы не можем ни на что повлиять, только жадно смотрим на зеленые датчики – покраснеют или нет.

Мы знаем – каждая шестая капсула промахивается, и ее пассажиры кружат рядом с Красной планете вечно. Но нет, нам не приходится умирать от голода и жажды, царапать ногтями обшивку, думая о том, что холодный вакуум убивает милосерднее.

Земная техника вообще ненадежна: тормозные парашюты часто не раскрываются, глючат навигационные компьютеры – и путь длиной в миллионы километров заканчивается грудой металла на безжизненном песке. Нам везет и здесь. Датчики так и мигают зеленым, изредка сбиваясь на желтый.

Капсула выплевывает люк, обнажает наши тела, выставляет напоказ. Я открываю глаза навстречу незнакомому небу и тут закрываю – больно, нестерпимо больно. Меня хватают за плечо, вытаскивают наружу, выбрасывают.

Оглядываюсь – над наполовину распотрошенной капсулой туго натянута полупрозрачная ткань герметичного купола. Вдыхаю полной грудью – та же смесь кислорода и азота, что и на корабле, но совсем другая, не затхлая земная, а свежая марсианская. Мне даже нравится.

– Слушайте, – начинаю я. – Там в грузовом отсеке был мой чемоданчик. Готова поделиться припасами, если…

Меня перебивает смех – злой, каркающий, аритмичный. Бородатый мужчина с диковатыми глазами словно выблевывает легкие, грудь вздымается под тонкой тканью залатанного скафандра, шлем небрежно откинут, от зубов несет гнилью.

– Ты уже поделилась, спасибо, – кивает на двух таких же дикарей, перегружающих наши чемоданчики на тележку.

И разводит руками, ухмыляется, словно в сотый раз рассказывает один и тот же анекдот.

Закусываю губу, молчу. Вспоминаю, как весело стояла в одиночном пикете у парламента, как выводила жирным маркером смешные рифмованные строчки о борьбе за что? За что? Слово выскальзывает из головы, предает меня, оставляет одну и в слезах.

– Земля выкинула вас сюда умирать, – объясняет мужчина. – Вы свободны только потому, что в наши дни дешевле швырнуть человека на другую планету, чем десятилетиями поить и кормить в тюрьме. Вы живы только потому, что смертная казнь плохо вписывается в современный политический дискурс.

Мужчина умный, он знает слово «дискурс», и я смотрю на него новыми глазами. Может быть…

– Не оставляйте меня здесь одну, – говорю я и шмыгаю носом. Я приглаживаю спутавшиеся волосы, облизываю губы, выпрямляю спину. – Я полезная, правда. В школе училась хорошо, закон Ома даже знаю.

Но мужчина слишком умен, он не ведется на неуклюжее кокетство и попытку рационализировать – лишь смеется еще раз. Он хватает за подбородок, задирает мне голову, ощупывает пальцами зубы, заглядывает в глаза, приближается так близко, что я чувствую его теплое вонючее дыхание, и презрительно бросает:

– Ты не поняла. Тебе нечего предложить на обмен. Все под этим куполом – уже мое.