Избранные. Черная метка. Всё

– На район.

* * *

Райончик был ещё тот. Ветер гнал пыль и мусор по раздолбанному асфальту. Витька брёл по какой-то пародии на тротуар, то и дело перешагивая через каменюки и стараясь не провалиться в ямы. Во дворах убогих домов тусовались подозрительные личности.

– Раз цыган такой богатый, зачем он живёт в гадюшнике? – тихо спросил Витька.

– У него, паря, свои понятия. Нравится ему здесь, – бодро ответила старуха, даже не пытаясь прикидываться глухой. Со зрением у неё, как оказалось, тоже было всё нормально.

– Вон он. – Трясущийся старческий палец указал на большой из дом, стоявший среди кучки мелких. – Дом Цыгана.

В одном из дворов стояла толпа. Старуху с Витькой цыгане пока не замечали и что-то оживлённо обсуждали меж собой. Витьке очень не хотелось идти дальше. Ноги подкосились, и он был готов сесть на землю и замереть.

– Чо завис?! – бабка дёрнула его за руку. – Пошли к ним, скажешь: бабушка заболела. Лекарства требуются, наговорчики всякие. Глядишь, так и к Цыгану поближе подберёмся. Он наверняка дома, редко выходит. Боится, что убьют.

– Я тоже боюсь. – Витька сглотнул слюну.

– Не ссы. Бабушка рядом. – Она вновь рассмеялась трескучим безумным смехом. Некоторые из цыган повернулись к ним, присматриваясь. Деваться было некуда. Витька поковылял к ним.

– Здравствуйте, у меня бабушка заболела. Наговорчики нужны, зелья всякие, – залепетал Витька.

– Помираю, люди добрые. Помогите, – вторила ему старуха, согнувшись в две погибели.

– Бабулесы есть? – спросил из цыган, тощий и с неаккуратной бородой.

– Есть… наверно. – Витька поглядел на старуху.

– Есть, милок, есть. Только вылечите, – проскрипела та.

Тощий хмыкнул и жестом поманил их за собой.

Они долго шли кривыми улочками, обходя шаткие заборы, протискивались в узкие калитки. Шли, пока старуха не дёрнула Витьку за руку с особым остервенением и не утащила за угол.

– Бежим, паря!

Похоже, бабка неплохо разбиралась в устройстве цыганского городка, через несколько минут они находились у забора большого дома.

– Надо быстрее, – процедила она и толкнула Витьку в сторону ворот, запоры которых открылись сами, стоило бабке щёлкнуть пальцем.

– Ведьма, – прошептал Витька.

– А то, – улыбнулась старуха.

Они спрятались за неаккуратно подстриженным кустарником.

Цыган сидел посреди двора на каком-то подобии трона. Довольно щурившись, он потягивал коньяк из гранёного стакана. Весь двор был завален машинами – Рэнж-роверы, Мерседесы, Крузаки. Чего тут только не было. Трёхэтажный дом пестрил безвкусным великолепием. На вид он являлся чем-то средним между особняком, православным храмом и мечетью. У Витьки аж глаза заболели от блеска золота, которым был покрыт пузатый купол на крыше. Сам Цыган выглядел неважно. Во многом благодаря обрюзгшей роже, огромному животу и выпученным глазам.

– А что делать-то? – шёпотом спросил Витька.

– Я сама. А ты, паря, главное отвлекай его. – Старуха сделала несколько пассов свободной рукой. – Давай быстрее, я его холуев чуток заговорила, но скоро они очухаются. Оскорбляй его. Только не вздумай линять, без меня тебе отсюда не выбраться. – Бабка наконец-то освободила Витькину руку. – И помни: если зубом цыкнет, сразу бей себя руками по ушам и кричи «Ку!».

Оскорбить Цыгана было легко.

– Эй, ты, мудила! – крикнул Витька, высунувшись из кустов.

Тёмные буркала повернулись в его сторону, рот Цыгана начал медленно открываться, обнажив золотые зубы.

– Ку! – заорал Витька и изо всей силы хлопнул себя по ушам. Он так и не понял – цыкнул ли Цыган зубом или нет, потому, что тот достал пистолет и выстрелил Витьке в живот.

***

– Ну вот, так-то лучше, паря.

Лицо старухи проступило через пелену. Витька пошевелил руками, затем ногами. Всё тело было будто чужим, живот тянуло. Живот! Он уставился на своё вздымающееся пузо, затем поднял руки к глазам и с ужасом убедился, что пальцы стали тёмные и толстые, как сардельки.

– Эка тебя перекосило, хе-хе. Ничего, привыкнешь. Главное, сразу в зеркало не смотри, – сказала старуха. – Зато теперь ты богат. Только не забывай мне проценты каждый месяц отдавать.

– Что со мной?

– Богат, говорю ты теперь. Мечта твоя сбылась, придурок. А то, что Цыганом стал – мелочи жизни. На, выпей. Полегчает.

В тёмных глазах цыганского барона появились слёзы. Но через несколько секунд он привычно схватил стакан с коньяком, который ему протянула ведьма.

Шестнадцатый щенок оборотня

Владислав Кукреш

Сеня чувствовал себя не на своём месте с детства. Когда братья играли в лесах: ловили зайчиков и рвали их в куски, пожирая даже потроха и кости – он мечтал о другом. Нет, не выть на Луну, не быть частью стаи. Коллективный дух в нём отсутствовал, как и желание раздирать когтями горячую плоть. Он ценил одиночество, музыку Вивальди и вишнёвый компот.

Иногда маленький Сеня замирал перед зеркалом и проклинал судьбу: его тело – тюрьма. Отвращение вызывало всё: жёлтые зрачки, волосатая к шести годам грудь, грубые ладони. Внешне он выглядел здоровым, крепким оборотнёнком, но в душе повторял: я вампир.

Поначалу на странности своего шестнадцатого щенка Сергей и Люда Зверевы внимания не обращали – родители списывали их на возраст. Однако начальная школа усугубила «болезнь», чётче обозначила уход сына от традиционных ценностей своего племени.

Все до одного братья Сени посещали спортивные секции, качалку. Годам к тринадцати они зачастили в ночные клубы, где едва ли ни каждую ночь снимали охочих до грубой любви девиц. Сколько раз молодые звали непутёвого Сеню с собой на групповуху! Тщетно. Он презирал культ тела, похотливых женщин и дешёвую выпивку.

Первый тревожный звонок звякнул, когда младший записался в литературный кружок, куда ходили только дети людей и вампиров. Никто в роду Зверевых не сочинял стихов, не писал рассказов и не читал книг, если того не требовали учителя и палка отца. Сеня стал первым.

На литературных вечерах юный оборотень, окружённый поэтами-кровососами, постепенно перенимал у них жесты, манеру себя держать и говорить: холодно, без эмоций. Стал меньше бывать на солнце, а каждую перемену брился в уборной, чтобы скрыть выдававшую зверя щетину.

После школы Сеня поступил на ночное отделение филфака. Его группа сплошь состояла из вампиров. Только в их среде он находил друзей, чувствовал себя, как дома. Там же мечтал найти настоящую любовь. Плотоядные сверстницы из числа оборотней, утратившие невинность годам к десяти, его не волновали, да их на филфаке и не было. Хотелось чего-то чистого, непорочного.

Подруги у него имелись, но держали дистанцию. Сеня знал почему: потому, что видели в нём дикое животное. Пусть он носит костюм с бабочкой, читает наизусть Пушкина, а когда пьёт чай аристократично оттопыривает мизинец – всё равно зверь. Густая поросль на внешней стороне мизинца – яркое тому подтверждение. Такому до настоящего вампира, как до Луны. А ведь именно к вампирской красоте тянуло девушек, которых Сеня хотел узнать получше.

Когда он твёрдо решил лечь под нож – его отговаривали всем кланом. Срываясь на лай, сквозь горькие слёзы, с родными Сеня порвал. Не мог он больше так жить. Не мог каждую неделю депилировать тело. На воск у него развилась аллергия: кожа зудела, её покрывали водянистые прыщи.

Врачи сочли клиента психически здоровым и исполнили его давнюю мечту. Первым делом будущего вампира с ног до головы облучили – убрали волосы. Затем родные зубы заменили на искусственные с двумя крупными клыками под верхней губой. В самом конце пристроили за носоглоткой вырезанный из гениталий центр наслаждения: чтобы подобно чистокровному вампиру получать сексуальное наслаждение за едой – во время укуса.

Операция того стоила. С нарисованными бровями, да в хорошем парике выглядел Сеня, как настоящий вампир. Девушки филфака вешались на него гроздьями. Но стеснительный по природе он продолжал поиски той самой, единственной.