Седьмой круг рисуем собственной рукой

Сосредоточено тыча пальцем, набивает: «Скучаю. Люблю. У меня все ОК. Как вы?»

Касанием пальца он отправил СМС адресату.

Не дождавшись ответа, Ликин сунул мобильник в карман и включил телевизор, предварительно вооружившись пультом.

Завывая и потрясая павлиньими перьями, по сцене скакал любитель престарелых дам.

Максим Геннадиевич поспешно нажал на кнопку прокрутки каналов. На экране появился серый фон, заполненный мерцанием статических помех.

И снова концерт.

Всего один рабочий канал? Разве в наше время так бывает?

– Это какая-то жесть, – вздохнул Максим Геннадиевич. Выключив телевизор, он забросил пульт в верхний ящик прикроватной тумбочки.

Пиликнул мобильный телефон, оповестив и пришедшем сообщении.

Максим Геннадиевич поспешно схватил аппарат и открыл пришедшую СМСку. Едва скользнув взглядом, не сдержал вздох разочарования. Это не от жены, а информация оператора о подключении бесплатной, на целых десять дней, услуги с мелодией, которую он и злейшему врагу не пожелал бы слушать. Нужно не забыть отписаться от "щедрого" подарка, а то будет денежку со счета сосать, словно ненасытный кровосос.

Почему из дома нет вестей? Может он в очередной раз забыл пополнить счет жене? Такое уже было, но ведь не специально… да и не помнит он, чтобы в последнее время звучала такая просьба.

Набрав вызов, терпеливо прослушал гудки до того момента, как их оборвал оператор, указав на конечность механического терпения.

Чем заняться?

Максим Геннадиевич прошелся по комнате, заглянул во все шкафы. Отыскав тонкую брошюру с тесненным золотом крестом и названием «Знакомство с Библией для чайников», достал ее. Чего только не придумают в угоду потребителю. Такое впечатление, что обыкновенную художественную литературу люди перестали читать.

Открыв наугад, прочел первую попавшуюся на глаза цитату: «Каждому да воздастся за грехи его».

Иллюстрация на второй странице разворота сделала мысль однобокой. Болезненно тощего грешника рвали на части полуптицы-полуженщины с лицами безумных валькирий и ногтями, больше похожими на клинки Росомахи. Куда там милым горгульям у входа в отель.

Максим Геннадиевич не был верующим человекам, но изображение вызвало какую-то смутную тревогу, и это разозлило.

Захлопнув брошюру, он вернул ее на место. Пускай пылится в тумбочке до следующего скучающего командировочного.

Включив телевизор, Максим Геннадиевич с первых же звуков понял глупость затеи – концерт продолжался. Все те же на манеже. Клик, экран погас, и пульт вернулся на место.

Нужно было взять в киоске у железнодорожного полустанка что-нибудь почитать. Или, на худой конец, кроссворды.

Вздохнув, мужчина взял мобильный телефон.

Черный экран ожил при первом прикосновении. Не звонят и не пишут. Не стоит волноваться, всему есть разумное объяснение, но нервам не прикажешь. Они звенели и вибрировали, отзываясь на дурные мысли, проникавшие в голову. И как раньше обходились телеграммами и письмами? Не электронными, а теми, которые на бумаге, да еще и в собственноручно подписанном конверте. И горьковатый привкус клея на языке, вместе с чувством удовлетворения от проделанной работы. Конверт падал в почтовый ящик, и начиналось ожидание. Несколько дней задержки с ответом даже особого беспокойства не вызывали, не то что сейчас не поднятая сразу же трубка.

Встрепенувшись, Максим Геннадиевич с удивлением посмотрел на окно. За ним темно. Как и в номере. Он и не заметил, как пронесся вечер и наступила ночь.

Он задремал? Странно!

Взгляд на телефон, по-прежнему лежащий на ладони. 21.54. В остальном без изменений. Ни ответа, ни привета.

И звонить уже как-то поздно. Танюшка всегда укладывала дочь не позже девяти. Так уж ее приучили с детства. Преемственность поколений в действии.

Словно запертый в клетке зверь, Максим Геннадиевич описал по комнате круг. Второй. Замер у окна, попытался рассмотреть хотя бы какие-то признаки жизни ночного города. Ничего. Сплошная темень, лишь мотылек неистово бился о стекло, просясь внутрь, к свету лампы.

Скучно и тоскливо. Разные тревожные мысли лезли в голову. Почему не звонят, не отвечают? Может случилась беда? Нельзя даже думать о такой вероятности – не стоит ее накликать.

Отгоняя страхи, он заметался по комнате, из угла в угол.

Задев что-то, растерянно остановился у стены.

– Это что за ерунда?

Преломляющийся свет искажал контуры, но сомнений не было. Из стены торчала человеческая рука. Вернее, муляж кисти и предплечья сантиметров на десять-двенадцать.

– Это такая вешалка?

Никто естественно не ответил – он в номере один.

Как он ее раньше не замечал?

Подсвечивая мобильным телефоном, Ликин изучил находку.

Рука совсем как настоявшая. Бороздки на ладони, волоски на предплечье, заусеницы и ободки грязи под ногтями.

Осторожно прикоснулся.

Кожа прохладная, как и положено муляжу.

И тут пальцы руки стремительно сжались, едва не поймав его в ловушку.

Максим Геннадиевич от испуга дернулся, запнувшись, упал на зад. Боль пронзила позвоночник. От потрясения он вытаращил глаза и шлепал губами, беззвучно распахивая рот.

Сердце колотилось так, словно желало обрести новый дом, а не эту клетку из ребер и кожи.

Отодвинувшись, он попятился к кровати, затем вскочил на ноги и бросился к двери.

Щелкнул замок, язычок послушно покинул паз.

За дверью царил абсолютный мрак. Хотя бы какой-то дежурный свет на ночь должны были оставить? Прошлой ночью коридор был ярко освещен, это он помнил отчетливо.

Подсвечивая фонариком мобильного телефона, Максим Геннадиевич попытался сориентироваться. Но без освещения коридор превратился в зловещий тоннель, наполненный шелестом тараканьих лапок и клацаньем чьих-то маленьких зубов. Его обуял страх, совсем не свойственный взрослому человеку, трезво смотрящему на мир.

Захлопнув дверь, он запер замок на два оборота и вернулся к кровати.

Всему есть разумное объяснение. Нужно успокоиться, а через некоторое время он, несомненно, посмеется над надуманными страхами.

Стараясь не смотреть на торчащую из стены руку, лениво жестикулирующую, Ликин сел на кровать и нырнул под одеяло. Мазок пальцем по экрану, и фонарик погас. Номер погрузился в темноту. Максим Геннадиевич закрыл глаза и сосредоточился на мыслях о жене, о дочке. Но полностью абстрагироваться не получилось, страх то и дело вклинивался в поток раздумий, сбивал в сторону паники.

Слушая громкий стук собственного сердца, он провалился в сон.